Чудовище Франкенштейна. Перекресток

(Мэри Шелли и Александр Дюма – мои вдохновители этим странным безмолвным вечером позднего октября. В преддверии Самайна – самое время... )

 Я, будучи белым листом, записывал на себя все, что узнал.
Будучи отверженным людьми, я изучал их мир, заглядывая в их окна, трогая их книги.
Я впитывал и переваривал события, науки, песни.
Я – синтез культур.
 Я – сшит из множества лиц, из десятка тел. Я могу быть клоуном, я могу быть убийцей, я могу быть любовником, я могу быть отшельником. Во мне пульсирует сердце, вмешающее тысячи чувств.
Но для чего я предназначен? Я не подхожу этому миру, как дохлая летучая мышь не подходит нарядной рождественской ёлке. Каков же твой задум, Создатель? Ты, единственный, кто бросил вызов самой природе, кто дерзко сорвал плод с Дерева Познания, не дожидаясь ни змей, ни Ев. Отбросив бога, ты сам стал Творцом. Исследователь, Первопроходец, Изобретатель. Ты больше, чем кто-либо, достоен восхищения, Франкенштейн! При этой мысли меня окутывало сияние, меня наполняла сила.
Но почему ты бросил меня, почему сбежал? Почему не вернулся, не закончил начатое? Неужели я был просто игрушкой, забавой, мокрой кучей папье-маше на холодном столе твоей лаборатории?
У меня еще столько вопросов к этому миру. И я полагал, что ты, Исследователь, вместе со мной откроешь ответы... Мы вместе сорвем покрывала с любой застенчивой тайны. Но ты не вернулся в Ингольштадт. Я – наивный глупец? Я – слеп?!
Подо мной внизу, между гор, укрыта мягким одеялом снега, лежит сказочная Женева. Унизанная огоньками, украшена фонариками и гирляндами. Рассекают по улицам кони в упряжках. Каждый домик – нарядный пряник. Плывет над пряничным городом нежное пение:
«Давайте негромко, давайте... вполголоса,
Давайте простимся светло.
Неделя, другая, и мы успокоимся,
Что было, то было, прошло...
...Займемся обедом, займемся нарядами,
Заполним заботами быт.
Так легче, не так ли? Так проще, не правда ли?
Не правда ли, меньше болит?»*
Я не мог простить им их покой, потому что сам я не знал покоя.
Я знаю: ты здесь, в этом городе. Я шел по твоим следам. За кем же мне еще идти?
Я спрашивал себя: в чем же причина того, что человек, столь исполненный рвения и любопытства, человек, чей разум, словно горный поток, струится, бежит, не иссякая, не зная преград, почему этот человек сдался? Почему, приоткрыв занавес познания, тут же закрыл его? Сам себя ограничил, сузил, сжал свой мир, прекратил свой бег, свой триумфальный полет?
 Заглядывая в чужие окна, бесцеремонно разглядывая чужие души, я нашел ответ, и этот ответ – «трусость и лень». Милый пряничный домик, уютный очаг и семья – что же еще тебе нужно, человек? Зачем утруждать себя вопросами, если можно успокоится? Маленькие дети опасаются ходить в темный лес, страшась огромных монстров, поджидающих среди скал. Может, не зря? И ты, мой Создатель, испугался неизвестности, когда я требовательно склонился над тобой, всматриваясь во встревоженное лицо.
Я брел среди голых камней. И вот я стою над городом, исполненный обвинениями. Я жестоко неокончен. Я словно прерванная мелодия, словно невысказанное признание. Я – чей-то недостроенный дворец, в котором холодный ветер гоняет безмолвную пустоту.
Я заслужил это? Я настолько ужасен?
Я возненавидел себя. Мой гнев разрывал меня изнутри.
Собирались темные тучи над Савойскими Альпами и Швейцарской Юрой, разростались густой непроглядной тьмой, заступали небо своим грозным величием. Бушевали яркие молнии в темных складках неба. Ветер неистово, неустанно, тревожно стонал вокруг меня в горных пещерах. Гнев разрывал меня изнутри. Отчаяние волной неизбежности захлестнуло мой разум. Нет дороги назад.
Я стиснул пальцы на шее ребенка, когда он произнес твое имя. Он умер очень быстро. Как же хрупок ты, человек... Как легко поддаешься смерти...  А сколько отмеряно нам, тебе и мне, Создатель? Можно ли остановить ход этих часов? Ты не пришел, не ответил на мой вопрос.
Небо кренилось, вихрилось, вздувалось черными опухолями, грозилось обрушиться. Гром пробежал могучим эхом от скалы до скалы, от хребта до хребта. Разрушенные дома позади, чужая кровь на моих руках. Небо кренится и рушится где-то у меня внутри... Гладкое и прозрачное, словно стеклышко, горное озеро за моей спиной вдруг покрылось рябью, и воды его помутнели, вобрали в себя черное небо, взметнулись вверх могучим вихрем, рассыпая брызги.
Нет дороги назад. Подавляемый крик рвался изнутри, и я дал ему свободу.
- ТЫ – ТРУС, ФРАНКЕНШТЕЙН!!!
Лавина сорвалась с гор и грязным потоком снега и льда хлынула вниз. Радостный восторг наполнил меня, и улыбка рассекла мое каменное лицо. Я стоял и любовался зрелищем.
И в тот же момент я понял, я вспомнил, что мы оба в безопасности. Сияющая армия стояла за моей спиной, вместе со мной наблюдая за ходом гремевшей лавины. Полчище силы, которая защитит нас от чего угодно, и, прежде всего, от нас самих.
Моя незримая армия, мое собственное открытие.

*песня из фильма Марка Захарова «Обыкновенное чудо».