Брат

                Норе Ясеневой посвящается


Они были такие разные, что на работе их постоянно путали.   И думали, что Олег из наборного. А в наборном трудился Андрей, Олег же помощником заместителя редактора. Тот недавно был в Сочи – так странно видеть в середине марта загорелого человека.
Если долго нюхать типографскую краску, становится кисло во рту. Курили три раза: перед началом рабочего дня, после обеда, и возле проходной, перед тем, как идти на автобус.
Три остановки до метро «Бауманская». Приятно смотреть на лица – кто-то устал, но усталость коснулась лишь тела, глаза (не зеркало, а сама душа!) живые, вдумчиво-сосредоточенные: каким будет вечер? Кто-то, стараясь не мешать, не теснить, умело свернул газету, оставив себе лишь полосу для чтения – мир со мной, в моих чутких пальцах. Девушки смотрят в окно… Им кажется, что так кажется остальным. Но Олег видел, что девушки любуются собой. А там, за движущимся зеркалом Москва. Войны не будет долго.
И пожилой человек с седыми усами. Всегда сидит перед кассой. Всегда! Видимо, садится на кольце. Что там? Похож на учителя географии – в школе у Андрея Ефим Яковлевич носил такие же печальные усы. Школа Андрея закончилась год назад. Нравилась Света Егорова.
Пальцы уже не отмываются, сине-черные и блестящие, словно он их отморозил: четвертая стадия. Мама уже смирилась, но белье гладить не разрешает, только мыть полы или чистить картошку. И лук – она от него плачет. Татьяна Ларина и Евгений Онегин.
- Как ты думаешь, успеем?
Вопрос относился к Олегу. По поводу юбилейного издания для «Школьной библиотеки» - в этом году Пушкин, в прошлом Демьян Бедный.
- Не сомневаюсь.
Это ложь. Но дружеская ложь ложью не является. Дружба – это верное плечо. Андрей и Олег дружат. Олег сомневался, что успеют.
Последнее время он стал беспокойным. То ли самому захотелось что-нибудь написать, то ли химические процессы в теле. Тело – не что иное, как химический процесс. Включая или минуя усталость после работы. Смотря где? Литейный цех, дорожники, проводники в поездах дальнего следования. Хотите за границу? Допустим, в Варшаву.
Работа Олега (в наборном не он, а Андрей) не утомляла. Ему нравилось, как девушки себя разглядывают. Бросая отраженные взгляды и на него. Иногда. Чаще на Андрея. Высокий, темнобровый, румяный. Но печень! Уже реагирует – запах краски, погрузка, разгрузка, дома стирка.
Дома у Олега мама, дед, горшок с геранью и книги. И чувство, что еще не привык. К новому дому. Прекрасно: 12 этажей, лифт, во дворе футбольная площадка, из окна вид. Вид – это не то, что ты видишь, а то, что воспринимаешь. «Ты» - это вообще, им можешь оказаться и ты. Переехали в мае. А чего-то не хватает. Или чересчур. В себе, в телесных процессах – не все же есть и спать? Если куришь три раза в день – можно не бросать. Дед воевал, видел маршала Захарова. Но издали.
Поэтому, лучше писать. Олег решил о Халтурине. Степане Николаевиче. Что чувствовал, когда взрывал. О чем думал, когда их с Желваковым поймали в Одессе. Николаем Алексеевичем. Как дрожали руки, но голос оставался твердым. Лучше писать.
- А что ты знаешь о Халтурине?
Спросил вдруг Олег, вместе с Андреем вливаясь в общий поток (ручей, реку, паводок?), текущий ко входу «Бауманской». Или написать о Баумане…
- У меня дома книжка о нем есть.
- Принеси в понедельник!
- Конечно. Еще есть о Седове.
Эскалатор - время молчания. Время слуха – под ногами мощно дышит техника, внизу свистят поезда, людской беззаботный смех. Как лепестки яблонь ветренной весной – несет, несет, несет… Радость нужно заслужить.
Вагон – место скорости. Три минуты, и ты уже далеко. От автобусной остановки, девушки в платке, мужчины с газетой. Кассы, в которой кончились билеты, а люди все кидали пятаки. А что делать? Не получить, а заплатить. Через двенадцать минут очень далеко. Через двадцать одну минуту Олегу нужно выходить.
Крепкое пожатие с подлой мыслью «а вдруг испачкаюсь об отмороженные пальцы Андрея?» Или – а вдруг ему больно? Пальцы-то отморожены. Человек не властен над мыслями. Но он властен над последствиями. Властвовать и хозяйничать. 
Ветер… Как в степи. С той разницей, что без песка, колких обломанных веточек саксаула, кусочков засохшего помета. Птичьего.
И дождик. Уже не мокрый снег, как было вчера, а дождик. Предвестник скорой весны. И новый квартал вдали, веселые минуты быстрого шага, завтра воскресенье. Окна горят так, что дом Олега похож на кроссворд – успокоительное средство, шесть букв.
Подойти к подъезду, постоять. Полюбоваться домашним вечерним уютом снаружи. И выкурить еще одну. Ради выходного – всю ночь можно слушать «Юность» или писать о Халтурине. Лишь бы не думать о девушках. Под струями душа, вытираясь, расчесывая волосы, промокая. Кто, они или Олег – «промокая»?
- Вот так встреча!
О чудо – Андрей! Расстались недавно, а он уже другой. Будто год миновал.
- Как ты сюда попал? – глаза удивленные, но радостно блестящие.
-  Живу. Вот в этом корпусе.
- Ты?
- Я. С мамой и дедом. Он маршала Жукова видел.
- А я без деда. С мамой и сестрой. Вот в корпусе в том.
- Надо же! А ездим разными маршрутами.
- А знаешь, приходи ко мне завтра утром. Я тебе книжку о Халтурине дам. Только не поздно. Но и не рано. Видишь окна на седьмом этаже. Мои. Рядом комната сестры. Мамина на ту сторону.
Что значит, «та сторона»?
Ночь прошла тревожно. Тихо, люди спят, ветер стих, витрина погасла, а тебе не спится. Ты борешься с мыслями, порожденными химическими процессами в теле. Толстой мясо есть не рекомендовал. Спокойнее, чище, проще. Властвовать над мыслями. А им – мыслям – хозяйничать. Сложнее.
Чай без сахара, хлеб без масла, холодная вода ополоснуть ноги. Не помогает! И не поможет.
Утром Олег мыл пол и ходил в магазин. За картошкой и солью. Дед любит соль.
А в одиннадцать он звонил в дверь квартиры Андрея. Триста тридцать два. Удивительно легкие для памяти. Три, три и три без единицы. Звонок бодрый – открывайте, гости пришли!
Открыла девушка. Думал, Андрей или мама. Открыла девушка. Лет двадцати.
Олег смутился:
- Здравствуйте, я к Андрею.
- Олег?
- Да.
- А меня Олей зовут.
- Очень приятно.
- Андрей ушел. Ждал, а потом убежал. На секцию. А это долго. Хотите чаю?
- А…
- Мамы тоже нет. Она к знакомой уехала. Она, - девушка смутилась, как будто не уберегла, проглядела, -  то есть, знакомая, простудилась. Чаю хотите?
Олег вошел.
Вот оно как! То есть, вешалка, тапки Андрея, коридор. С закрытыми дверями – комнат Андрея, мамы, уборной. Ванна нараспашку -  влажный теплый запах чистого тела. Не моя рук, на кухню: календарь на стене – Герман Титов. Самодельный лесной абажур на потолке – плетеное из еловых веточек гнездо кверху дном. Как шапка – волосы у Оли темно-каштановые, густые, стриженые. Глаза тоже темные, чуть влажные. Как волосы после ванной. Но от волнения. Олег волновался, ему казалось, волнуется и Оля. Оля поставила чайник – на розовом его боку Цветик-семицветик. Так хотелось. Из семи желаний одно обязательно будет полезным.
На столе (сахарница в горошек, тарелочка с недоеденным пряником, лимон на блюдце и новый номер «Огонька» с новым Р-Р-Робертом Р-Р-Р-Рождественским. На его странице. С ним. За окном двор с новой высоты.
Чай крепкий, пахучий, требующий уважения.
Оля в халатике. Как обычно по воскресеньям мама. Но Оля в халатике - не мама. Мамин халат прячет то, что полагается скрывать. От мужчин. Дед – мужчина. А он, Олег?
Формально, еще нет. Нет! Но хочет, ждет, страдает. Стать мужчиной – не техникум закончить. И не бороду отпустить. Куда? И не книжку написать. И не пальцы испачкать.
Краской. Если нюхать, сойдешь с ума.
- Почему вы не пьете, Олег?
Халатик Оли открывает, а не прячет. Обещает.
- Вам Андрей что-то обещал?
- Книжку.
Куда деть глаза? Куда?!
- А я люблю музыку слушать. И встаю поздно. А еще у меня рыбки. Две. Хотите взглянуть?
- Я?
- Конечно вы! Кто же еще?
Во рту сухо. Ладони вспотели.
И подмышки.
И шея…
- Видите?
Кровать не убрана, шторы полузадернуты, за ними на подоконнике шипит потерявший волну приемник. Книжная полка, круглые часы – мамы и Андрея долго не будет. Шкаф, зеркало. Висит и отражает. Двоит, обманывает, провоцирует.
Аквариум под лампочкой – песочек, две рыбки, травка, пузырьки воздуха, поступающие из надутой черной груши.
- Почему вы так дышите? Вам жарко? - Оля ослабила поясок халатика.
- Мне…
И Олег…
Вариант «А».
Выбежал из комнаты.
От «греха».
Оделся и быстро ушел. Вечером себя проклинал. Робость. Ненасилие. Упущенный шанс. Надеясь, что…
Вариант «Бэ».
Набросился на Олю.
Став, мужчиной неформально. Удивившись ее опытности. Повторив… Вечером гулял по Москве. Улыбался, курил. Уголек сигареты прожег рукав пальто.
В понедельник узнал, что это (Оленька) такой подарок-шутка Андрея. Не знал, как быть с ними…
Вариант «Вэ»
Набросился на Олю. Оделся, быстро ушел. Вечером гулял по Москве, проклиная себя за слабость. Ее боготворя. Олю.
Через месяц узнал, что Оля беременна. Сделал предложение, получил отказ. От Андрея по морде. Крепкий синим кулаком.  Теперь вместе не курят. Как долго может длиться «теперь»?
Вариант «Гэ».
Рассматривается в шестой «Юности» 1973 года. Пора курить.