На цыпочках

Как случается в полузабытых сказках,
Тех, что читали нам перед сном родители
Однажды ночью в город
На цыпочках прокралась зима,
Не встретив по пути ни единого человека.
Все спали, установив будильники на шесть,
Или даже на пять-тридцать.
Фонари превратились в слепые глаза драконов
А переулки в арктические лабиринты.
Словно лепестками сакуры припорошило
Засохшие ромашки на могилке Элджернона
И чёрный обелиск в конце Ремарк-штрассе.
Возвращавшийся под утро из бара гуляка
С опаской поглядывал на сломанные ветки яблонь
И ощупывал в кармане пиджака удостоверение личности,
Выданное месяц назад в комендатуре
На имя Марселя Свана,
Пилота, коммерсанта и искусствоведа
И случайно залитое тёмным пивом.
Опасно скользя подошвами летних ботиночек
Он втягивал голову в плечи
Медленно трезвея от задиристого морозца
И преследующих его следов невидимки.
Марсель кутался в дырявую куртку,
Выигранную в карты у одноглазого подводника,
Около двух свалившегося под стол
Веснушчатой мордой в окурки.
И готов был отдать полцарства за чашечку
Горячего бразильского кофе.
Вот только полцарства за ним не числилось,
Да и четверти, кстати, также.
А на паршивые двести рейхсмарок
Ничего путного не купишь.
Разве что кофеёк, да и то – морковный,
Опостылевший всем до чёртиков,
Чтоб его до нюрнбергской виселицы
Хлебал в Каринхалле «Толстый Герман»!
Всего квартал до квартиры,
Снимаемой в двух шагах от ратуши.
Консьерж, вероятно, посвистывая, дрыхнет
Накрывшись вчерашним номером «Фёлькишер Беобахтер».
Проскочить бы мимо голодной мышкой
И нырнуть под одеяло до обеда.
А там, глядишь,  удастся пристроить
Статейку о Брейгеле-старшем,
И его спешащих в селение 
Красно-чёрных охотниках.
Много, разумеется, не выплатят,
Но на кальвадос и карты достаточно.
Лишь бы не загребли на фронт,
Оттуда целым не возвращаются…
Gluck und Glas, wie leicht bricht das.
До чего ж, donnerwetter, точно сказано!