15. Тимофеева Валентина Номинант литературной прем
«Золотое перо Алтая –2018»,
«Проза»
15. Тимофеева Валентина (г. Бийск)
Тимофеева Валентина
(г. Бийск)
Родилась и сейчас живу на Алтае, в г.Бийске. Окончила Томский политехнический институт. Много лет работала на предприятиях оборонной отрасли. Имею двух взрослых сыновей.
Пишу со школьной скамьи стихи, очерки, сказки, рассказы. Издала 15 собственных сборников стихов и прозы, в 60-ти – редактор, составитель, в большинстве и соавтор.
В течение 11 лет работала с детьми в поэтическом кружке «Ступеньки».
14 января 2018 года исполнилось 14 лет, как я руковожу культурно-просветительским обществом «СКИФ» (Союз Культуры, Интеллекта и Фантазии) и литературным объединением при нём. За это время мы издали 28 коллективных сборников стихов и прозы.
В 2008 году награждена юбилейной медалью Союза писателей России.
Тимофеева Валентина Петровна
Память сердца
– Тётка Анисья, немцы на мотоциклетках скоро тут будут!.. Остановились с косцами перекурить на заимке... Хотят вас, как семью партизана, повесить посреди села... Всем на острастку!..
Микола задыхался от быстрого бега, ноги его были в болотной грязи, глаза паренька беспокойно перескакивали с женщины на испуганных девчушек. Анисья побледнела, заметалась по избушке, хватая одежонку дочек.
– В лес вам всем надо!.. Скорей!..
Валя помнит до мелочей, как бежали они по дороге, как свернули в поле. Мать и пятеро детей, старшей из которых, Шуре, шел тринадцатый год, а младшую, двухгодовалую Нину, мать несла на руках.
– Наверное, немцы увидели в бинокли, что в деревне неспокойно, бегут люди. Я отчётливо помню, как – вжик, вжик, вжик! – вокруг нас врезались в дорогу пули, и от них поднимались небольшие фонтанчики земли. Но ни одна пуля нас не тронула... Потом бежали полем, потом болотом. Болото поросло ивой, ольхой, мхом. Мама поднимала огромные шапки мха и прятала нас под него. Так, в болотной жиже, под мхом мы пролежали весь день, и немцы не смогли нас найти. А потом нам удалось добраться до партизанского отряда, где сражался старший брат – 22-летний Николай. В брянских и наших, смоленских, лесах было немало партизан. В основном это были солдаты, что попали в окружение и не могли пробиться через линию фронта. К ним уходили и жители окрестных деревень. Среди них было немало семей таких, как наша...
А потом начались страшные бои – карательные отряды немцев прочищали леса. Потери были!.. Страшно вспомнить. И вот наш отряд решил прорываться через линию фронта. Но этот участок был слишком труден: железная дорога, станция, шоссе. Они очень хорошо охранялись, по ним непрерывно шла немецкая военная техника. Отряд обнаружили, многие погибли в боях. Мама с нами не могла перейти линию фронта. Вернулись в лес. Но и там оставаться было опасно. К тому же лето кончилось, одежду потеряли, начались осенние заморозки...
Я помню, как измученные боями партизаны заставляли маму покинуть отряд, уйти в село:
– Нет боеприпасов... И есть нечего. Впереди зима. Мы уходим дальше в лес, в болота. Но без вас. С детьми нам не выжить. Уходи сейчас... Да уходи же!.. Или я тебя сейчас пристрелю!..
Это были тяжкие мгновения отчаяния и безысходности. И семья – женщина и пятеро девочек, мал мала меньше – пошли в неизвестность, голодные, раздетые, беззащитные, будто в чём виноватые. Валентина Григорьевна Коржевская рассказывает спокойно, а у меня едкий ком в горле. Я вижу их в том лесу. И мне больно, горько и страшно...
А она вынимает из памяти имена, фамилии, даты, названия сёл, городов. А ведь ей шел всего восьмой год, и это было более полувека назад. Наверное, действительно детская память самая сильная. А может, ТАКОЕ не забывается?!
– Мама оставила детей в лесу и со мной пошла в деревню Сташково. Она была сожжена немцами, в ней никто не жил. Но была посажена картошка. Мама залезла на сосну посмотреть, нет ли немцев. Нет. Пошли. Накопали картошки. Глядим, какой-то ящик в колодце подвешен. Охота посмотреть – и страшно: вдруг заминирован. Осторожно достали. Сало! О, как хотелось взять, ведь голодные! Но мама остановила меня – вдруг отравлено?! Так и не взяли. Пошли. Несём картошку, радуемся. И вдруг немцы на мотоциклах. Мы – в лес! Бежим. Картошку потеряли. Несколько раз, когда мы сидели в кустах, они проходили рядом. Думаю, они нас всё-таки заметили, но, видно, решили, что не стоит охотиться за женщиной с ребёнком... А мы заблудились. Начался дождь. Сидим с мамой мокрые под деревом, обе плачем. Она обняла меня, начала читать «Воскресную молитву». Прочитала двенадцать раз, успокоилась. Дождь кончился. И мы пошли искать остальных детей. Нашли. Набрали клюквы, поели. Мама уложила нас, укрыла лапником, обняла, согрела как смогла. Но ночи в сентябре холодные. Проснулись все в инее, закоченели. И мама решила: всё равно погибать, так лучше у себя дома, среди своих. И пошли мы в родную деревню. А я тогда поверила в это магическое число 12.
– А что же было потом?
– Староста Лизунков сразу донёс на нас. Пришёл «чёрный ворон», полный полицаев. Маму били. Всю в крови затолкали в машину. Посадили и всех нас, повезли в управу. Допрашивали, часто избивали. Но мама твердила, что не знает, где сын, где муж. И нас настраивала говорить, что жили не у партизан, а в Сташково. Всю зиму весну и лето нас продержали в тюрьме. Кормили плохо, но самое плохое – не было воды. Нас, детей, иногда выпускали попить из ключика – кринички. Бывало, кто-то оставлял у кринички крошечные морковки. Такие маленькие сладкие хвостики. Но чаще всего полицаи отнимали их у нас... Маму и Шуру гоняли на работу. Они чистили больных лошадей в конюшнях или собирали патроны. В тюрьме из-за плохой пищи, грязи, тесноты, антисанитарии и тяжёлой работы все болели. Кожа покрывалась гнойниками, ранами, струпьями. Я и потом, почти до двадцати лет, не могла их полностью залечить. Та фашистская тюрьма меня долго не выпускала из своих когтей...
– Что же вас спасло?
– Спасла Красная Армия. А было это так: шёл 43-й год, начало сентября. Немцы нас отправили в баню. Обычно арестованных мыли перед расстрелом, а на расстрел уводили рано утром, часов в пять. И вот мы вымытые ждали нашего последнего рассвета. Но именно в это утро, на рассвете, пришли наши войска.
– О, какие под Рудней были бои! Сейчас посреди посёлка Рудня стоит на постаменте памятник – полуторка, с которой в те дни были произведены первые залпы «Катюши».
И вновь Валентина Григорьевна памятью в тех далёких и страшных днях, а я боюсь пропустить что-то важное и слушаю её, словно зачарованная:
– Да я и сама помню эти зарева, горящие эшелоны с ранеными, воздушные бои летчиков, бомбёжки. Помню, как бегали в болото искать летчика, что выбросился из горящего самолёта. Нашли. Весь в крови, без сознания. Очнулся, услышал голоса, схватился за пистолет. А потом понял, кто перед ним, выдохнул: « Дети... Возьмите документы... Пить!..» Мы ему из ладошек льём в рот болотную воду, по лицу течет... Кто-то за мамой побежал. Прибежала она, а он уже мёртв. Помню фамилию его – Силанов. Потом писали письма его жене и детям, водили их на то место, где он похоронен. Много в наших местах было таких могил!.. Но потом места захоронения меняли, свозили всех в большие братские могилы...
– Пощадила война вашу семью?
– И да и нет. Отец – Григорий Игнатьевич Лакеенков – дошёл до Берлина, затем воевал с японцами, был несколько раз ранен. Вернулся с войны с осколком в лёгком. Болел туберкулёзом, но работал. Был управляющим, вечно в заботах. Умер в 1954-ом... Брат Николай, что партизанил в лесах, с армией дошел до Одессы, там был тяжело ранен. Лечился в госпитале в г. Молотове. Накануне четвёртой, самой тяжёлой операции написал домой письмо. Мама, ещё не получив его, почувствовала, что её единственный сын умер. Письмо от друзей с извещением о смерти пришло в конце марта 44-го... Старшая сестра Люба за год до войны окончила школу, училась в Смоленском пединституте на факультете иностранных языков. Когда в село пришли немцы, она по заданию партизан работала переводчицей у немцев. Когда те узнали, что её брат в партизанах, решили Любу арестовать, но ей удалось бежать. Я сама её провожала до леса. А потом мы долго о ней ничего не знали. И лишь после войны пришло известие, что Люба была разведчицей и погибла в Калининской области. Вот так война отняла у нашей большой семьи сына, дочь, отца. И в нашей памяти оставила страшный след.
Очерк был напечатан в ведомственной ФНПЦ «АЛТАЙ» газете «Импульс» № 33 (236)
Тимофеева Валентина Петровна
Новые хозяева жизни
(Из записок на биостанции «Восток»)
На биостанции «Восток» чаще лежит на земле, чем ходит, крупный пёс с красивой темно-коричневой мордой, густой палевой шерстью и добрыми, грустными глазами. На биостанции он живёт уже много лет, все постоянные обитатели к нему привыкли, и он на «Востоке» хозяин. Когда мог ходить и бегать, он проверял каждый вечер, закрыты ли на замок ворота, сопровождал Наталью Фёдоровну (хозяйку биостанции) тёмными ночами, когда она обходила перед сном всю территорию, чтобы удостовериться, что всё в порядке и можно всем спокойно отходить ко сну.
А теперь этот пёс инвалид. Я не помню его клички, назову попросту Диком. Его жалеют, приносят еду в чашке, гладят по густой шерсти, чешут морду и уши, заглядывают в глаза с сочувствием и жалостью. Дети, отдыхающие с родителями, работающими на биостанции, любят сидеть на нём верхом, и он не возмущается, не лает, не скидывает их. Он закрывает глаза и молча терпит их щебетанье, неумелые ласки с дёрганьем за уши и чмоканьем в нос. Кажется, ему нравятся их знаки внимания, что он нужен этим егозам и их серьёзным, всегда спешащим куда-то родителям. Иногда он пытается встать: поднимается на три лапы, так как четвёртая – без ступни, да и одна из трёх тоже плохо держит, она почти целая, но больная. Жалко и больно смотреть, как пёс с трудом передвигается, пытаясь размяться, переступить с лапы на лапу, виновато оглядывается кругом и снова ложится на землю.
Биостанция «Восток» – это небольшой научный посёлок института биологии моря Дальневосточного отделения Российской Академии наук на берегу Японского моря. Здесь учёные-биологи, в основном кандидаты и доктора наук, круглый год проводят свои исследования, научные конференции, привозят детишек и родственников на летний отдых.
Место для отдыха просто замечательное! С одной стороны биостанции – залив Восток, с двух других – невысокие холмы, густо поросшие лиственными деревьями – клёном, дубом, рябиной, орехом, ивой; с четвёртой – узкая полоска дороги, довольно высоко находящаяся над уровнем залива и хорошо накатанная, но в штормы заливаемая морской водой. Эту дорогу и перекрывают металлические ворота, препятствующие проезду на территорию чужого транспорта. На территории биостанции – несколько кирпичных административных зданий, приспособленных для круглогодичной работы, лабораторные корпуса, столовая, баня, отличный и современный туалет, небольшие домики для жизни летом. Несколько таких домиков, более благоустроенных, находятся буквально над водой, среди камней и даже валунов, что придаёт им особый шарм. К ним ведут узкие тропки среди густых зарослей кустарников, некоторые домики упираются в скальные берега и будто висят в воздухе. Эти домики сдаются гостям за определённую плату, что помогает биостанции обновлять свои фонды и «держаться на плаву».
К чему всё это? И как это относится к псу, с которого я начала повествование?
Когда я спросила Наталью Фёдоровну, что случилось с собакой, так всеми любимой, она рассказала примерно следующее.
Однажды на биостанцию «Восток» приехала отдохнуть семья. У столовой остановилась шикарная машина, богато одетая женщина выпорхнула из салона, выскочили двое детишек; не торопясь, вышел молодой, но уже заметно полнеющий мужчина. И вдруг вылетел огромный, откормленный стаффордширд-терьер и, взрычав, бросился на пса – хозяина территории. Зрелище было ужасным: рёв, дикое рычание, вой, визг, собаки рвали друг друга, катались в дикой и яростной схватке по земле – шла борьба не на жизнь, а на смерть! Но силы были неравны. Побеждал приехавший пёс. В ужасе закричали дети, взрослые женщины, видя уже окровавленного любимца, бросились разнимать собак, но кто-то более разумный остановил их.
– Остановите свою собаку! – требовали женщины.
– Он же загрызёт нашего! Прекратите этот поединок!..
– Спасите Дика! Дик! Дик!..— кричали в голос дети, уливаясь слезами.
Хозяин «Мерседеса» стоял у машины, с самодовольной улыбкой и нескрываемым удовольствием наблюдал, как его откормленный пёс расправляется с более слабым. Радостно хлопали в ладоши, весело подскакивая, его юные потомки, привыкшие, видимо, к таким сценам; молчала и улыбалась их холёная, бесстрастная мать. Мольбы и слёзы детей, требования взрослых, среди которых в этот момент не было мужчин, забавляли их. Земля вокруг дерущихся собак уже была залита кровью. Кровью Дика.
И вдруг из одного из лабораторных корпусов выскочил мужчина с ружьём и выстрелил в воздух. Он с ненавистью уставился на гостей. Глава семьи понял – пора оттаскивать своего терьера. Кое-как ему это удалось. Мышцы собаки были напряжены и испачканы кровью. Но терьер практически не пострадал, зато сумел перегрызть сухожилие на одной лапе Дика и полностью отгрызть стопу другой.
И глава семьи, наконец увидев глаза взрослых и детей, полные слёз, ненависти и презрения, понял, что отдохнуть им здесь не позволят. Так и случилось.
С тех пор пёс – хозяин биостанции – перестал быть стражем её…
А я подумала о том, что так называемые «новые русские» с удовольствием и нескрываемым цинизмом перекусывают жизненные артерии нам, простым смертным, а их собаки – нашим добрым, верным и умным псам, таким, как этот Дик. Вот такая наступила в России жизнь! Такие жестокие времена и порядки.
И заболела душа от бессилия.
ВЕНЕРА
Он смотрел на неё зачарованно: «Вы – настоящая богиня. Венера!»
– Венера?! Ха-ха-ха!..
– Не смейтесь. У Вас чудесная фигура. И не просто чудесная, она совершенно классических форм.
– Вам действительно нравится?
– Очень. Так и хочется прикоснуться, ласкать эту шею, грудь, живот... Всё идеально. Я не дам Вам испортить фигуру. Я буду Вас беречь, молиться на Вас...
– Не надо на меня молиться, я не икона. И притом я сама о себе позабочусь.
– Ну зачем Вы так?! Не надо меня обижать. Я мечтаю заботиться о Вас, любить и беречь.
– Давайте лучше пообедаем...
Он ел с аппетитом и нахваливал все блюда, с восторгом поглядывая на женщину.
– Давно не ел настоящую домашнюю еду! Вы чудесно готовите.
– Спасибо. А когда были у прежней знакомой, она Вас не кормила?
– Почему же, кормила. Но как раз из-за еды я её и забраковал. Всё постно, некалорийно, бедно. Может быть, она и готовить не умеет. К тому же разговаривает как-то... слишком примитивно... Нет, она – не Венера! Она...
Он задумался на мгновение, подыскивая нужное определение:
– Она... в общем, не женщина, а чёрный чулок, жандарм в юбке!
«Венера» улыбнулась и ненароком взглянула на часы.
– Уже второй час.
– Так скоро!.. Мой поезд уходит через час. Как жаль...
И вот они идут между домами к автобусной остановке. Ещё не муж и жена, даже не жених и невеста. Просто люди, встретившиеся по брачному объявлению, присматривающиеся друг к другу, оценивающие все плюсы и минусы. Люди немолодые, много испытавшие, которых трудно чем-либо обмануть или ввести в заблуждение. И всё равно с каждым годом каждый их них всё больше нуждается в поддержке и опоре и страшится войти в одиночку в приближающийся по-настоящему зрелый возраст.
Вдруг он выпускает из рук портфель – и тот падает на асфальт.
– Что случилось? Что с Вами?.. Осторожно... Спокойно...
А он уже начинает глазами искать, куда бы присесть. Она подхватывает портфель; держа цепко мужчину под руку, с усилием подтаскивает его к автобусной остановке и усаживает на скамейку. Он держится за левый бок, на лбу – густые капли холодного пота.
– Сей-час... Уже... лучше...
– Может, на такси?
Он бы хотел вернуться в её уютную двухкомнатную квартиру и ждёт её приглашения... Он готов вернуться...
– Такси! – и её высокая стройная фигура уже у шоссе, а такси подруливает к остановке. Женщина помогает мужчине дойти до автомобиля, усаживает на сидение, садится с другой стороны. Не забыт и портфель. Она берёт его руку в свою, находит пульс, считает, следя за секундной стрелкой часов. Рука вялая и холодная.
Наконец они в вагоне поезда.
– Вы... что, едете со мной?
– Конечно. Я сейчас найду врача. Нужны лекарства. У Вас же приступ стенокардии. Нельзя это так оставить.
Она уходит и быстро возвращается.
– Воду есть во что налить?
– Стакан... в портфеле.
Она делает всё быстро и ловко. Он пьёт лекарство. Она бережно укладывает его голову на откуда-то взявшееся одеяло, свёрнутое в несколько раз, и улыбается ему, подбадривая.
Поезд идёт. Колёса стучат. Барнаул всё ближе. «Жених» постепенно приходит в норму. Берёт её руку, благодарно гладит, заглядывает в серые глаза. Чувствуется, она устала, подавлена.
– Вы решили поехать со мной? Посмотреть, как я живу? Это так мило!
– Разве я могла бросить Вас в таком состоянии?
– Ах, да... Вы же врач. И всё равно...
– Это мой долг. Не будем об этом. Отдыхайте.
А вот и Барнаул. Она снова берёт такси, сопровождает его до дома по указанному адресу.
– Ну, вот и всё. Лифт работает?.. Дойдёте? Прощайте.
– А Вы разве не войдёте в мою квартиру?
– Нет. Мне нужно сегодня же вернуться домой. Работа. Ночное дежурство. Всего доброго.
И она уезжает на том же такси. Ей не жаль потраченных денег и времени. Она понимает, что потратила бы во много раз больше, если бы вышла замуж за этого человека. Ещё этой обузы мне не хватало! – приходит вдруг злая мысль.
– Венера, Венера... Прекрасная женщина. Я-то, дурак старый, решил, что ты поехала ко мне. А ты выполняла свой долг – верность клятве Гиппократа! – думает он, открывая ключом дверь своей холостяцкой квартиры. В другой руке он держит два ещё нераспечатанных письма от новых претенденток на его руку и сердце. 115-е и 116-е. И вдруг он понимает, что ему надоело их читать, ему надоело ездить по указанным адресам. Он только что был уверен, что нашёл. Нашёл свою богиню, свою звезду. А она оказалась такой недосягаемой!.. «Счастье было так возможно, так близко...» – пропел вдруг внутренний голос и тут же ухмыльнулся: «Эх ты, жених! Не пора ли на покой?!»
А она, пока ехала в вагоне, перебирала всё до мелочей, весь сегодняшний день, начиная со звонка в дверь... Улыбки, комплименты, ахи, восторги... Но – ни коробки конфет, ни цветочка, не говоря уж о бутылке хорошего вина.
Хотя, у неё всё есть: конфеты, живые цветы, шампанское. Это – благодарность спасённых ею женщин с младенцами и их счастливых отцов. И всё равно... Не такой представляла она себе встречу с будущим избранником.
Писал: преподаватель ВУЗа, интеллигент. Преподал и мне урок. Хотя... он же с дороги, от женщины, которую он поставил перед нею в своём выборе... Ну, вот и всё. Ещё одна гора с плеч. А что же дальше? Всё то же: бесконечная работа, одиночество дома, холодная постель... Но и с этим постель не стала б жаркой.
Войдя в подъезд, увидела, что в её почтовом ящике что-то лежит. Почерк на конверте был незнакомый, а вместо обратного адреса закорючка. «Ну что ж, – вздохнула она, – посмотрим, кто следующий».
Свидетельство о публикации №219102901043