В пространстве трех времен гл. 13

                Сегодня у меня знакомство с новым классом – 8-м «В».  Ведет его учительница украинского языка, Зинаида Павловна. До сих пор я с нею не сталкивалась по работе. Рыженькая такая, среднего роста, среднего веса, лицо описывать не берусь. В общем, из тех, о ком следователи пишут: «без особых примет».
                Ищу журнал  8-го «В». В ячейке для журналов его нет. И что делать?
                Входит Зинаида - и с порога:
                - Ой, Люся, извини! Вот журнал.  Меня в коридоре Анна Дмитриевна задержала. Заболтались! Принимай! Класс хороший…в целом.
                А вот и звонок. Беру журнал, улыбаюсь «Люсе». Мы до сих пор были на «вы». Отвечаю тем  же:
                - Ты, Зина, за своих не переживай! Не съем. Я только что из столовки!
                Она смеется, дружески хлопает меня по руке, в которой держу журнал.  Так, есть контакт!               
                Иду по коридору, улыбаюсь, вспоминая это   «заболтались с директрисой!»
                Да, Зина всегда при начальстве. Но если кого-то пилят на педсоветах, помалкивает, не подливает масла в огонь, как другие подголоски Аннушки.  Ладно, разберемся.
                В новых классах я первый урок делаю в жанре  знакомства. Расспрашиваю, что читали летом, что нравится больше – язык или литература. Какой из писателей запомнился или   стал любимым. Беру на заметку самых активных, начитанных. Отмечаю тех, кто выпендривается, как говорят школьники. Эти хотят продемонстрировать свою независимость.
                Вхожу, здороваюсь. Встают дружно,  садятся тихо, смотрят почему-то не в лицо, а кто куда - на дверь, доску, своего соседа по парте.
                Только на задней парте возле окошка два высоких паренька чему-то беззвучно смеются. Остальные выжидают в полной тишине. Неужели это Зина   их так выдрессировала?
                - Давайте познакомимся, а потом поговорим. Идет?
                Действую по своему плану, но получается скучновато. Вернее – напряженно.
                Запоминаю двух симпатичных девчонок -  блондинку Эмму и темноволосую Таню.  Они отвечают на мои вопросы охотно, даже с  удовольствием, пока остальные сидят смирно, слушают без реплик с места.
                На перемене меня вдруг окружают мои бывшие. Теперь  это взрослые барышни и парни, но какие же они родные! Особенно те, кто ходил на кружок эстетики.
                - Людмила Евсеевна, вернитесь к нам хоть в последний год!
                Это Леся,  скорчив жалобную гримаску, заглядывает мне в глаза. Ну, артистка! Кто-то сзади  меня обнимает, точно я – им подружка, а не бывшая классная. Смеясь, выворачиваюсь из этого плена крепких молодых рук, говорю: 
                - Девочки, вы же знаете: коней на переправе не меняют. Я у вас была два года, вы привыкли ко мне. И Валентина Самойловна у вас преподает два года.  Она чудесный учитель, вам повезло!
                - С вами на уроке  было интересно, а она, - канючит кто-то сбоку.
                - Стоп! - обрываю я попытку ненужного сравнения, но  получаю  сердитое:
                - Она не шутит никогда!
                - Здрасьте! – смеюсь я. – А я вам что – анекдоты рассказывала?!
                -А на кружок к вам можно ходить?  И у нас  в кабинете папки остались с репродукциями! А еще мы хотим музыку слушать, как раньше!
                Расстаемся на моем обещании завтра назначить день для кружка.
                Домой иду в такой отрешенности от городских звуков, что меня просто нет, ноги сами несут к остановке. В голове одно: а что теперь делать с этим кружком?  Начинать с нуля? Ведь мои прежние  энтузиасты, что  на мусорных свалках  искали  репродукции из «Огонька», теперь не мои. Хоть и просятся некоторые? И как привлечь ребят из двух новых классов? Как их соединить – таких разных по возрасту? И как с ними общаться? На языке   старших?
                Нет, думаю, надо отдельно с ними заниматься… Но тогда как быть с родными детьми – Ирочкой и Дениской? Останется время и на них?
                Права была Валентина Самойловна, когда принимала класс:
                - Только, Людмила Евсеевна, с кружком вашим не буду возиться. Ничего я в живописи не понимаю.
                Я тогда успокоила  обещанием  не морочить ей голову, это же была моя затея!
                Через минуту новая идея возникает в извилине мозга; не нужно трогать малышей! Пусть подрастут. Другая мысль эту из уюта извилин выталкивает:  «Иди, проспись! Ты забыла, как у своих шестиклассников начинала? Главное – не сюсюкать с ними!»
                Слышу толчок в спину. Прихожу в сознание и удивляюсь:  это когда же я успела сесть в троллейбус?!
                - Ваш билетик, дамочка!
                Реальный голос живого контролера!   Хорошо, что у меня проездной билет! Вынимаю из сумки. Дядечка с усами разочарованно сравнивает фото с моей  физиономией. А, может, изучает печать? Или  срок годности?
                - Проездной, девушка, тоже нужно кондуктору показывать! А вы третью остановку уже проехали партизанкой!
                Так, значит, на зайца я не похожа!
                -  А я и есть партизанка, - улыбаюсь этому типу, обиженному своей неудачей в охоте за зайцами.
                Нельзя шутить с обделенными чувством юмора! Они хуже дураков, злее.
                - Оштрафовать бы тебя за непредъявленный билет, сразу улыбаться перестанешь!
                Вот так у злых дураков: сначала тебя дамочкой называют, потом девушкой  ( комплимент!), а сейчас просто  «тыкает»!
                От остановки троллейбуса до моего дома – длиннющий  квартал мимо сквера.  В любую эпоху здесь порхают на сосновых ветках разные мелкие птички и радостно щебечут. Вечные оптимисты -  эти неугомонные певцы.
                А я иду, не слыша  птичьего концерта и любимого запаха сосны. В моей голове картинка, которую нужно озвучить… Это опять прежняя эпоха нахально влезла в мою, настоящую, и перенесла   прямо в пионерскую комнату,  во владенья Лары Юрьевны. Это у нее я прошу проигрыватель - не тащить же из дому!
                - Можно, я до завтра подержу? А вдруг завтра вас не будет на месте?
                - У вас же кабинета своего нет? Если сопрут?
                - Я пристрою в бывшем, договорюсь с кем надо.
                - Ну,  как там наши исследователи в области живописи и  музыки? Кстати, вы сами, Людмила Евсеевна,  играете на чем-то?- изображает она интерес к результатам моего эстетического воспитания.
                - А что, музыку любят только музыканты?  На концертах в филармонии полные залы – сплошь пианисты?
                - Или вы хорошо рисуете? – уходит она от ответа.
                - Сразу видно, Лара Юрьевна, что вы от искусства ну о-очень далеки, - отвечаю  вроде бы спокойно, а душа ноет: « Да что ты с нею чикаешься?! Хоть нахами этой ехидине!»
                - Не понимаю, о чем можно говорить с детьми, если сам не играешь, хотя бы на балалайке, и не рисуешь, - не сдается она.
                - Об этом вы спросите у Камиллы Константиновны, которая на сцене не играла, но артистами руководит. По-вашему, картины художники пишут для художников, а музыку композиторы сочиняют исключительно для своего брата-композитора? Продолжим ряд? Тогда литературу в школе должны преподавать исключительно писатели или ученые  литературоведы, – уже смеюсь я, - А вы, Лара Юрьевна сколько романов написали? Или вы – поэт? А вот беретесь за любимого Маяковского?
                Я ухожу в обнимку с тяжелым проигрывателем, а Лара мне вдогонку швыряет каменюку:
                - Что же ваши любители прекрасного не сообразили вам помочь?
                Да, я, конечно, сглупила – отпустила деток домой  пообедать. Все живут недалеко. Сработал материнский инстинкт: ребенок не должен ходить голодным. Тем более – слушать классическую музыку на пустой желудок, мечтая о котлете. А назад вернутся самые преданные.
                Зато я  впервые  довольна своим ответом, ведь  обычно   теряюсь от чужой насмешки, ум у меня не быстрый, а работает  по смешной поговорке:  «Хорошая мыслЯ приходит опослЯ».
                Первое заседание кружка осталось в прошлом, но застряло в памяти, ведь  пришлось поволноваться. А вдруг оно станет последним? Это я впитала музыку в глубоком детстве. Сначала во время праздничных застолий слушала в исполнении  мамы с папой чудесные украинские  песни. Душа на них откликалась – до слез:  одни были смешные, другие грустные.
                Позднее старшая сестрица, Наточка, подняла меня  до высот романса и оперных арий. И какое это было счастье – услышать по радио ее репертуар – уже в сопровождении оркестра! Последние денежки из своей скудной стипендии тратила Натка на пластинки. И больше всего меня потрясали концерты для фортепьяно с оркестром.
                Господи, с чего начать? Ну не с народных же песен! И не с романсов. Нужно что-то  мелодичное, красивое, но с оркестром.
                -Витя, помоги! – взмолилась я, перебирая наше единственное  богатство – пластинки.- Вспомни, что тебя потрясло в самом начале? 
                - Возьми Сороковую симфонию Моцарта. Она впечатляет.
                -Точно!  Слушай, а ведь произойдет естественный отбор: останутся те, кто музыкален  от природы. Остальные сбегут. Ну и пусть!
                … Народу набежало много -это запомнилось. Я даже испугалась. А дальше пошло само собой.
                - Ребята,  признаюсь честно: я  просто люблю классическую музыку, но не умею играть на чем-то, и я не музыковед. Эстрадную музыку все понимают и почти все любят, а вот концерты для фортепьяно с оркестром и симфонии, оперы, романсы воспринимают только те, у кого устройство души и мозга от природы более сложное и тонкое, чем у большинства.
                Делаю паузу…
                - Но человек ведь способен развивать свои чувства, ум. Вот мне и хочется приобщить вас к такому  искусству, помогающему развиваться. Да и просто получать наслаждение от красоты мелодии.
                -  А про композиторов вы расскажете? – спрашивает Валера Захаров, сынок моей подружки Майи.
                - Обязательно. Вот сегодня я вам расскажу о своем любимом композиторе. Но  сначала  мы немного послушаем одно его произведение.
                Ставлю пластинку, «Сороковую симфонию» Моцарта. Первые же его звуки меня всегда волнуют до слез.
                Слушают в полной тишине, но я боюсь поднять глаза, чтобы не увидеть скуку на детских лицах.
                Минут через двадцать останавливаю пластинку, и вдруг слышу одинокий голос:
                -Ой, не надо! Давайте дослушаем!
                - Мы еще вернемся к этой симфонии номер 40. Ее написал Вольфганг Амадей Моцарт. А пока послушайте меня. Я начну рассказ о нем, а вы – кто захочет – следующий раз продолжите.
                Я рассказала о детстве Моцарта, о ранних произведениях, а на закуску поставила «Маленькую ночную серенаду». Но не стала просить ребят, чтобы они  честно признались, понравилась ли им хотя бы мелодия серенады. Знала, что соврут, если не дошло. А если понравилось, то не смогут определить  свои чувства.
                Перед расставанием глазами пересчитала ребят: так, десять восьмиклассников, девять моих, из 6-го «Б»… Интересно, сколько останется после моего концерта?
                А на следующее заседание кружка явились  двенадцать человек, но каждый раз забредал кто-то новый и оставался,  грея мою душу…

продолжение http://www.proza.ru/2019/11/08/1919