Работа-убийца

Вот раньше считалось – чем меньше скачешь с места на место, тем ты ценнее как работник, тем ты устойчивее, грамотнее, «правильнее». А что сейчас? Сейчас два года – и ты уже не то чтобы собаку съел, но и сотню раз ее переварил, срыгнул и вновь «усвоил». А если не два года, а больше?

Вот раньше считалось – чем ты чаще берешь больничный, тем ты больше симулируешь, больше отлыниваешь от работы. И вообще, российский человек не имеет право прохлаждаться в уютных простынях, в то время как компания чуть ли не загибается в его отсутствие – так каждый был на счету, «важен» и при деле. А теперь? Один чих, и все коллеги трепещут в безумном страхе: «Изыди, ирод, на больничный!». И ты вприпрыжку, невзирая на переизбыток задач, спешишь домой. Впрочем, никто тебя не избавляет от необходимости дистанционного участия в общем деле. Однако и держать с температурой 39 и чахоточным, пусть и «совсем не заразным» кашлем, тоже не собирается. И ты изнываешь от мысли о том, что получишь не 100-процентную зарплату. Но зато выполнишь 100-процентно план.

Раньше мы грязи не боялись. Правда, не всегда и грязь боялась нас: она въедалась в ботинки, вгрызалась в джинсы, лоснила рукава курток и обильно сдабривала все поверхности общественного наземно-подземного транспорта, поливала дороги и тротуары, плодилась и множилась в пробоинах в асфальте. Мы вообще многого не боялись. Или не понимали «всей опасности» нашего существования. Помню, как гоняла пальцем ртутные шарики от разбитого градусника, способствуя слиянию оных в единую лужицу, дабы опосля перекатить на совок и смыть в унитаз. И ничего! Парами ртутными дышала (ой как дышала, пыхтя от усердия, склонившись над серым бисером), в гуманоида не превратилась (ну по крайней мере мне так кажется). А что сейчас? Коллегу, которая была столь же неловка, как и я в детстве, и позволила термометру смачно убиться о ковролин офиса, чуть было не линчевали остальные! Какой хай тут поднялся! Да мы тут все умрем, да не сойти нам с места больше! Зовите чистильщиков и Санпин – пусть ртуть утилизируют, пары изловят, а саму атмосферу измерят на степень риска для жизни! И правда – в такой-то атмосфере недолго и издохнуть.

Работа-убийца. Еще Дефо в «Робинзоне» проповедовал: работа спасает, делает из существа - человека (вольная трактовка одной из его мыслей, и все ж имеет место быть). И не поспоришь. Работай, бегай по беличьему колесу – не умрешь от безделья и слабоумия. Но так ли это? И вот все расселись по колесам, как хомячки или крысы – куда там до белок. Семеним, ножками заплетаем, падаем; нас тащит, распластанных, кверху, и мы чувствительно так шлепаемся обратно. Спешим, приказано выжить – а ноги кормят. Мчимся: движение – жизнь. И некогда подумать, некогда отдышаться. Ни в сторонку посмотреть, ни на обочине посидеть. И чтобы ни мысли вольной. Тупеешь, и лишь сноровку свою полируешь до блеска; заготовками скучными швыряешь; мастерство штопором вглубь ввинчиваешь, расширяешься, так сказать, точнее – узишься и закапываешься окончательно. И вот ты уже – сплошной рефлекс: в 9.30 кофе, в 12.00 обед, в 15 с чем-то (тут уж как физиология позовет) снова кофе. С молоком. С тоннами молока. И день прошел, прожужжал и что-то там еще сделал с приставкой «про». И ты осознаешь себя, лишь когда на улице непогода бьет по морде порывом колкого ветра. Пытаясь достучаться до того, что называется мозгом. Пытаясь растрясти тебя и вывести из состояния зомби. Пытаясь провыть в отчаянии: «Оглянись, планктооон! Я и только я – реальность. Только здесь ПРОИСХОДИТ. А там, за каменными стенами, среди людей с задервеневшим разумом и застывшими лицами, застоявшимся до трясины мозгом, - ВАКУУМ! ТАМ – ПУСТОТА! Там – верная гибель. Там деградация и колесо смерти. Там крысы, хомяки, немного белок. И совсем небольшая щепотка людей. Которые, если задержатся надолго, превратятся в очередную бездумную шестеренку, в статичный винтик, в рефлексирующее инертное нечто, которое, в конечном счете, ждет уютное сладкое безынициативное НЕБЫТИЕ».
Но… Бессменно на посту более двух, пяти, десяти лет… Тебе кажется, ты велик и могуч. Твое умение – это твой козырь, твой опыт – это твое преимущество перед новичками и теми, кто «мечется», не задерживаясь столь долго на одном месте. И вдруг, в момент чудесных озарений, ты понимаешь: ты - полный ноль. Пока ты углублялся и заземлялся, вне твоего офиса, в МИРЕ, все изменилось, все уже ИНАЧЕ. И тебе, как освободившемуся спустя дцать лет зэку, уже никогда не догнать вчерашний день; уже никогда не вырасти вверх, вкривь и вкось, - как угодно, лишь бы не к планетной магме. Ты хочешь сойти с колеса, - но тебя пугает остановка. Ты хочешь реализовать свой талант, но он так и остался потенциалом. Ты хочешь подарить кому-нибудь свои умения, но они устарели и перестали быть кому бы то ни было нужными. Ты хочешь увидеть то, что осталось за опущенными веками; почувствовать то, что растаяло, растворилось, рассыпалось; понять то, что очевидно всем другим вне твоей каменной обители, но не тебе. И сначала ты пытаешься по инерции подмять изменившееся Сегодня под твое пропавшее, как забытый в тумбочке затхлый бутерброд, Вчера. А потом понимаешь: чтобы стать наравне с нынешним поколением и с миром, нужно вновь долго-долго идти по ступеням. Потому что за эти дцать лет ты взошел не на верхний этаж, а спустился в подвал. И твой звездный час – это полный звездец. А твой удел – кризис как толчок к переоценке всего и вся. И ты жаждешь перемен, но не знаешь, куда. А главное – как. Как выйти в Мир. И сделать шаг. Отречься от «нажитого», теплого, привычного, рутинного. Оставить красивый офис, вернуться к аскетическому образу жизни – ведь когда все с нуля, то и твоя зарплата скукоживается много быстрее, чем аппетиты успевают подстроиться под новую реальность.

И в тот самый миг, когда ты уже решился, уже зажмурился, как перед голгофой, сидя перед листом бумаги со словами «Заявление по собственному желанию», твой раскочегаренный внутренний революционер остывает, шипя и ворча. Коварный голос трусливого разума шепчет: «Не спеши, все обдумай еще раз, сначала подготовь почву к отступлению». И ты, как тебе кажется, думаешь. Подгоняешь под свое тщедушное состояние доводы и аргументы, а под аргументы и доводы – необходимость своего тщедушного состояния.

Пшшшш. И уффф.

А завтра - вновь по будильнику. Пока крутится. Пока крутятся.