Пашня

             Даже странно вспоминать. За старым мостом через железнодорожную выемку кончался город и начинались картофельные поля. Распоряжались ими предприятия города. Правее от моста, по маршруту трамвая «двойка», находились их скучковавшиеся закопчённые здания из красного кирпича.

            У нас  был свой участок, от Меланжевого комбината, где работала мама, и она называла его пашней. Туда мы обычно ходили пешком, с лопатами, водой в бутылках, и узелками с едой, где уживались варёные яйца и отварные картофелины, свежие помидоры или огурцы, соль в пакетиках  и хлеб. Иногда  она брала на пашню жидкую пшённую кашу, сваренную на воде в закопчённой алюминиевой кастрюльке. Зато, при уборке урожая ношу дополняли холщевые мешки.

            Наш дом стоял возле Нового Рынка, а за ним – мост через выемку. Так что, ни какого транспорта не требовалось. Да и не ходили в ту часть Ленинского проспекта ни трамваи, ни автобусы. Вывозили с поля, в конце сезона, мешки с картошкой  на телеге, коллективно нанятой за небольшую сумму у какого-нибудь жителя частного сектора. Он же помогал и загружать картошку .

              Мы с мамой и  Галиной, моей сестрой, в этом деле обычно не участвовали. Исполнилось мне в то время  четыре года, а сестра, «невеста на выданье, до конца не осознавшая своего возраста», как говорила мама, была старше меня на двенадцать лет и мне казалась уже взрослой девушкой.

               Что мы делали на пашне, я не помню, но зато в сознании моём запечатлелся путь от дома до пашни и обратно. Весной земля была ещё чёрной, с небольшими побегами травы, а к осени поля стояли зелёные и жёлтые. А на там, где росла картошка, торчали подсохшие стебли, с меня ростом.  Пейзажи детства и сейчас стоят перед глазами.

             На выходе с полей, возле моста, мама, к неудовольствию Галины, снимала тыкву, выращенную на одном из участков.
 - Пока никто не видит, – говорила она.
 - Но ведь это  кража! – возмущалась Галина.
 - Какая кража? У них вон сколько тыкв растёт, одна другой больше, а мы средненькую взяли. Жрать-то что-то надо…

              Галина замолкала, нахмурив брови. Видно было, что она осуждает поступок матери. А та дома варила тыквенную кашу, но я её терпеть не мог, ни в далёком детстве, ни сейчас. Да и Галина глядела на кашу скривив губы. А мама уплетала за обе щеки. Зато её предприимчивость  и чистота нравов Галины запомнились мне на всю жизнь. Сестра была для меня идеалом порядочности, честности и справедливости, и служила примером долгие годы.

                29.12.19г.