Запечных дел мастер 2

Истории этой долгий срок. Завязалась она еще в самый день, как появился Федотка на свет Божий. И чтоб в этой истории все понятным стало, надобно вспомнить про корни Федоткины, про матушку его, покойницу Ульяну.
     Помнить ее Федотка не помнил, померла она еще в его младенчестве, а судьба ее злосчастная была донесена до Федотки от чужих людей. И иначе чем злосчастной да горемычной назвать Ульяну язык не поворачивается.
     Начнем разве с того, что Ульяна была пришлая. Привел ее Федоткин отец с войны.
     То ли пленная, то ли из беженцев, то ль сама прибилась — кто теперь скажет? Только по нраву глушаковцам она не пришлась. Здешние девки сытые да румяные, а Улька-солдатка тощая да вертлявая, лицом бледная и глазу нехорошего - черного. По всему видать, не ко двору.
     Привел Ульку солдат Агафон, человек баламутный, сам давно уж отрезанный кусок.
     Дома он вовсе не сидел, шатался по войнам да дракам. Жить не жил — только воду мутил.
     Вот и в тот раз. Пришел на денек, оставил своим старикам девку Ульяну, сказывал, мол, жена, — да и отвалил.
     Куда? Так, Бог ведает. А ты поди-ка узнай? Ведь в жизни-то чего не было? То война, то мятеж, то антихрист какой объявится. Слава Богу, хоть Глушаково все миновало, недаром ведь Глушаково. То распутица, то ненастье,    глядь, полгода туда-сюда дороги нет.
     Слухи, правда, докатывались. Но то слухи! У порогов рассыплются, по печкам нашепчутся. От них у баб мураши по спине бегают, у мужиков брови хмурятся. А у малых ребят слюнки текут да глаза горят.
     Но слухи слухами, а жизнь в Глушакове как была испокон веков, так и текла, как река.
     И тут пришлая Улька! С нее-то и начались все беды. Принесла солдатка с войны-поморища заразную болезнь. Сама слегла в горячке-гнетухе, но не померла, отходили ее Агафоновы старики.
     Отходить-то отходили, а сами повалились как снопы и сгорели в гнетухе в три всего дня.
     Дальше — хуже. Накинулась болезнь, как пожар какой, на другие дома. И начали в Глушакове голосить да волосы на себе рвать. Покойников обряжать да сносить на погост.
     Полдеревни тогда повымерло. А Улька-солдатка ничего себе — жива.
     Взвыла на нее деревня. Отворотились все от Ульки, как от чумы. Да со злобы, печали, что застилают разум, подпалили избу.
     В одном исподнем, как паленая кошка, выскочила Улька. Ничего из огня спасти не смогла, потому как никто ей на помощь не шел. Каждый у своего дома стоял, стерег, чтоб пламя не переметнулось. А на Ульку и не смотрел.
     Отправилась Улька, в одной рубахе, куда глаза глядят. Так бы, верно, и сгинула, да подобрала солдатку-погорелку бабка Сычиха.
     Та бабка Сычиха была местной колдуньей. Жила на отшибе, близко ни с кем не зналась. Веку ей было лет под сто. Но гляделась она старухой крепкой. Сухая как жердь, к земле гнутая, из себя страшная, с бельмами на глазах. Но и с бельмами видела то, чего и молодой не разглядит. Всю подноготную о каждом знала, за это и выжили ее из деревни, да  и ведьмачкой прозвали. Хотя, по правде говоря, морить она никого не морила, на шабаши не летала, ни на местные, ни на какие другие, а жила себе тихо да мирно, но со странностями. А странности, известное дело, никто не любит. Будь человек последний злодей и мироед, гни людей в дугу да о своей корысти пекись — тут все ясно: смирись и трепещи. А если ясности в человеке нет, а смущенье от него одно — такого нам не надобно, без него обойдемся. Пущай подале от нас живет, души не колышет.
     Выжить-то Сычиху выжили. Но нет нет, да пробирались тайком на отшиб. Стучались  в низенькое окошко. Все умела Сычиха. И кости вправить, и живот наладить, и зуб заговорить, и присушить, если надо.
     Раным-рано поутру, до свету вставала Сычиха и шла бродить по лесу. В облезлом тулупе шерстью вверх, с грязной тряпкой на голове — встретится такая в лесу, страху не оберешься. Ну, точно, ведьма!
     Ковыляла Сычиха прытко, клюкой дорогу прокладывала, кусты раздвигала. Собирала она хворост, травы, которые умела хорошо разбирать и приготовлять. Знала час и время, когда какую травку брать надо, чтобы сохранилась в ней вся сила до капельки.
     В ту пору, как пожар согнал солдатку Ульяну с места, пошла Сычиха за одолень-травой. Но заместо одолень-травы нашла за пригорком беглянку-погорелыцицу. Лежала она без памяти, синюшная, в горелой рубахе, совсем, видно, помирать собралась.