Д. Мyнх. Pax Mongolica-9

Папка «Издания» вмещает произведения авторов, изданные мной специально для монгольской цивилизации

Д. Мyнх. Pax Mongolica
(Продолжение. Начало в предыдущих публикациях).

Часть II.  Монгольская теория государства
или философия «Тэнгрианства»

(Резюме по книге Ц. Эрдэмт - «Торийн тухайт монгол онол. Туух, философи, хуулийн эш»).

Теория монгольского государства

4

Как выглядело реальное монгольское государство как прообраз ТОР  ЗАСАГ? Начнем с его истоков. 
Ещё со времен государства Хунну исполнительная власть распределялась среди всех граждан посредством иерархического разделения населения (оно же – войско) на десятичные структуры [Ц. Эрдэмт, 2018, с.87] 

(См. рисунок. Хун улсын торийн байгуулал. Устройство государства Хунну))

В 13-ом веке, в государстве Их Монгол Улс, данная схема получает полное развитие. Во-первых, наряду с традиционной системой исполнительной власти, окончательно формируются остальные две ветви власти – законодательная и судебная. Во-вторых, сама система распределения исполнительной власти получает в свое распоряжение спецаппарат, исполняющий роль высшего звена в системе. Этим органом стала личная гвардия хана, «Хишигтэн».  Главой этой системы, естественно, был хан. Под ним – хишигтэн. Далее шли нижние звенья, по которым правительственная функция распределялась до первичного звена – отдельного воина и гражданина – аналогично вышеприведённой схеме. 
Как известно, кочевой властитель прямо зависел от своих подданных –  что хан, что князь, глава рода или племени – все зависели от доверия к ним рядовых людей, которые рядовыми выступали в узком социальном смысле, но в политическом являлись самой степной властью. Это так, потому что  власть правителей определялась по сути дела их личными качествами, способностями, позволявшими справляться с проблемами сообщества. То есть, народ решал – быть ему командиром или нет. Если глава не оправдывал  общее доверие, он легко смещался. В лучшем случае, ему отрубали голову.  В худшем – изгоняли с позором. Монголы говорят:  лучше кость сломать, чем – своё имя. Это страшнее смерти.
В отличие от своего оседлого собрата, он не мог укрыться за крепостными стенами, защититься наёмной властью или купить всех за деньги. Не мог он апеллировать также к «священности» власти, характерной для оседлого общества. Если для кочевника власть хана и была освящена небесами, то ровно то тех пор, пока он соответствовал своей «профессиональной обязанности». Несоответствие означало, что он утратил мандат Неба, от него отвернулись Духи, а такому обязательно нужно было отрубить голову. Так что власть кровно была заинтересована в раздаче ответственности (по возможности широкой) за общее положение дел.  Отсюда такая стержневая роль института хуралов.
Хишигтэн (личная гвардия хана) может показаться аналогом обычного административного аппарата власти, собственно государством в узком смысле слова. Прежде всего, она не только охраняла хана, но также контролировала его. Вдруг человек сойдёт с ума и начнет издавать неадекватные указы? Это в каком-нибудь  китае или европе сумашедший правитель может вести свой народ на убой, поскольку его власть священна и не может быть подвергнута сомнению.
В действительности личная гвардия хана выполняла (к сожалению, недолго, только во время правления самого Чингисхана и благодаря ему) функцию «центральной ревизионной комиссии», которая кроме контроля над финансами и делопроизводством, контролировала также  процесс осуществления всеобщего гражданского самоуправления. Например – не узурпирует ли властные функции и не злоупотребляет ли ими какой-нибудь руководитель, и вообще, не превращается ли вертикаль гражданского самоуправления, в собственность бюрократии? 
Другими словами, Хишигтэн при Чингисхане служили инструментом осуществления государства как неполитической функции, то есть, как занятия всех, а не «избранных». 
Государство здесь выступало как один из видов деятельности, который не отличается от всех иных видов деятельности человека в значении представительства других людей. Любой труд, скажем, труд сапожника, в той же мере представляет человеческий труд, как и любой иной труд, в том числе, труд управления другими людьми. Управление не отличается от изготовления сапог как презентации труда человека. В этом и – суть.
Труд управления не возведён в ранг труда вообще, абстрактного, всеобщего представителя труда человека. Он воспринимается так, как он есть на самом деле, а именно, административное управление людьми, которое не является функцией управления всем обществом. У кочевников таковой функции, как профессии просто не могло существовать. Пастух, командир десятки, кузнец, ученый и т. д. – вот реальные профессии, как проявление социальной природы человека.  «Профессия» политического правителя не является таковым проявлением – это проявление исторической неразвитости  человеческого общества.   
Поэтому, в принципе, любой труд, скажем, труд сапожника, вполне может выступать в политическом значении. Но административное управление больше подходит для этого, поскольку подходит именно внешне, по форме своего проявления.  Как и вообще любая функция управления. Например, она может быть основана на личном авторитете.  Политическая функция вырастает из административной функции, не зря одним из главных признаков исполнительной власти является «административно-политическое» управление.   
Само по себе административное управление есть один из видов труда, которое имеет свой конкретный функционал, свою узкую область действия, как и любой иной труд. Однако в отличие от других видов труда, оно обретает значение вообще труда, вообще представителя человеческой деятельности, или обретает значение труда управления всем обществом. Оно становится знаком общественной функции, а значит, обретает всеобщую значимость и легитимность, и потому рождается феномен политического.  Этот феномен мы и называем властью и государством.  (Процесс аналогичен и внутренне связан с тем, как один вид товара постепенно обретает вид всеобщего товара, вид денег). А вот почему так всё происходит, это – уже совсем другой вопрос.
Впрочем, если бы государство для нас ассоциировалось с функцией изготовления сапог, то мы были бы с не меньшим успехом «обуты». Дело ведь, не в самой функции управления, а в отношениях людей. 
У монголов политическая воля народа реализовывалась – «исполнялась» так, что административный аппарат не отчуждал её, и чиновник не «исполнял» ее, а регистрировал ход исполнения народом своих политических решений.   
Представители, начальники  всех структурных звеньев – тумэнов (10 тыс. чел), мянгат (1 тыс. чел), зуут (сотни) и аравт (десятки), кем они являлись на самом деле?   
Как уже говорилось, в монгольской империи человек занимал своё место на социальной лестнице в силу своих индивидуальных способностей, умений, качеств.  Здесь работал принцип «положительной селекции». И иерархия управления не могла работать по иному принципу (потому была исключительно эффективной). В политическом отношении, она служила инструментом реализации всеобщего самоуправления. Хишигтэн обеспечивали практическую работу данного инструмента, «премьер-министром» которого был хан. 
Хан осуществлял стратегическое осмысление и направление действий всего общества. Но чтобы делать это, он доводил до сведения общества консолидированный итог всеобщего решения и уже на этой основе осуществлял непосредственное руководство. Иначе, как говорится, не дай Бог!  В свою очередь, это руководство находилось под контролем системы всеобщего самоуправления – как общей правовой основы, и, одновременно, под контролем его личной гвардии. (Последняя контролировала работу всей системы власти в целом – суд, законодателей, и то, как работает сам народ в качестве Правительства, на всех его уровнях. Само собой, контролировала  финансы и вооружение).
Таким образом, кочевой принцип возможно широкого распределения ответственности, получил свою полную эволюцию.    
Впоследствии, после смерти Чингисхана и ухода поколения его сыновей и внуков, происходит как раз обратный процесс деградации чистого государства и превращения данного института непосредственной политической суверенности народа (суверенности от государства в обычном смысле) в механизм отчужденно-политического управления. 
Былое значение хуралов нивелируется, появляется собственно власть, которую освящают самим именем Чингисхана!  Таковой оказалась ирония истории. 
Мы рассмотрели внутреннее содержание «чистого государства» монголов, или «живую демократию» в противоположность демократии как таковой. Это содержание в монгольской онтологии обозначается как  М;НХ  ТЭНГЭРИН  ЗАСАГ (власть Вечного Неба).
«Чистое государство» на примере структуры монгольского государства 13-го века выглядит следующим образом. [Ц. Эрдэмт, 2018, с.88].

Продолжение следует.