Жизнь прожить Глава 17

          Влада… С самой первой минуты её появления в семье Колесниковых-Калина каждому из взрослых в ней стало понятно, что в жизни девушки когда-то произошло что-то такое, к чему она явно не была готова и пока, до этих самых пор, так и не сумела справиться самостоятельно. И дело было даже не в частой смене настроения – уж слишком легко она переходила от порой необоснованного для окружающих веселья к слезам, которые, впрочем, могли просохнуть уже через мгновение. В конце концов, данный факт можно было бы расценить как присущую молодости вообще излишнюю экзальтированность, желание казаться, а не быть… Нет, во всём этом проглядывалось нечто большее, более серьёзное, какая-то затаённая то ли боль, то ли жуткое оскорбление, обида, которые напрочь исковеркали её привычный мир.

          Симпатичная миниатюрная блондинка, чертами лица очень походившая на своего отца, Влада была из категории тех людей, кого невозможно не заметить даже в значительном скоплении народа, в толпе. Однако, вместо любования взгляд прежде всего выхватывал в её сущности какую-то чуть ли не нарочитую надломленность, трагичность, которую он, этот самый взгляд, просто отказывался воспринимать. Вместо, казалось бы, логичного сострадания или пусть даже жалости, хотелось взять девушку за плечи и хорошенько потрясти, чтобы сбросить с неё всю эту наносную чепуху, разбудить, вывести из того, явно не свойственного ей состояния, в которое она сама себя загнала в силу каких-то обстоятельств. Но в колючем, настороженном взгляде прекрасных глаз проглядывало нечто такое, что сразу же пресекало рвущиеся наружу вопросы, с которыми в семье отца никто как-то и не спешил… Было очевидно, что сама Влада совсем не ожидала столь спокойного радушия даже от отца, не говоря уже про его жену и её взрослого сына Тимофея. На единственный вопрос, прозвучавший из уст отца: «Как мама?», та промямлила расхожее: «Нормально!» и всё.

          А что она ему могла ответить, если видела её в последний раз больше года назад. Почему? А потому, что после повторного замужества в новой семье мамы совсем не осталось места для ребёнка от первого брака, тем более для такого проблемного, каким оказалась Влада.

          Ей исполнилось десять лет, когда в их доме неожиданно для девочки сначала появился посторонний мужчина, и следом, через несколько месяцев, вечно орущий маленький брат Тарас. Вполне логично, что внимание мамы, прежде безраздельно принадлежавшее ей, Владе, раздробилось на части, с чем та не смогла согласиться и принять. Бунт! В чём он заключался? Прежде всего и само собой разумеется, в непослушании, отказе исполнять какие-то распоряжения или просьбы, особенно если они исходили со стороны отчима. О, в этом случае доходило до самых настоящих по-взрослому истерик, сопровождавшихся не только немотивированными рыданиями, но и битьём посуды! А потом как-то так вышло, что она связалась с полукриминальной группой подростков, приверженцев сомнительного молодёжного течения, называвших себя «готами». Чёрный цвет ногтей, помады, волос, одежды, жуткие посиделки на кладбище, восхищение лидером, шестнадцатилетней татьяной, которая собственную спальню превратила в подобие могилы (стены оклеенные чёрными с серебром обоями, а вместо кровати самый настоящий гроб) вначале вызывали просто отвращение и у самой девочки, которое вскоре перешло в тупое безразличие ко всему… Но и тем не менее, расстаться с ними она не спешила, а, наоборот, всё чаще вместо школы уходила к своим новым друзьям, очень быстро из «круглой отличницы» скатившись в трясину ранее презираемых ею же «троечников». И ничто: ни слёзы мамы, ни её уговоры, ни беседы с учителями, ни, тем более, с отчимом, не оказывали должного влияния на прежде послушного ребёнка. Она словно оглохла душой и не слышала их, продолжая упрямо скатываться в какую-то зловещую пропасть с мазохистским наслаждением, хладнокровно наблюдая за беспомощностью взрослых пред вредоносным решением погубить себя несовершеннолетнего ребёнка. И тогда они, взрослые – и мама, и педагоги, по сути расписавшись в собственной несостоятельности, невозможности положительным образом изменить сложившуюся ситуацию – приняли во многом курьёзное решение: перевели её на обучение с проживанием в интернат, большая часть детей в котором была из неблагополучных или неполных семей, или имевших уже не по одному приводу в полицию за совершение всевозможных правонарушений.

          Таким образом, домашняя двенадцатилетняя девочка оказалась как бы за бортом «семейной лодки», что кратно увеличило у неё количество поводов для отторжения и нелюбви к той, которая априори дороже и ближе всех на свете – мамы… Теперь, спустя столько лет, Влада, безусловно, несколько иначе смотрела на происходившее тогда, но до сих пор так и не смогла не то что забыть, но, что гораздо важнее, простить, удивляясь порой единственно одному: почему ни она сама, ни родительница не додумались сообщить родному отцу о проблемах, связанных с его ребёнком? Может быть, всё у неё сложилось бы совсем иначе, может быть, и не было бы тех кошмарных пяти лет, в которых чего только не происходило, когда она стояла на грани... Но вот, что есть, то есть...

          Уже через месяц пребывания в интернате, а по сути - в закрытой спецшколе для неуправляемых подростков – Влада озлобилась настолько, что категорически отказалась от возможности проведения выходных дней дома и оставалась там даже в летние, такие долгие каникулы. Первое время мама приходила, приносила какие-то подарки к праздникам, гостинцы, которые девочка просто раздавала подружкам. Конечно же, мать рассчитывая на то, что дочь одумается, увидит разницу между  проживанием там и тем, к которому привыкла, но время шло, а трещина в отношениях всё никак не желала зарастать, а, наоборот, становилась всё шире и шире, и та смирилась, перестала навещать и интересоваться жизнью дочери, махнув на неё рукой… Не пришла она и на выпускной, хотя официальное уведомление ей было послано - Влада знала об этом.

          Будь они чуть ближе друг к другу, мать, безусловно бы забрала девочку оттуда, куда опрометчиво поместила, наверное, из добрых побуждений, надеясь на её скорейшее исправление... Безусловно бы ужаснулась, узнав о том, в каких условиях вынуждена находиться её Ладушка, насколько рано её девочка начала половую жизнь, будучи изнасилована группой старшеклассников в одной из беседок интернатского парка, на фоне чего курение выглядело сущей безделкой… Но она пошла по пути наименьшего сопротивления - спихнула дочь, поручив её заботам чужих людей, и забыла думать, оправдывая саму себя и обвиняя дитя, которое всего-то добивалось внимания и любви... Все эти мысли и им подобные не раз и не два приходили в голову слишком рано повзрослевшей, осиротевшей при живых родителях девочки и даже приносили с собой некое утешение. Но потом также незаметно и исчезали, развенчанные и опротестованные другими, которые прямо утверждали, что никому она не нужна и может надеяться лишь на свой собственный здравый смысл и понимание того, как безопаснее поступить в той или иной ситуации, чтобы не ввергнуть себя в более жуткий водоворот событий, чем тот, где пребывала в настоящее время.

          К шестнадцати годам Влада превратилась из «гадкого утёнка» в «прекрасного лебедя». Окончив начальную школу без троек, поступила в профтехучилище Киева, сразу же покинув ставшую ненавистной Одессу из нежелания даже дышать одним воздухом с теми, кто номинально продолжал считаться её семьёй. Получив документ о среднем образовании и профессию кондитера, устроилась на работу в довольно-таки престижное кафе и всё бы ладно, но нужно же где-то было ещё и жить…

          Какое-то время снимала на пару с подругой комнату в частном секторе. Но потом хозяйка заломила такую цену, что они были вынуждены отказаться. Подруга сразу же рассчиталась и уехала к своим родителям куда-то под Николаев, а Влада, решив последовать её примеру, отправилась в Одессу, к маме, связь с которой оборвалась несколько лет назад. Дверь открыл Тарас, но через мгновение в коридор вышел его отец:

          - Что надо? – вместо приветствия произнёс он, ясно давая понять, что ей тут не рады.

          - А мама где?

          - Мама?! А ты, случайно, адресом не ошиблась, нет? В данной квартире нет тех, кого бы ты, именно ты, смогла бы назвать этим словом!

          - И всё-таки! – подставила она ногу, не позволяя ему захлопнуть дверь – Где она?

          - Пошла вон отсюда! – крикнул тот и резко ткнул кулачищем в плечо, освободив таким образом дверь – На работе, но вряд ли и от неё ты услышишь что-то другое!

          Однако дяденька ошибся! Они встретились во дворе, где Влада ждала мать сидя на лавочке в стороне от галдящей детской площадки, причём мать увидела её первой. Скорее всего, она была предупреждена о том, что блудная дочь может быть где-то поблизости – и в этом отчим не ошибся, здорово просчитавшись во всём остальном. Вопреки его предсказанию, ни слова упрёка в свою сторону Влада не услыхала, хотя что лукавить, готова была ко всему. Со стороны могло бы даже показаться, что эти очень похожие друг на друга женщины просто присели отдохнуть, наслаждаясь вполне комфортной погодой. Собственно говоря, разговора как такового между ними и не было: «Как ты?» «Живу… А ты?» «Могло бы быть и лучше, но я не жалуюсь…» «Работаешь?» «Да! Я – кулинар!» «Серьёзно?! Здорово! Одна?» «Да… Есть проблема с жильём…» «Понятно… Посиди несколько минут, я быстро вернусь!» - и мама вошла в подъезд.

          Её не было уже что-то около часа. За это время Влада несколько раз поднималась с лавки с определённым намерением уйти, нисколько не сомневаясь в том, что Валерун (как она называла Валерия, мужа матери) просто напросто не выпустит ту из квартиры под страхом чего угодно, не допустит продолжения встречи. Ловила себя на мысли, что зря пошла на поводу у собственных эмоций, зря приехала сюда, заведомо зная, что данная затея обречена на провал. Но почему-то всё оставалась на месте, продолжала ждать. Прожив почти половину своей жизни вне общения с семьёй, самостоятельно и в далеко не идеальных условиях, она давно и непоколебимо уяснила, что в любой передряге можно рассчитывать лишь на себя! Нет же, словно маленькая изнеженная девочка, при возникновении трудности сразу же бросилась к мамочке, вознамерилась спрятаться под её крылышком… размечталась… И – что? Всё же вполне предсказуемо… Она хотела уже окончательно отправляться восвояси, как вновь увидела спешащую к ней мать, в руке которой была внушительных размеров сумка.


          - С вещами выпроводил! - мелькнула ехидная мыслишка.

          - Ох, прости, я немного задержалась… - проговорила та, в прямом смысле слова упав на лавку рядом с дочерью.

          - Ничего… - подавила рвущееся наружу злорадство Влада – Хочу чтоб ты знала, не стоит из-за меня вести боевые действия, я всё равно бы не осталась у вас даже на одну ночь… Сама не пойму, честно говоря, зачем вообще я приехала сюда…

          - Ты нисколько не изменилась… - вздохнула мать – По-прежнему не желаешь считаться ни с чьим мнением, кроме своего собственного, и даже не допуская мысли, что можешь ошибаться.

          - Я бы могла спросить тебя: а много вы прислушивались к моему мнению? Часто ли слышали кого-то, кроме себя? Но я не стану ничего выяснять и, уж тем более, упрекать, хотя есть тысяча поводов сделать это... Скажу одно: это не так! Но даже если, данная форма общения с окружающим меня миром пока не давала сбоев! И у каждого из нас своя правда. – попыталась возразить Влада.

          - И тем не менее, это так, Ладушка, так! Но знаешь, я не собираюсь просить у тебя прощение за то, что тогда вышла замуж, устроила, и надо сказать, вполне благополучно, свою личную жизнь. Пройдёт время и ты поймёшь, если не поняла ещё до сих пор, насколько короток век бабьего счастья. Но, если сможешь, прости меня за то, что я не смогла тогда справиться с твоим подростковым бунтом, хотя, видит Бог, всем сердцем желала этого!

          - Да, ладно… - прошептала Влада, на секунду опустив голову к матери на плечо – Не пропала же, выжила…

          - Я молилась об этом… Валерий, он не плохой человек, но…

          - Не надо! Вот только о нём – не надо!

          - И всё же… Он не настолько плох, как ты его себе представляешь! Не без «тараканов в голове», конечно, но да ладно… Обидно слышать, а ещё больше осознавать то, что всё вот так сложилось… непримиримо... Муж действительно не желает тебя видеть, но я могла бы настоять…

          - Не нужно! – поднялась с лавочки Влада – Не нужно из-за меня вступать ни в какие разборки с ним. И потом, он вовсе не обязан терпеть присутствие человека, который, пусть в прошлом, но доставил ему множество нешуточных проблем, тем более, что его нелюбовь ко мне тождественна моей к нему! Повторяю, я и сама не знаю, зачем приехала и уже сильно раскаиваюсь в том, что разворошила ваш устойчивый муравейник… Вдруг захотелось увидеть тебя… Поставить точку в той истории… А так - живите!

          - Не торопись отрекаться, девочка моя! – ахнула мать – При любом раскладе, ни ты, ни я, ни ещё кто-то ещё не сможем изменить того, что именно я родила тебя девятнадцать лет назад, а потому хочешь ты того или не хочешь, но быть моей дочкой ты не сможешь перестать!

          - Так я же не об этом… Ни о каком отречении, во всяком случае, с моей стороны и речи не велось… просто… А, ладно! – приняла какое-то решение Влада – Повидались, пообщались, пора и честь знать! – и вдруг увидела, что та плачет – Пожалуйста, не плачь! Ситуация не настолько трагична и горька, чтобы её разбавлять слезами… Пожалуй, мне пора… Прости, что вновь погнала волну на ваш безмятежный берег… Честно – не хотела!

          - Погоди! – поднялась с лавки и та, смахивая с ресниц крупные капли слёз – Вот, возьми! – протянула сумку – Не смей отказываться, не так уж часто я тебя о чём-то просила. Тут я собрала кое-что из одежды, учитывая одинаковость наших размеров, и вот ещё деньги!

          - Нет! – Влада даже спрятала руки за спину – Мне от вас ничего не нужно! Зря ты перед ним унижалась – я в подачках из жалости не нуждаюсь и приехала вовсе не милостыню просить…

          - Замолчи немедленно! Это ни то, ни другое! Деньги, чтоб ты знала, это алименты, которые регулярно присылал твой отец, хотя я и не подавала на него. Я уже бы давным-давно должна была их отдать тебе, но вот всё не находилось возможности. А вещи… Не смей мне отказывать, просто прими как подарок ко всем тем дням рождения, на которых я не присутствовала, проводя каждый из них в слезах… не забывая о тебе ни на одну минуту. – И пошла в дом, опустив голову, не оборачиваясь…

***

          Встреча с матерью, произошедшая чуть больше года назад, неожиданным образом запустила в сознании Влады пока ещё не понятно куда ведущие процессы. Если ранее, до него, до этого визита в родной город своего детства, она твёрдо знала, что мир однозначно жесток и чтобы выжить в нём, прежде всего необходимо иметь крепкие кулаки, то после… После почему-то возникло некое сомнение… Нет, мир не перестал быть тем, чем был, но почему-то ей стало казаться, что не все, кто его населял, так уж однозначно являются теми, от кого нужно непременно отбиваться. В течение года она просто не находила себе места и в конце концов всё-таки уволилась с работы и, получив не без труда расчёт (уж очень не хотел отпускать её новый работодатель, всё ещё надеявшийся уложить красотку в свою постель), поехала к отцу… К человеку, которого абсолютно не знала…

          Ехала, не строя вообще никаких планов, не думая о том, как её встретят, ничего не загадывая наперёд, будучи уверенной в собственном хладнокровии при любом раскладе. Влада давно уже научилась не обижаться и отвечать отстранённой улыбкой на прозвучавший в свою сторону негатив. Она просто перешагивала через него и тех, от кого он исходил, как через какое-то вдруг возникшее препятствие на пути, сразу же переставая навсегда общаться с ними, теми, кто намеренно или даже случайно попытался возмутить спокойное течение её жизни. Но оказавшись в семье отца,  совершенно неожиданно для себя поняла, что наконец-то вернулась домой…