Страница 46. Жизнь продолжается

           В 90-е годы пришлось по-новому выстраивать жизнь. В 1991-ом году умер мой отец. Для меня это была трагедия. Мама не захотела оставлять свой дом и мне приходилось всю зиму мотаться: 350 километров туда и столько же обратно. Неделю я работала на такси, другую неделю сменщик Саша Иванов, а я брала сумку на колёсиках, вторую  несла в руке и ехала на двух автобусах с пересадками. Практически, все основные продукты я везла с собой, в то время в магазинах было пусто. Я делала это с удовольствием. Мне нравилось, что я в состоянии позаботиться о маме. Каждый раз я приезжала поздно вечером и мама ждала меня в нашем уютном милом домике.
             
            А однажды из Череповца наш автобус отменили по причине поломки.  И я решила поехать на Воскресенском, а это пешком через лес почти десять километров. Была осень и рано темнело. Когда я вышла из автобуса, было уже темно и ни одного попутчика. Начинался дождь и дорога, уходящая в лес, в темноте уже была не видна, только твёрдое покрытие под ногами: плиты и щебёнка позволяли чувствовать куда ступаю. Вскоре и макушки деревьев на фоне тёмного неба перестали быть различимыми. Страха не было, но лёгкое чувство тревоги сопровождало всю дорогу. Иногда останавливалась и вслушивалась, пыталась всматриваться в кромешную темноту и казалось, что я здесь не одна, ведь в лесу всегда жили звери. Когда преодолев первые 5 километров я вышла на поле и вдали увидела огни деревни Поповское, выдохнула с облегчением. Промелькнула мысль попроситься к кому-нибудь переночевать, которая тут же и ушла. 
              До своей деревни оставалось ещё четыре километра. Морально было уже легче, хотя куртка моя кожаная, набухшая от дождя, превратилась в бесформенную уродливую одёжку. Передняя планка и боковые швы оставались на месте, а передние полки, т.к.  дождь всю дорогу бил в лицо, вытянулись до колен огромными языками и хлопали по ногам. Это была новая дорогая куртка, о которой в девяностые я так мечтала и наконец-то купила в Москве. Домой пришла в одиннадцатом часу вечера. Мама уже легла спать и тут я такая явилась. Она охала и ахала надо мной, а я была счастлива, что снова дома. Куртку, на которую страшно было смотреть и понятно было, что придётся выбросить, я всё же расстелили на тёплую печку, а когда утром решила посмотреть, она вернулась в свою прежнюю форму, чем я была приятно удивлена. Конечно, лоск она потеряла, но носить было можно.

              Я приезжала домой и так продолжалось пол-года. В мае я взяла отпуск и распланировала каждый день. Нужно было вскопать весь огород, не только гряды, а и пашню под картошку. Почему-то папа копал всегда сам, говорил, что трактор может навыворачивать глины. На это у меня ушло дней десять. Дальше, в зимовке (в сарае из брёвен), стояли памятник и ограда, которую я покрасила, наняла мужиков и они мне всё это установили на папину могилу.
              У папы были заготовлены брёвнышки на сруб в погребную яму. Нанять в то время в деревне нормальных мужиков было сложно, соглашались одни пьяницы и я решила сама попробовать. Мой дядя Коля, он уже был пожилой, показал мне, как пользоваться чертой, как вырубать чашки в углах и я срубила два ряда, но отколотила себе все руки и решила попросить доделать местных пьяниц. А меня ждали другие дела.
              Мама подсказывала мне, и я разобрав боров на потолке, метлой на длинной ручке прочистила трубу, что шла сверху от крыши, собрала в ведро всю сажу. Дальше прочистила вниз и спустившись с потолка в дом, в кухне через отверстие, которое называлось душник, щёткой, на сколько доставала рука, смела огромное количество сажи внутри с ребристых кирпичей. Её там было столько, что рука тонула, как в ёмкости с мукой. Всё это падало в устье, куда из печки проходил дым, и выметалось через душник. Затем обметалось устье и мылось мыльным раствором. Это была русская печка. Но были и ещё две: столбянка и маленькая. Дом большой и в каждой комнате по печке. Те чуть полегче было чистить, но когда мы закончили это грязное дело, в бане дочиста так и не смогли отмыться. Да и дом требовал тщательной уборки.

              Отпуск подходил к концу, а усталость была такой, что не знала, как буду работать. Но в молодости организм восстанавливается быстро. Мне было 35 лет. И чувство удовлетворения перекрывало всё. Мне тогда казалось, что я всю папину работу выполнила и мама может спокойно жить всё лето в обычном режиме.