История огородного пугала

      Есть на земле место, куда не ступала нога человека. Ни пройти туда, ни проехать, птице не долететь. Зовётся то место Край Непуганых Монстров. Царствует там Великий монстр Страшко Тыквоголовый. Голова его тыквой эдакой вперед-назад вытянута, глаза красные раскаленными углями горят, длинный нос на семерых рос, сосиской болтается, червяком извивается.
      Сидит тот царь на горшке, как на троне, молоко бешеной козы попивает, плевками комаров на лету сшибает, да женою своею Монстряной  Чудоюдовной любуется. Была она у него первой красоткой среди видимых и невидимых. Лицо круглое и плоское, как сковорода без ручки жиром подгорелым сияет. Глазищи выпучены – ни дать ни взять пузыри рыбьи, вот-вот лопнут. Верхняя губа на нижнюю налегает, острые зубки прикрывает. Походочке монстряновой любая монструха позавидует, идёт, как плывет: правая нога пишет, левая рисует. А запоёт так: «А-а-а!», даже у глухого от рождения уши наизнанку  выворачиваются.
      Всё  бы ничего бы, да вот не было у них детей, не было, да и всё, хоть ты тресни. Значит, и трон царский передать по наследству некому.
      Сидит Страшко на горшке, кряхтит и приговаривает:
      – Случись чудо, случись чудо.
      Но горшок не гнездо с яйцами. Сколько ни кудахтай, а наследники не вылупятся.
      Тут на запах муха зелёная прилетела.
      – Вж-ж, вж-ж, про монструшку-лягушку забыл. Вж-ж, про монструшку лягушку забыл.
      Вспомнил Страшко, что живёт где-то на самой окраине старушонка одна. Колдует, гадает, дуракам умные головы пришивает.
      – А ну, поди сюда, – позвал он монстрёнка-пострелёнка. – Одна нога здесь, другая там, сгоняй-ка за этой старушенцией!
      – А у меня всего пол ноги, – возразил пострелёнок.
      – Беги-беги, она тебе ещё одну ногу присобачит, две будет.
      – Хи-хи, – ехидно хихикнул монстрёнок, – считать не умеешь, а ещё царь. Полторы ноги будет.
      – Брысь, тварь кошачья полупоросячья! – рассердился Страшко и хотел отвесить ему подзатыльник, но пострелёнок был уже далеко.
      Не прошло и полгода, и  старушонка-лягушонка пришлёпала в разных – один левый, другой правый – тапочках на босу лапку, пыхтит, отдувается, споро за дело принимается. Три раза квакнула, в окна-двери постучала, по углам поплевала.


      Не успела земля вокруг себя обернуться, как у царствующих монстров родилась дочь. Назвали её Пугалочка. Пока мала была, ничем от других детей не отличалась, монстрёнок как монстрёнок, а когда подросла, красотою мать затмила. Перестали монстры на Страшкову жену засматриваться, на её дочь теперь глаза пялят. Не понравилось это  Монстряне, ох как не понравилось. Была она первая красавица, а теперь лишь вторая.
      И возненавидела она дочь свою, от злости губы кусает, мастерицу злых дел вызывает:
      – Ясен день, поди прочь, да наступит тёмна ночь.
      Едва заря вечерняя погасла, бесшумной тенью влетела в открытую дверь царица ночного леса ушастая сова.
      – Уф. Уф. Далеко живёшь. Не меня ли ждёшь?
      – Тебя, тебя. Присаживайся.
      – Некогда мне, дел невпроворот. Говори, чего надобно.
      – Хочу от дочери неугодной избавиться.
      – За что же ты дочь родную погубить собралася?
      – А уж это не твоё дело, ушастая. Так поможешь или нет?
      – Не справиться мне, – призналась сова. – Стара стала, сил поубавилось. Вот, еле до тебя добралась.
      – Справишься, не впервой тебе.
      – Нет, нет, и не проси. Дело это даже для меня непростое. Не устоять мне от обратного удара. Прощевай пока.
      – Погоди, не торопись, передохни, – удержала сову Монстряна. Знала она слабость совиную, и достала припрятанную на такой случай низку голов мышиных копчёных, злым перцем перчёных. – На, держи да радуйся.
      Повертела хвостом сова, повертела… Страшновато ей за опасное дело браться, но и отказаться от любимого лакомства нет сил. Решила пойти на хитрость:
      – Ладно, твоя взяла. Только лучше всего это у тебя самой получится. Хочешь, научу?
      – Хочу, хочу, – обрадовалась недогадливая Монстряна. Пропустила она  мимо ушей слова совы об обратном ударе.
      – Тогда слушай, – сова понизила голос, чтобы никто посторонний не услышал. – Нет  ничего на свете сильнее проклятия материнского. Всё, что в нём пожелаешь, непременно исполнится.
      Всё слышал Страшко, но помешать беде случиться не успел.
      – Будь ты  проклята навеки, Пугалочка! – закричала обезумевшая от ненависти Монстряна.
      И грянул гром при ясном небе такой силы, что земля содрогнулась, непуганые монстры с перепугу головы в подмышки попрятали. Это был обратный удар от проклятия. Слукавила сова, вместо себя глупую ненавистницу  подставила. Окаменела Монстряна, бабой каменной стала, а Пугалочка превратилась в настоящее пугало и исчезла неведомо куда.
      Заплакал Страшко горючими слезами, носом длинным своим подпоясался, уши за пояс заткнул, пересел с горшка на шестиногого коня и отправился на поиски любимой дочери.


      Быстрее ветра конь несётся, под ним земля трясётся: четыре ноги скачут, две отдыхают, четыре скачут, две отдыхают. Конь устали не знает, копытами искры высекает.
      Едет Страшко день, едет другой. На третий путь ему преградила темноводная река Монстра. Ни объехать её, ни вброд перейти. И вперёд пути нет, и назад возвращаться ни к чему. Вот незадача! Конь решения ждёт, удила грызет, копытом землю роет. Эх, была не была! Разогнал Страшко коня и перемахнул через реку.
      А вокруг дикий лес да горы до небес. Не успел Страшко оглядеться, как из-за гор вышел великан – руки железяки, кулачищи каменяки, весело шагает, руки потирает.
      – Вот удача! Три ха-ха! – воскликнул он громовым голосом. – Давненько мне такая вкуснятина не попадалась. Значит, так, – стал рассуждать он вслух, – коняшку на колбасу пущу – раз. Из ног и копыт холодец сварю. Это два. Ну, а тыквоголового посолю, за ухо подвешу, пусть на ветерочке вялится. Думаю, пару бочек вина под такой закусь мне хватит. Бабу Ягу, старую каргу, приглашать не буду. Живёт одна в избушке, совсем одичала, по лесу шатается, грибами сырыми питается, Глядишь, с голодухи-то всё со стола сметёт, и мне не достанется. Нет, не приглашу!
      – Кто недобрым словом меня поминает и друзей моих обижает? Это ты, великашка? – послышался из леса скрипучий голос, и оттуда показалась тарелка, да не простая суповая, а летающая. Она прямо к великану летит, в ней Баба Яга сидит, скверными словами ругается, кочергой кривой размахивает. Ступку-то её самоходку моль без соли съела, вот она в тарелку и пересела. – Ух! Как дам кочергой, враз забудешь дорогу домой, – замахнулась она на великана.
      А тот, хотя и был велик, да струсил, и поспешил за горами спрятаться от греха подальше.
      – Пойдём, посмотришь, как живу, – пригласила Яга Страшка.
      – Рад бы, да не могу, – стал отказываться Страшко, – дочь пропавшую ищу. Прокляла её мать по совиному наущению.
      И рассказал Страшко про свою беду.
      – Эта беда не беда, – махнула рукой Баба Яга, тут же печь растопила, блинов напекла, гостя чаем напоила, спать уложила. – Утро вечера мудренее, что-нибудь придумаем.


      На другой день поутру вышла Баба Яга из избушки, видит – сова летит, с охоты ночной возвращается. Заложила Яга два пальца в рот, да как свистнет, аж деревья в лесу покачнулись, а сова  на лету кувыркнулась и упала. Схватила её Баба Яга за хвост:
      – Признавайся, разбойница, куда Пугалочку дела?
      – Знать не знаю, ведать не ведаю, – стала отпираться сова.
      – Не скажешь, хвост оторву.
      –Ай, ай, только хвост не отрывай, бабулечка! Всё, что знаю, расскажу. В той стороне, куда течёт река Монстра, Пугалочку искать надо. Там люди живут, землю копают, огороды сажают. Тридцать три по три дней туда пути.
      Напекла баба Яга пирожков с «таком», Страшка ими наделила, в путь-дорогу проводила.
      Едет,  едет Страшко, один пирожок съел, другой съел, а дороге конца-краю не видать. И вот остался у него всего один пирожок. «Спрячу-ка я его, – думает, – на худой конец».
      А тут навстречу ему ворона летит, еле-еле крыльями машет от усталости.
      – Кар-р, кар-р, издалека лечу, есть хочу. Дай пирожка кусочек.
      «Что мне один пирожок? – подумал Страшко. – Одним всё равно не наемся», – и отдал его вороне.
      Съела она пирожок, пёрышки поправила, весело вприпрыжку вокруг коня проскакала.
      – Вижу я, ты с той стороны летишь, куда мой путь лежит. Расскажи-ка, что там видела, – попросил её Страшко.
      – В той стороне люди живут, землю копают, огороды сажают. Залетела я в один огород клубникой полакомиться, а там страшное пугало стояло, огород охраняло. Голова его – ведро дырявое, на голову драная соломенная шляпа нахлобучена, руки-палки в разные стороны торчат, будто обхватить кого намерены, дырами-глазищами из тёмной глубины  смотрит, рукавами рваной рубашки размахивает, да ещё и железячкой  привязанной от порывов ветра по дырявой своей голове стучит:  тук-тук, проходи, вор, стороной, есть здесь охранник живой…


      …Днями и ночами стоит в огороде пугало. Дождь холодный его обливает, солнце жаркое припекает. Ни под крышей оно, ни в тенёчке, ни в затишном уголочке. Надоела пугалу такая жизнь. Выдернуло оно свою ногу-палку из земли и отправилось лучшую долю искать. Скок, скок да поскок.
      Но далеко на одной деревяшке не ускачешь, устало вскоре. «Подвез бы кто-нибудь», – думает.
      Тут откуда ни возьмись козел идёт, бородищей трясёт, по сторонам косится, всех забодать грозится.
      – Эй, дядя! – окликнуло его пугало, – подвези.
      – Ме-е, некогда мне-е, по делам спешу. А ты куда?
      – Лучшей доли ищу.
      – Тогда садись, да покрепче держись, а то свалишься, деревяшки свои поломаешь, дырявую голову потеряешь.
      Взгромоздилось пугало на козла и двинулись они дальше. По дороге повстречалась им свинья – хвост крючком, нос пятачком.
      – Вы куда?
      – Лучшей  доли искать.
      – И я с вами.
      Шли они, шли. Завёл их козел в чужой огород и принялся капусту есть: от одного кочана отщипнёт, от другого лист оторвет, всю капусту перепортил. Вот по каким делам он спешил! Свинья от него не отстаёт, землю роет, картошку ест, морковкой да свёклой закусывает – насвинячила так, что огорода не узнать. Пугало от одного к другому бросается, остановить пытается.
      Вдруг хозяин прибежал, за рога козла поймал, да хвоста ему так накрутил, что тот в огород навсегда дорогу забыл.
      Пугалу тоже не повезло. Со всего маху воткнул его хозяин в землю:
      – Тут тебе стоять, огород охранять.
      Хотело пугало ногу из земли выдернуть и сбежать, да где там! Силён мужик оказался, глубоко вогнал.
      Загрустило пугало, запечалилось. «Лучшей долюшки мне не видать, в огороде навечно стоять»
      А хитрая свинья всё это время за помидорными кустами пряталась. Как только хозяин огорода ушёл, вылезла она оттуда и отрыла пугалову ногу. Во всю прыть поскакало с огорода пугало без оглядки, даже поблагодарить свинью за спасение на радостях позабыло.
      Без остановки, без передышки скачет, над несчастной судьбой своей плачет, горькими слезами заливается. «Лучше быть бы мне обыкновенным ребёнком, самым страшненьким-престрашненьким монстрёнком. С такими же детками бы играла, безрадостной жизни не знала. Лучшей доли, видать, не дождуся, лучше в Монстре реке утоплюся».
      Бросилась она в реку, и сомкнулась тёмная вода над её головой.


      Едет Страшко берегом реки, опечален и невесел, ниже плеч свою голову повесил. Даже конь, и тот спотыкается: монстр Великий ни с чем возвращается.
      Вдруг видит Страшко: на прибрежном камне русалка сидит, волосы зелёные расчёсывает, грустную песенку напевает:
      – Родила меня мама красивой,
         Родилась бы я лучше счастливой.
         Волей матери так получилось,
         Что я в пугало вдруг превратилась.
         Называлась я раньше Пугалочка,
         А теперь я речная русалочка.
         Вечно жить мне под тёмной водою,
         Об отце будет память со мною.

      – Ты ли это, моя доченька? – вскричал Страшко.
      Соскочил он с коня, подхватил на руки русалку и заплакал от радости. Смыли слёзы его с тела русалки тину речную, и превратилась она вновь в прежнюю красавицу Пугалочку.
      Сели они на коня и помчались, ветер обгоняя, домой. Каменную бабу за порог выставили. Пусть под холодным дождём да жарким солнцем постоит, может, и прощения дождётся.
 

      2019