Конец Кобальта

               

   В октябре спецподразделения «Кобальт» расформировывают. Приказано всем явиться в Кабул с вещами – командировка закончилась. Это известие вызвало у кобальтеров противоположные чувства: радость и огорчение одновременно. Первое потому, что закончились трудности, а второе – сознание еще не готово было воспринять внезапное окончание срока, рассчитанное на более длительное время. Ваханов решил не испытывать больше судьбу и уехать домой.

   Снова в Кабуле встретились три толстяка - земляка: Кострюков, Ваханов, Хайрутдинов и худой Ксенофонтов. У Еремея настроение было чемоданное. Природа столицы Афгана импонировала ему. Деревья, как бы прощаясь, сбрасывали пожелтевшие листья и они, кружась маленькими вертолетиками, грустно падали под ноги отъезжающим. Кабул выше уровня моря, поэтому в октябре уже заметно прохладнее, Ваханов даже замерз после Лагманских субтропиков. Климат Кабула чем-то был похож на пензенский. Как весточка близкой Родины, откуда-то появилась настоящая сорока, Еремей в восторге даже махнул ей рукой, как старому знакомому. Ведь птицы тоже один из ингредиентов ностальгии. Ему даже показалось, что он уже дома, оглянулся, но оказавшийся сзади дом Амина, бывшего правителя Афганистана, мрачным, холодным молчанием вернул его к действительности.

   В представительстве МВД Еремей, сдавая отчет, ходил по отделам и зашел к начальнику отдела кадров. Услышав фамилию, тот сказал:

   - Вот он какой Ваханов, все о нем говорят.

   - Что обо мне говорят?- с недоумением спросил Еремей.

   - Да нет, говорили в хорошем смысле, - успокоил кадровик, - а

   у тебя есть желание продолжить службу в Афганистане?

   - Нет, я уже принял решение уехать в Союз.

   - Тогда подождем, что скажет комиссия – пробурчал он. Ваханов ушел к землякам и большую часть дня они ходили по столичным дуканам. На одной из улиц походили по персидским коврам, расстеленным прямо на дороге. Странно видеть, как по этим кра-сивым изделиям ходят люди и ездят машины. Но что не сделаешь ради бизнеса, ведь от этого ковры приобретают старинный вид. На рынке за восточную старину выкладывают больше денег и хитрые афганцы приспособились.
 
   Около одного из дуканов Ваханов встретил неожиданно своего давнего знакомого Зацепина, с которым прилетели в Кабул и не виделись с тех пор. Встрече обрадовались, как радуются однополчане, которых однажды разъединила война. У каждого было что рассказать, но мало было времени, поэтому ограничились несколькими фразами.

   - Меня назначили старшим советником провинции Саманган, - сообщил новость Зацепин.

   - Поздравляю!

   - А ты пойдешь ко мне работать? - внезапно спросил он.

   - Да, я фактически уже отказался, - покачал головой Еремей, - домой поеду.

   - Ну, это я беру на себя, не возражаешь? Еремей подумал: «а, почему бы не дослужить положенный срок, если оставят. Да и провинция Саманган, недалеко от границы с Советским Союзом, и по бытовым условиям не сравнить с Лагманом».

   - В принципе, не возражаю, но надо съездить в отпуск.

На этом они расстались.

   После обхода торговых лавок пензенцы собрались на проводы земляка Ксенофонтова, которого отправляют на родину. Хотели сфотографироваться, но упустили момент - не было сил встать вертикально – все ползали. Хорошо «посидели», жаль фотографии не получились. «Пьяный делает много такого, - говорил еще в античном периоде мудрец Сенека, - от чего, протрезвев, краснеет». Люди часто говорят: «Был на свадьбе или вечеринке, напился, ничего не помню». Это действительно так, а происходит потому, что при сильном возлиянии, пьяного покидает душа человеческая и становится он обыкновенным животным, с присущими ему инстинктами и пороками. Они выходят на свободу и ничем не сдерживаются: у спеси-вого растет чванство, у жестокого – свирепость, у завистливого – злоба. Любое излишество чревато проблемами, потому во всем должна быть соизмеримость. Тогда и снимок на память остался бы.
 
   Вскоре Ваханова вызвали в Представительство и сообщили решение о нецелесообразности отправлять его раньше срока в СССР. Предложили до отпуска остаться пока в той же провинции Лагман в качестве советника двух отделов: специального отдела и отдела уголовного розыска, а после – выбирать любую «легкую» по климатическим и бытовым условиям провинцию. Лагман, в этом смысле, считалась плохой провинцией. Еремей дал согласие.

   - После отпуска можем перевести в Кабул - снисходительно заметил кадровик.

   - Нет, здесь я не хочу, а в провинцию Саманган поеду.

   В то время в провинциях бытовало мнение, что в центральном аппарате Кабула, работали люди сильно уступающие в человеческих качествах периферийникам.

   Советник в Афганистане ценился высоко. Он являлся единственным представителем своего ведомства в провинции. Первый руководитель Представительства МВД СССР в ДРА генерал Цыганник Н.Е. так характеризовал статус советника: «Прежде всего, я преклоняюсь перед выдержкой и мужеством советников в провинциях. Они постоянно находились под напряжением от опасности бандитского налета и враждебного отношения части местных жителей». И надо учесть, что радио и телефонная связь в то время отсутствовала. Старший партийный советник, генерал Ляшенко, даже назвал весь советнический аппарат вторым органом власти Афганистана. Если же поразмышлять на эту тему, то аппарат мог бы вполне занять первую ступеньку, поскольку ни один вопрос без согласования с мушаверами не решался. Каждому советнику полагался переводчик.

   Как бы там ни было сказано, но для Ваханова мало что изменилось: чуть прибавили к зарплате и добавили к отделу борьбы с бандитизмом еще отдел уголовного розыска.

   Пока комиссия выбраковывала «кобальтеров», в столице активизировались враги народной власти. Сбили над Кабулом большой вертолет МИ-6, как бы предупреждая тех, кто хочет продолжить службу здесь. Через несколько дней ИЛ-76, прибывший из СССР, при посадке постигла та же участь. Погиб весь экипаж и сопровождающие груз. Книги, которые они везли, раскидало по всему Кабулу. Все вооруженные силы и службы столицы были немедленно задействованы в грандиозной зачистке города.