Поединок

 Мне было важно сразиться с ним. Победа меня не интересовала. Равно как и проигрыш. Я просто знал, что иного выхода у меня нет. Я знал свои шансы, но я их не рассчитывал. Я не думал, что может случиться. Я думал только о том, что должно случиться. Не случилось.
 Я шел по знаменательному городу – моему городу. Так я считал. Я так считал, не из-за того что он принадлежал мне, этот город не мог принадлежать никому, а потому что я принадлежал ему. Он воспитал меня, он говорил со мной, он знал меня намного лучше, чем я его. Я не помню его улиц, но в этом и нет нужды – я уверен, улицы помнят меня. Не из-за великих свершений, их я никогда и не делал, а из-за дружбы. Я дружил с этим городом, хотя и не понимал его. Скорее, этот город дружил со мной, а не я с ним.
 Я шел и думал, что эти улицы запомнят то, как я иду. А вот я не запомню. Я не запомню того шепота, который преследовал меня по всему моему пути, ведь я к нему не прислушивался. Такое часто бывало – я бросал город. Город не бросал меня никогда. Я так думаю.
 Я увидел интересующий меня дом. Дом, на окраине. Он не был пограничником всего того, что я запомнил в столице моей жизни. Наверное. Сквер, который стоял напротив этого старого, покрытого лесами дома, был чахлый, но какой-то по-особенному светлый. Я подумал, как было бы хорошо, будь тут дремучий лес. Такой же светлый, дремучий лес.
 Я не хочу подходить к этому дому. Но я подойду. Мне не стоило стучаться, я и не стучался. Он вышел – красивый, светлый. Он был блондин. Он  и есть блондин. А вот я был шатен.
 Я произносил красивые фразы, смысл которых не понимал. Нет, конечно, понимал, но все же считал их формальностью – зачем их произносить? Все и так ясно. Начался поединок. Честно, мне стыдно.
Ведь я вам лгу – невозможно назвать поединком избиение младенца. Он умел владеть мечом, но не как я. Я не думал об этом. Я рассчитывал на то, что он будет жульничать. Он не стал. Он проигрывал честно и бесповоротно, я выигрывал с грустью и безропотством. Он горел, в нем был страх, который он подавлял так усердно и гневно, что я верил – он бесстрашный. Мне стало жаль убивать его. Но я думал, что иного выхода нет. Выход нашелся.
 Она. Она проткнула меня копьем очень удачно, прямо в сердце. Она пылала больше него, он был в смятении. Он не хотел меня убивать, он был заложником моего обвинения. Она была в ярости и любви, да любви, однозначно. Я уверен, повтори мы поединок, она сделала бы тоже самое не раскаиваясь, хотя в тайне ей тоже очень жаль. Нам всем жаль, но мы делаем то, что мы делаем.
 Я умер. Вернее, я умру, на момент написания, и умер на момент прочтения. Жалко ли? Да, конечно. По крайней мере, мне. Я хотел бы еще пожить, но я сам избрал этот путь. Я нарушил закон, нарушил свои обеты, сам того не зная. Они, конечно, тоже того не знали. В особенности, она. Она нарушила свои обеты, предала свет и подверглась любви. Что же, я не виню её. Она поступила так, как считала нужным. Она должна получить кару, но она её не заслуживает. Я прошу, сделайте исключение. Виноват – я, вы знаете почему. Теперь и я знаю.
 Я человек света, сражавшийся за свет. Я напал на того, кого считал истинным мраком, но на того, кто в действительности мраком не является. По крайней мере, пока. Поздно просить прощения, но я прошу. Прошу простить меня и прошу простить этих детей – в сути своей, они и есть дети. Какие бы поступки мы не совершали, наша личность берет свои глубинные черты. Чтобы ребенок не сделал, он сделал это от отличных побуждений, чем взрослый. Я был взрослый, поступивший как ребенок. Наказан я был, по всей видимости, соответствующе.
 На месте светлого леса вырос такой же светлый, но непролазный лес. Он густой, он такой, каким я его представлял. В его центре стоит дуб, удивительно похожий на ангела, с павшим воином в руках. Надеюсь, получилось как Средневековая статуя. Я прощаюсь, но теперь вы знаете, где я. По крайней мере, то, что от меня осталось.
 Надеюсь, мой друг не обидится, за отнятый у него сквер.