Тырлей

Герка усмотрел Иваныча в окно. Тот сидел в палисаднике у завалинки, на обрезке чурбака. Он медленно, с сознанием дела сворачивал цыгарку и посматривал по сторонам, ища себе собеседника. Герка также увидел, как вышел из соседнего дома Геннадий, закрывая на ключ за собой дверь. Геннадий сделал несколько шагов к дороге и остановился. Он посмотрел сначала в одну сторону переулка, потом в другую, раздумывая в какую сторону пойти. И, увидев соседа, поигрывая ключом, направился к нему. Иваныч тоже узрел Геннадия и, прикуривая, терпеливо ждал, когда тот заметит его. Герка наблюдал, как они поздоровались и Геннадий присел на корточках рядом с Иванычем. Геркина жена мельком наблюдала за ним и готовилась что-то сказать. Заметив, что Герка, который очень любил поговорить и пообщаться, тоже собирается выйти к мужикам, произнесла:
- Давай, брось все дела и иди. Только не забудь, тебе ещё пылесосить, за водой в родник съездить и к внучатам сходить.
- Ладно, успею. Дай хоть выйду с мужиками поздороваюсь, – отмахнулся Герка от жены.
- Конечно, ладно. А я тут вкалывай, – сказала жена Герке, который намеревался уйти из дома.
Герка, пропустив проезжавший по дороге автомобиль, направился к мужикам. Подходя к ним, он услышал слова Геннадия:
- Видишь, Иваныч, и Герку выпустили на прогулку.
- Иди-ка Георгий, иди, я тебя сигарой угощу. Внук из Индии привёз. А, может, вам по стопочке налить? Сын спирту хорошего прислал, а я настойку сделал, – предложил Иваныч, здороваясь.
- Спасибо, Иваныч, не  пью, не курю и по бабам не хожу, – ответил Герка, машинально оглядываясь на свой дом.
  - Жены боишься, – подковырнул Геннадий.
- Не боюсь, а уважаю, – смеясь, ответил Герка.
- Тут какой-то мужик, смотрю незнакомый к тебе заходил? Откуда? Не Сурский вроде, – спросил Иваныч Герку.
- Это вот недавно што-ли? Так это со Слободы. Поэт местный Пётр. И знаете, он мне про мужика одного рассказал, Тырлеем зовут, – ответил Герка.
- Так это у него имя, што ли, такое? - вновь спросил Иваныч.
- Анатолий у него имя, наверно, – сказал Геннадий. – А его, чай, Тырлеем прозвали.
- Вот ведь, народ-то у нас какой. И кто только придумал слово такое, – удивлённо сказал Иваныч.
- Да, его Анатолием зовут, а это у него прозвище Тырлей. Я сначала всё тоже удивлялся, слово-то не пойму какое. А оказалось, оно русское, вятское, от слова тырлыга. Вроде бы как гуляка, шатун. Вот тебе и Тырлей, – выдал со значительным видом Герка.
- А ты откуда это узнал, что тырлыга это шатун, гуляка? – спросил Геннадий.
- Откуда. Всё оттуда. Из интернета. Сын нашёл, – пояснил Герка.
- Ну и где этот шатун-гуляка живёт, в Слободе што ли? – спросил Иваныч уже с некоторым любопытством.
- Нет, на Грязной, у него дом там, ну в посёлке Гагарина. Там за Сурой на Барыше, – ответил Герка.
- Так там нет, наверное, ничево уж. А раньше-то ведь в начале картонная, а потом мебельная фабрика была,– сказал Геннадий.
Герка любил удариться в историю.  И он начал рассказывать о деревне, которая когда-то называлась Грязной, и не только о ней. Хотя сам видел её лишь с крыльца дедушкиного дома в селе Барышская Слобода. Вернее видел там, за Сурой, в лесу, большую трубу. А в деревне Грязная никогда сам не был. Но когда-то где-то вычитал, что места эти принадлежали графу Георгию Рибопьеру, французу. Который был очень знаменит. Ещё в молодости граф был хорошим фехтовальщиком. Хорошо бегал, плавал и был неплохим альпинистом. При своем невысоком росте он был сильно развит физически. По легенде, к 15 годам он победил всех борцов – чемпионов, выступавших в балаганах.  Но особенно он любил верховую езду, потом всё это ему пригодилось на военной службе. Воевал он с турками. Считался героем войны. Однажды турки окружили графа и хотели взять в плен, начался рукопашный бой. Но враги не смогли его одолеть. Физически он был очень силён,  и когда его лошадь поднялась на ноги, граф раскидал врага и, вскочив на лошадь ускакал. За мужество Рибопьер был награжден орденом святой Анны и другими наградами. Получил чин ротмистра.
- Откуда ты, Георгий, всё это выкопал? -  с большим удивлением спросил Иваныч.
- Оттуда. Из книжек, – деловито ответил Герка. – А вот ещё.
И Герка рассказал, как Рибопьер основал в Санкт-Петербурге атлетическое общество. Как по его предложению там стали заниматься французской борьбой. А ещё, он организовал секции по гиревому спорту, боксу, стрельбе и фехтованию. Он же предложил проводить в  России чемпионаты по тяжелой атлетике.
- Ну а сам-то он гири-то поднимал? – спросил Геннадий.
- Вот пишут, что он однажды взял с пола двухпудовую гирю. Держал ее на ладони, и затем трижды вытягивал руку горизонтально перед собой, – ответил Герка Геннадию.
- Ну а он, знаменитый твой граф, хоть раз был в своей деревне Грязной? – спросил Иваныч.
- Нет, Иваныч, ни разу не был. А зачем ему? Его имением управлял Александр Гаген. Дом у него на улице Совесткой остался здесь. В нём сейчас третий садик. А именье самого графа ты тоже знаешь, было там, где была сельхозтехника, – объяснил Герка.
- Ну, а бумажную фабрику кто же построил?  Рибопьер или Гаген? – спросил Геннадий.
- Гаген, конечно. Тот, по-видимому, рассудил, что посреди леса самое место для бумажной фабрики. В то время в России с бумагой плохо было, а в Поволжье ей вообще никто не занимался.  А дело-то было выгодное. Здесь был отличный лес. Рядом с фабрикой на Грязной сделали запруду – вот и все, что нужно для бумажной фабрики. Прудишко какой-то там и сейчас остался, – сказал Герка
- А долго, што ли, он ей управлял? – спросил Иваныч.
- Ещё до революции начал и в советское время тоже. Лет тридцать или больше, чай, как я читал. Вначале-то картон делали да обёрточную бумагу. А потом при советской власти писчую бумагу хорошего качества. Вот тебе и Грязная, – сказал Герка.
- Я помню, бывал в тех местах. Только там уж мебельная фабрика в то время была. И, помнится, делали там оглобли, сани, мебель березовую гнутую, стулья, кресла, табуретки, парты, конторки. Так что ты, Георгий, в школе-то за партой с Грязной фабрики сидел, – уверенно сказал Иваныч.
- А я помню, Иваныч, она горела ведь.  Всё подчистую тогда, – сказал Геннадий.
- Да. Но потом её опять восстановили, чтобы народ-то занять и, видишь, даже электричество провели. Это я всё помню. Но всё равно всё там погибло, – сказал Иваныч.
- А как Гагарин в космос слетал, её переименовали, не Грязная, а посёлок Гагарина стал, – сказал Геннадий. – А видишь, и Гагарин разбился, и фабрика, и посёлок рухнули. 
На улицу вышла Геркина жена. Для вида она стряхивала какую-то тряпку и громко сказала, чтобы слышал Герка:
- Ты про дела не забыл?
- Чо, Георгий, начальник вышел? Влетит тебе, пожалуй, – сделал вывод Иваныч.
- Ты нам про Тырлея-то хоть досказал бы, – попросил Геннадий.
- Сейчас доскажу. Успею, – заверил мужиков Георгий.
И Георгий начал рассказывать об этом человеке, который заинтересовал его собеседников. Он поведал о том, что Анатолий родился в Барышской Слободе. Там закончил восемь классов и уехал с матерью на Грязную. Мать работала там медсестрой в медпункте.
- Ну он чо, на фабрике работал, што ли? – спросил Иваныч.
- Вот насчёт этого я не знаю, – ответил Герка. – А вот что он плотничать начал и стал неплохим плотником, об этом мне рассказывали. 
- А семья-то у него была? – спросил Геннадий.
- А как же, говорят, была. Двое детей от первой жены. И вообще у него там какая-то интересная история. Вроде бы он со сродником, потом жёнами поменялся, чуть ли не с братом.
- Да-а! Вот это Тырлей! – удивился Иваныч. – Жук натуральный выходит.
- Его в то время Тырлеем-то, похоже, ещё и не звали. Это уж потом. Вином он начал баловать. После того, как жена со сродником ему изменила. Как потом в Слободе говорили, запойный стал. В общем, запоями пить начал.  Ну и какая тут семья. И, как говорят жопа об жопу, и сродники врозь. Но что интересно, читать любил: фантастику там разную, детективы и прочее. И поговорить с ним можно было на многие темы свободно. Работать тоже умел и любил.
- Чо же жёны-то, бросили ево што ли? – не поняв, поинтересовался Геннадий.
- Все от него разбежались. С матерью, говорили, стал жить. А потом и ту схоронил. И остался один. К этому времени и фабрики не стало.  Народ из посёлка разлетелся. А ведь большой посёлок был. Вот тогда Анатолий и стал мыкаться по разным местам. На Соловьёвске вроде у одного мужика в работниках был. Там где-то ещё в других местах. К женщинам пытался пристроиться. Ну, а если водку сильнее всех любишь, тут уж, пожалуй, нет. Из её лап трудно вырваться, – философски высказался Герка. – Но если займёт денег, обязательно отдаст или отработает.
- Вот, видно, когда он мытарить-то начал, ево Тырлеем и прозвали, – сделал вывод Геннадий.
- Да, я вам забыл, сказать его кто Терлеем, а ещё Теллером называл, но больше Тырлеем, – вспомнив сказал Герка.
- Ну и потом куда он, этот Терлей-Теллер? – спросил Иваныч. – А Теллер-то што такое?
- Теллер это в Америке физик какой-то был. Бомбу водородную там у них делал, где-то я читал, – ответил Герка. – А Тырлей так побегает, покружится и опять к себе домой на Грязную. Природу говорят, сильно любил. Рыбак был заядлый, к нему мужики туда многие ездили. Порыбачат, а потом загуляют вместе с ним. Грибы любил собирать. Вот Пётр что ко мне приходил, поэт-то, он с ним частенько по грибным местам ходил. Говорит, Тырлей по лесу как по своему огороду ходил.
- Чо же, он там, конешно, как медведь всему лесу хозяин, ходи да ходи, – высказался Геннадий. – А потом к себе в берлогу.
- Да вначале там пять семей жило, а потом Тырлей один остался, – продолжил Герка. – Книжки читал, телевизор смотрел, пока его в окно не выкинул. 
- Чо, по пьянки, што-ли? – спросил Иваныч.
- Нет, рассказывают, по трезвому, – ответил Герка.
- Чем же он ему так насолил? – спросил Геннадий.
- Кому-то рассказывал, што включил, а там этот мужик с большой родинкой на лысине, и всё время ля-ля-ля-ля-ля. Учит, как жить надо. Я говорит, плюну на экран и из избы ко двору. Посмотрю, как родная деревня перестроилась, и по-волчьи завыть мне захочется. Одна кирпичная труба, что осталась от фабрики, его, говорят, успокаивала. Посмотрит он на неё, и говорит "Мы с тобой, будем стоять до последнего".  А потом как-то включил, а там опять ля-ля, и он его в окно.
- Ну, а потом уж точно как в берлоге, – сказал Геннадий.
- У него вроде ещё приемник был, так он его, сказали, тоже выкинул и часы какие-то. Как только стали по приёмнику говорить: «Всему своё время!» Он его вслед за телевизором и отправил, –  сказал Герка. – Совсем забыл вам сказать, хвастался дипломом. Говорил, строил где-то что-то учёным каким-то, выпивал с ними, ну вот они диплом ему и подарили. В общем вернее образование получил.
- И чем дело кончилось? – спросил Иваныч.
- Чем. Продал он свой дом, – сказал Герка.
- Да кому он там нужен? – удивился Геннадий. – Туда, чай, ни на чём не доберёшься. Моста через Суру нет.
- Бизнесмен один, крутой чуть ли не на вертолёте туда на охоту и рыбалку летает из города, – поведал Герка. – Вот такие, времена теперь. Труба одна без Тырлея осталась.
- Ну а Тырлей-то, Тырлей? – с нетерпение спросил Иваныч.
- Тырлей принёс деньги на благоустройство погоста, а через две недели кончал. Замёрз, што-ли он, как-то, и чуть ли не с бутылкой в руках, – сказал Герка.