Вдоль Мтквари Куры по ее течению ч. 1

  Если помните, то мы с вами недавно совершили путушествие по маршруту бывшего трамвая №№ 10 от бывшей Колхозной площади до завода "Мион" в конце Дигоми, т.е. двигаясь вдоль Куры, но против ее течения.
Сейчас я предлагаю поплыть

Вдоль  Мтквари  (Куры)  по  ее  течению

     Так  уж  случилось,  что  хотя  я  родился,  вырос  и  большую  часть  своей  жизни  прожил  в  Тбилиси,  вытянувшемуся  по  обеим  берегам  ;;;;;;;  (Куры),  рассекающей  его  на  право-  и  левобережную  части,  я  так  ни  разу  и  не  окунал  руки  в  ее  воду. 
     Да  и  где  это  было  возможно  в  черте  города? 
     Разве  что  в  «начале»  его,  в  районе  Дигоми,  или  в  «конце» — Поничала,  где  река  еще  не  схвачена  бетоном  набережных, но  зато  берег   ее  или  такой  крутой,  что  рискованно  спускаться, или  заросший  кустарником  так,  что  не  продраться. 
По  крайней  мере,  так  было  раньше,  когда  мне  это   еще   могло  прийти  в  голову.  Кстати,  сейчас  мне кажется,  что  я  не  только  не  пускал  кораблики,  а даже  никогда  ничего  и  не  бросал  в  реку,  наблюдая, как  брошенный  мной  предмет  подхватит и  унесет  течение.
     Очевидно,  это  было  потому,  что  жили  мы  не  так  уж  близко  от  Мтквари; добираться  до  нее  надо  было  через  центральные  улицы,  да  и  не  было  такой  детской  компании,  которая  сбегала  бы  «на  речку».
     Сейчас,  в  своих  воспоминаниях,  я,  проехав  против  ее  течения уже  исчезнувшим  трамвайным  маршрутом  № 10,  оказался  в  районе  Дигоми,  где  Кура  вступает  в  черту  города, — современной  столицы  страны,  пройдя  незадолго  до  этого  через  старую  столицу, — Мцхета,   
« ... где,  сливаяся,  шумят,
     Обнявшись,  будто  две  сестры,
     Струи  Арагвы  и  Куры,
               («Мцыри», М.Лермонтов),
и  прокрутив  турбины  Закавказской гидроэлектростанции,  длительное  время  бывшей  первой и  единственной  в  регионе,  да  и  сейчас имеющей  большое  энергетическое   значение.
      Думаю,  поступлю  логично,  если  вернусь  обратно  уже  по  течению  реки,  на  виртуальном  (как  ныне  говорят) плоту,  поглядывая  по  сторонам,  проплывая  под  городскими  мостами  и  предаваясь  воспоминаниям.

     Вообще-то,  надо  бы  сказать,  что  чуть  выше  по  течению, на  самом  въезде  в  город , есть   «новый  мост» (им. Георгия  Миндели — крупного  инженера-строителя, внесшего  большой  вклад  в  градостроительство),  который,  соединив  Дигомский  массив  с  Глданским  и  Надзаладевским  районами  города,  с  их  большими  жилыми  массивами,  значительно  разгрузил  транспортную  нагрузку  на  центральные  улицы  города.  Особо  о  нем  говорить  и  вспоминать   нечего,  так  что  не  будем  отвлекаться.
      После  Дигомского  моста,  о  котором  я  уже  рассказывал, по  левому  берегу  тянутся  жилые  кварталы района  Дидубе  и  территория  бывшей  Выставки  Достижений  Народного  Хозяйства  с  ее  парком, полдюжиной  павильонов   и  большим  бассейном.  Сюда  мы  студентами  не  раз  сбегали  смотреть  старые  фильмы  в  кинотеатре  повторного  показа  «Космос».
Здесь  же  мы  в  69  или 70-ом  году увидели  потрясающую  даже  по  сегодняшним  представлениям  американскую  выставку  дизайна  (тогда  это  было  новое  для  слуха  слово)   и  бытового  интерьера. 
     В  павильонах  были  «построены»  2-х, 3-х  и  более  комнатные  квартиры  с кухнями, нашпигованными  разными  холодильниками  и  морозильниками, комбайнами,  такой  столовой  и  кухонной  посудой,  что  глаз  невозможно  было  оторвать;  прихожими  со  шкафами  и  зеркалами;  туалетами  и  ванными,  со  всякими  биде  и  душевыми  кабинками; а  уж  об  убранстве  спален  и  гостиных,  детских  комнат  и  кабинетов — вообще  лучше  не  вспоминать. 
     И  везде — масса   прекрасных  украшений,  картин  и  фотографий,  в  том  числе — в  стиле  тогдашнего  модерна.  Говорят,  что  обратно  они  увезли  не  все.  Интересно,  кому  и  как  «что-то»  досталось!
     Между  прочим,  в  этом  достаточно  тенистом  и  чрезвычайно  чистом  и  ухоженном  парке  вырастут  оба  наших   ребенка,  а  потом  на    территории  парковки  машин  буду  учить  их  первым  навыкам  вождения  на  нашем  «Запорожце». Надо  сказать — успешно. По  крайней  мере,  когда  я  сломал  лодыжку,  Гоги  (тогда  у  него  еще  не  было  прав)  возил  меня  в  травматологию  и  обратно.

     По  правому  берегу  тянется  район  Сабуртало  (от  «;;;;;»- «бурти» - мяч;  место,  где  гоняли  мяч).  Вряд  ли  кто-то  предполагал,  что  район  так  разрастется  и  город  настолько  протянется  и  в  эту  сторону.  Берег  здесь  крутой,  поэтому  набережную   и  дороги  прорезали  в  холмах.  Потом  начали  встраивать  новые  корпуса  Министерства  автомобильной  промышленности,  Институтов  Бактериофага,  Физиологии,  жилые  многоэтажки.
       Кстати,  здание   министерства,  очень  оригинальной  конструкции  даже  с  сегодняшней  точки  зрения  (за  что, говорят,  авторы  получили  международную  премию),  удачно  вписали  в  рельеф.
      А   тбилисский  Институт  Бактериофага  был  основан  еще  в 1923 г.  микробиологом  Георгием  Элиава  и  первооткрывателем  бактериофагов Феликсом  Д’Эреллом, и  должен  был  (по  их  задумке)  стать  Всемирным  Центром  по  бактериофагии. Они  успели  разработать  и  создать   большую  и  бесценную  коллекцию  бактериофагов  и  первые  отечественные  препараты  на  этой  основе.
     К  сожалению, в  30-х годах  Элиава  был  расстрелян  как  «враг  народа»,  после  чего  из  страны  уехал  и  Д’Эрелл. 
Но  как  бы  там  ни  было,  работу  продолжили  их  последователи. 
Были  разработаны  и произведены  не  имеющие  в  мире  аналогов  лекарственные  препараты  для  профилактики и  лечения  инфекционных  заболеваний,  а  сам  Институт  считается   мировым  лидером  в  этой  области.

     Никак  не  менее  известен  и  расположенный  рядом   Институт  Физиологии, которым  со  дня  его  основания  до  глубокой  старости руководил  основоположник  физиологической  школы  в  Грузии  Академик  многих  академий  мира  Иван  Соломонович  Бериташвили,   уделявший  особое  внимание   изучению  мозга,  памяти, поведению  животных. Вместе  с  канадским  нейрофизиологом  Г. Джаспером  и Г. Гасто  основал  международную  организацию  по  исследованию  мозга  (International Brain Research Organization, IBRO, 1960). 
     Кажется, это  было  в  1970  году,  когда  я  еще  студентом  работал    дежурантом  кардиомониторного  наблюдения  в  инфарктном  отделе   Института  терапии  Грузии,  к  нам  привезли  Ивана  Соломоновича.
     Ему  было  уж  под  90  лет.  Кажется,  за  весь  многомесячный  период  его  пребывания  в  больнице  я  так  и  не  услышал  его  голоса — такой  он  был  тихий,  спокойный  и  чрезвычайно  скромный  человек.  Зато  его  супруга  была  женщиной  строгой  и  чрезвычайно  требовательной,  и, думаю,  не  без  ее  «подачи»,  вскоре  вестибюль  в  крыле  второго  этажа,  расположенного  над  мониторным  кабинетом,  был  перегорожен  и  переоборудован  в  две  смежные  комнатки — в  одной  (куда  были  проведены  кабели  от  кардиомонитора),  лежал  больной,  а  в  другой — располагалась  его  супруга.
     Во  время  дежурств,  мне  не  раз  приходилось  заходить  к  ним  в  самое  разное  время  для  того,  чтобы  закрепить  датчики, и  до  сих  пор  у  меня  перед  глазами  стоит  сцена,  когда  утром  Иван  Соломонович  лежит  с  руками,  уложенными  на  груди,  маленький,  сухонький,  весь  такой  благостный,  действительно — «божий  одуванчик»,  а  жена  (она была  русская,  и,  говорят,  пела  когда-то  в  оперетте),  напевая  ему  романсы,  или  арии,  расчесывает  его  знаменитую  белую  бородку. 
     Даже  во  время  пребывания  в  клинике,  как  только  прошел  острый  период  инфаркта,  академик  возобновил  работу,  и  я  помню,  что  многие  его  сотрудники  боялись  не  столько  замечаний  и  поправок  руководителя,  сколько  того  нагоняя,  который  они  получали  потом  от  супруги. Скончался  И. С.  в  возрасте  90  лет  почти  в  свой  день рождения (с   учетом  разницы   в  стилях  календарей).

     Кстати,  в  этом  же  возрасте  скончался  и  его  ученик,  а  затем  и  преемник  не  только  в  научных  вопросах,  но  и  в  руководстве  тбилисским  Институтом, — Михаил  Хананашвили,  которого  в  нашей  семье  знали  под  тем  именем,  которым  его  называли  в  студенческие  годы, — Роланди. Он  был  не  только  однокурсником  моего  отца,  но  они  были  даже  одного  дня  рождения  (правда,  папа  был  на  четыре  года  старше  Роланда. На  те  четыре  года,  которые  он  был  на  войне).
     Еще  в  студенческие  годы  Роланди  работал   в  научном  кружке  под  руководством  Бериташвили, а  после  окончания  мединститута поступил  в  аспирантуру  в  Ленинградский   Институт  экспериментальной  медицины, где,  еще  не  успев  закончить  аспирантуру,  возглавил  именно  тот  Физиологический  отдел,  которым  заведовал  когда-то  сам  Иван  Петрович  Павлов.
     (Кстати, среди  его  многочисленных  советских  и  иностранных  наград,  академических  и  почетных  званий  есть Золотой знак отличия Международной  академии  наук  за выдающиеся  успехи  в  науке  и  Золотая  медаль  им.  И.П. Павлова  за совокупность  фундаментальных  работ  в области физиологии  и  патологии  высшей  нервной  деятельности).
     Помню,  как  во  время  нашего  с  папой  пребывания  в  Ленинграде,  он  пригласил  нас  домой  и  мы  никак  не  могли  найти  свободного  места,  чтобы  «приткнуться»,—везде   были  разложены  бумаги,  папки — Роланди  тогда  работал  над  какой-то  крупной  монографией. Тогда-то,  читая  обложки  его  трудов,  я  и обнаружил,  что  его  зовут  Михаил  Михайлович! 
      Так  вот,  в  ту  нашу  встречу  не  обошлось,  конечно,  без  их  воспоминаний.  Как  и  нам  (а  я  тогда  был  еще  студентом),  им  тоже  приходилось  мотаться  по  всему  городу  из  клиники  в  клинику. 
      С  транспортом  тогда  было  еще  труднее  (в  1947-51 годах),  так  что  иногда  они  просили  водителей  попутных  грузовиков  подбросить  их. Разумеется,  те  соглашались  за  определенную  плату,  но  зачастую  у  студентов  не  было  чем  расплатиться  и  они  попросту  соскакивали  с  кузова  и,  поблагодарив  устно,  убегали.
      Однажды,  они  уже  собирались  так  выскочить  у  строящегося  учебного  корпуса,  но  обнаружили, что  самосвал,  на  котором  они  приехали,  стоит   среди  огромной  лужи.  Водитель,  оказавшийся,  видимо,   уже  опытным,  поняв,  что  ему  и  на  этот  раз  не  будут  платить,  включил  подъемный  механизм  кузова  и  «сгрузил»  всю  веселую  компанию  в  грязь.
     Сейчас  они  хохотали, вспомнив,  как  их  товарищ, Гизо  Васадзе (будущий  патофизиолог,  профессор  и  зам.  Директора  Института  хирургии  Грузии,  внесший  большой  вклад  в  изучение  механизмов  развития  травматического  шока),  единственный,  у  которого  были  ручные  часы, с  криками  «;;;;;! ;;;;;!» ("Саати!Саати!"«Часы!») безуспешно  пытался  выбраться  из-под   кучи  тел,  держа  руку  поднятой  вверх,  чтобы  они  не  намокли. А  каково  было  им  тогда, измазанным  грязью?

    Тут  же,  вблизи  зданий  этих  институтов  со  временем  начали  встраивать  в  склоны  холма  еще  и  многоэтажные  жилые  корпуса.
     На  последнем  (кажется,  на 9-м)  этаже  одного  из  них  жил  друг  сына — Иракли.
     Вот  про  кого  можно  сказать, что, рано  осиротевший, он,  несмотря  на  все трудности,  в  том  числе  и  бытовые,  своими  способностями  и  неожиданно  оказавшимся  сильным  характером,  проложил  себе  дорогу  и  «создал  себя».
     Сейчас  же  я  хочу  вспомнить  один  период  из  его  жизни,  относящийся  к  98-му  году,  когда  склон  холма,  на  котором  были  построены  многоэтажки,  не  выдержал  нагрузки  и  начал  оползать.  В  доме  появились  трещины,  лифт  не  работал,  возникла  опасность  обрушения  здания,  так  что  Иракли  перебрался  жить  к  нам.
     В  то  время  наши  дети  уже  учились  и  жили  в  Германии,  я  (после  смерти  отца)   тот  год  жил  и работал  в  Туапсе,  так  что  Иракли  никого  не  стеснял.  Наоборот,  моей  жене  Нине  было  не  одиноко  и  стало  о  ком  заботиться.
Надо  сказать,  что  юноша  окончил  французское  отделение  иняза  и  настолько  прекрасно  владел  языком,  что  его  рекомендовали  синхронным  переводчиком,  и  это,  несомненно, выручило  его  в  те  финансово  тяжелые  90-е  годы  общей  безработицы  и  разрухи.
     Так  вот,  однажды,  после  возвращения  из  очередной  поездки,  в  которой  сопровождал  группу  французских  специалистов,  он  рассказал  Нине,  что  они  обратили  внимание  на  то,  что  в  Грузии  много  виноградных  улиток,  а  в  пруду  Ботанического  сада  обнаружили  очень  симпатично  крупную  породу  лягушек.  В  общем,  деликатесы  на  каждом  шагу!  И  Иракли  загорелся  идеей  собрать  улиток,  притащить  к  нам,  поместить  их  в  ванну  дня  на  три,  чтобы  они  «очистились»,  и  приготовить  «французский  стол». 
     Можете  себе  представить  Нину?!
     Мне  бы  хотелось  всё  же сказать,  что  через  какое-то  не  такое  уж  и  длительное  время,  Иракли  удалось  продать  свою  квартиру  и  уехать  в  Париж.  Там  поступить  в  Сорбоннский  университет, окончить  его,  а  затем  и  жениться  на  очень  симпатичной  миниатюрной,  естественно,  Франсуазе.  Она — юрист.  Теперь  у  них  своя  юридическая  контора,  и  они  могут  позволить  себе  поездки  по  разным  странам  и  континентам,  где  он  делает  прекрасные, прямо  профессиональные  фотографии,  которые  пару  раз  уже  демонстрировались  на  парижских  выставках. (Добавлю,  что  пару  снимков  он  присылал  и  в  наши  Фотодни).

     Приблизительно  на  том  же  уровне,  за  гребнем  холма,  располагается  и  школа,  где  директором  была  моя  теща,  и  куда  ходили  наши  дети  (и  Иракли).
Если  прикинуть,  то  она  расположена  почти  напротив  нашего  дома,  но  на  противоположном  берегу  реки.
     Пока  не  был  построен  мост  им. Вахушти  Багратиони  (грузинского царевича, историка и географа, жившего в XVII-XVIII в.в.), к  которому  мы  подплываем,   реку   можно   было  пересечь   или  в  вагончике  канатной  дороги,  перекинутой  с  берега  на  берег,  или  (потому,  что   канатка  чаще  простаивала)  делать  большой  крюк  через  Вокзальную  улицу  и  площадь  Героев (с  пересадкой  на  подходящий  автобус  или  троллейбус).
     Интересно,  что  при  строительстве  этого  моста,  существенно  сократившего  дорогу  между  двумя  частями  города, применялись неразрезные  балки, состоящие  из  блоков  заводского  изготовления, соединение  которых  (впервые в Тбилиси)  осуществлялось  с  помощью эпоксидного клея. 
     Вот   если  бы  по  этому  новому  мосту  да  пустить  нормальный  городской  транспорт, — насколько  облегчилась  бы  наша  судьба,  когда  мы  водили  детей  в  школу!  А  в  то  время  ходил  только  один  автобус-полуэкспресс,  который  останавливался  не  на  всех  остановках,  да  к  тому  же  был  уже  так  набит,  что  впихнуться  в  него  с  детьми  было  не  всегда  возможно.
     В  теплое  время  года  (да  еще  если  было достаточное  количество  свободного  времени),  можно  было  и  прогуляться  из  школы  домой,  спускаясь  по  крутому  спуску  к  мосту,  но  вот  в  плохую  погоду,  когда  слякотный  ветер  пронизывает  тебя  насквозь  на  довольно  длинном  мосту,  подниматься  по  этому  дугообразному  затяжному  подъему  не было  никакого  удовольствия.  Но  что  поделаешь,  был  и  такой  период  у  моих  детей…
     Еще  я  помню,  что  когда  я  уже  ездил  на  «Запорожце»,  я  всегда  на  этом  спуске  выключал  скорость  и   скатывался  «накатом»  чуть  ли  не  до  первого  светофора  после  моста!
     Кстати,  движение  транспорта  на  дидубийской  стороне  было  довольно  затрудненным,  потому  что  здесь, между  рекой  и  улицей  Элиава,  располагается  огромный  базар, где  торгуют  всем,  чем  придется, — начиная  с  зелени   и  продуктов  и  кончая  автомобильными  запчастями,  аккумуляторами,  хозяйственными  вещами,  всем,  что необходимо  для  ремонта, кирпичами,  цементом,  песком, сантехникой, скобяными  изделиями, электротоварами,  керосинками…  Раньше  весь  город  приезжал  сюда,  а  около  моста   и  прямо  вдоль  дороги,  стояла  масса  людей  с  транспарантами «маляр», «сантехник»», «кафельщик»,  и  люди  чуть  ли  не  бросались  под  колеса,  если  какая-то  машина  слегка  притормаживала…
     Тут  же, на  самой  улице  Элиава,  дугообразно  стоит  длинный,  многоподъездный  и  многоэтажный   дом,  где  в  маленькой  однокомнатной  квартире  с  микроскопической  кухней  жила  моя  тёща, Магда  Фёдоровна, — известный   своей  честностью  и  независимым  характером  директор  школы, «Заслуженный  учитель»,  носитель  и  преподаватель  немецкого  языка,  которая,  уйдя  на  «персональную»  (повышенную!)  пенсию,  вынуждена  была  подрабатывать  частными  уроками,  и  каждый  раз  с  приближением  сентября  волновалась — будут  ли  у  нее  ученики.

(фото из интернета)