Жизнь и удивительные приключения моряка из Йорка,

Итак, восемнадцатого октября наше судно отправилось из Йорка на поиски неизведанного материка, который, судя по попавшей ко мне карте от джентльмена по имени Иосиф, находился далеко на юго-востоке и назывался Австрия, что в переводе означает Южная Земля. По слухам это был необычный материк населённый диковинными животными и доброжелательными жителями, предпочитавших всей прочей пищу растительную. Ах, да, Австралия! Австрия это где-то поближе.
Подробности путешествия я подробно изложил в подробном докладе, который был представлен главе географического общества. Вам же я поведаю о всех странностях и ужасах, с коими столкнулась наша экспедиция. Надо сказать, до Мадагаскара мы добрались без особых происшествий. Там мы были вынуждены встать на ремонт, чтобы хорошенько очистить днище нашей «Эммы» от наросших рачков. Оказалось, что мадагаскарцы очень любят этих самых ракообразных, но не владеют искусством их добычи, и наш предприимчивый кок Кун Линь быстро наладил обмен с населением. Но, видимо, что-то пошло не так, поскольку с каждым днём аборигены смотрели на нас всё враждебнее, а круглое лицо кока становилось всё довольнее. Поэтому, закончив работу и пополнив запасы пресной воды, мы поспешили покинуть остров. Попытавшиеся преследовать нас верхом на электрических скатах мадагаскарцы были остановлены внезапно начавшимся градом из жаб, что в этих краях (как поведала на допросе одна жаба, захваченная в плен) было явлением обычным.
Через три недели нашему взору открылось нечто невообразимое…

Огромная ледяная стена. Она возвышалась в высоту на четыре тысячи футов, а в длину ей не было предела. Ещё семь дней мы двигались на восток вдоль стены, не имея возможности пристать к этому берегу. Поднявшийся на воздушном шаре Рич Кол перед тем как сгинуть в уносившем его порыве холодного ветра, успел крикнуть, что перед нами бескрайняя ледяная пустыня без признаков поселений. Но в этом он ошибался. Мы видели небольшую группу местных обитателей. Это были солидные люди во фраках, они курили сигары, любили нырять, причём прямо во фраках, и закусывали рыбой. Определить на каком языке они общаются было выше наших сил, но боцман сделал весьма смелое и не лишённое оснований предположение, что, очевидно, это один из филиалов «Сдендфордского клуба любителей сырой рыбы». Эти джентльмены, когда поняли, что мы не можем вступить с ними в контакт, ждать от нас чего-то полезного не имеет смысла, то потеряли к нам всякий интерес, демонстративно покинув поле зрения. Кок охарактеризовал этих ледяных жителей «пинг вин». На его родном диалекте это означает «козья какашка». Такое меткое определение встретило одобрение всей команды.
Пройдя ещё восемьсот миль вдоль неприступной стены, мы вынуждены были взять курс на север.
Неужели это и была та Южная Земля, таинственная и удивительная. Вся покрытая льдом и населённая эгоистичными снобами, которые позволяли себе носить фрак без бабочки? Такие мысли не покидали меня, когда с марса смотрящий закричал: «Земля!».
И да простит мне Господь, но пусть будет проклят тот день, когда я услышал этот долгожданный возглас…

В подзорную трубу было видно сквозь рассеивающуюся утреннюю дымку зелёную полосу суши. Каждому не терпелось ступить на твёрдую землю, но было принято решение стать на якорь за выступающим мысом и послать разведку. Трое вызвались добровольцами и я, который должен был набросать приблизительную карту и сверить её с той, которая досталась от джентльмена Иосифа.
О, как приятно пройтись по песчаной отмели, вдохнуть запах травы, услышать пение неведомых птиц… Мы тут же развели костёр, пригодился и бочонок ямайского – лучшее средство от малярии, по уверению нашего судового врача, мистера Лемюэля…
Когда я очнулся под какой-то пальмой на муравейнике, я не обнаружил своих товарищей. Ни мушкета, ни мешка с провизией, ни бочонка в котором ещё должно было остаться, но самое страшное, не было нашего ялика. Солнце уже клонилось к закату. Неужели мои… «товарищи» бросили меня? «Эмму» не было видно, ведь она осталась за мысом, и чтобы выйти к ней, надо было пройти через лес миль пять. Ничего не оставалось, как двинуться в путь. Пробираться по незнакомой территории, через заросли, в темноте, не имея при себе ничего - занятие, доложу я вам, не простое. Рыки и уханье, раздававшиеся со всех сторон не внушали ничего хорошего, я решил заночевать в лесу. Измазался грязью, забрался на подходящее дерево и задремал. Эх, сейчас бы рагу  нашего пройдохи Линя из бобов с тмином, острым перцем, солониной, квашенной капустой…
Проснулся я от странных звуков. Что это было, разобрать было трудно. Я спустился со своего ложа и побрёл, стараясь не шуметь, на галдёж. Через несколько минут мне открылась поляна. На поляне гуляли люди! Мужчины и женщины. Обнажённые. Несколько ребятишек. Все не спеша прохаживались по траве, кто-то садился на землю и ел из стоявших тут корзин. Тут же, на краю поляны, возле большого холма сидели мои приятели, что-то жевали, похотливо разглядывая нагих женщин. Я хотел было окликнуть их, но язык застрял у меня в горле.

Холм вдруг ожил, начал подниматься и оказался огромным великаном. Он зевнул, крикнул за спину: «Тута я, тута!», дал пинка рассевшимся у ног морякам. Они взвизгнули, откатились и прижались друг к другу.
С противоположной стороны поляны показался второй великан. На нём был белый передник и белый колпак. Первый начал хвастаться, что ему удалось поймать диких людей, исчезнувший вид, которые к тому же умеют разговаривать. Второй очень изумился и обрадовался, поскольку долгие годы хранит рецепт приготовления сока из дикого человека и теперь у него будет возможность испробовать его, а из их шкур выйдут отличные перчатки, а из черепов мячи для игры в гольф. Он щедро заплатил, бросил троих «дикарей» в корзину, сказал, что господин Фуго будет очень доволен, а мадам Фуго и маленькие Фуго будут рады поболтать и поиграть с людьми. Ещё он посоветовал привести остальных обратно на ферму, поскольку сегодня ожидается большой банкет, приедут господин и госпожа Домби, и нужно успеть освежевать и замариновать для фаршировки не менее дюжины людей. Первый великан кивнул и, когда второй удалился в лес (верхушки деревьев которого доходили ему до колена) насвистывая весьма приятную мелодию, достал хлыст и погнал стадо вслед за поваром.
Только спустя какое-то время, придя в себя от увиденного, я бросился бежать. Нет, я не помчался спасать тех троих, которых забрали, чтобы сделать из них питательный сок, я бросился спасать свою шкуру, свою жизнь, и если получится, то и жизни тех, кто ждал нашего возвращения на корабле в бухте за утёсом. Я понял, что пастух, обнаруживший диких людей и лодку сообразил, что где-то недалеко он сможет найти лодку побольше и в ней, следовательно, побольше диких людей. И получив хорошую плату за троих, он не откажется получить и за остальных.
Я бежал изо всех сил, подгоняемый ужасом и армией зелёных пчёл, чей улей я неосмотрительно сбил головой, но всё-таки я опоздал.

Когда я выбрался к вершине утёса, там уже сидел великан-пастух. Он выглядывал из-за камня вниз, где на рейде стояла «Эмма», а в руках держал огромный сачок. Откуда ни возьмись выбежал, цокая копытами, какой-то перепуганный таракан, размером с собаку, великан обернулся и увидел меня. Он оскалился и направился ко мне. Понимая, что конец мой неизбежен, я ринулся промеж ног великана к краю утёса, решив принять смерть на дне моря, как подобает моряку, но не в лапах этого чудовища или в мясорубке почтенного семейства Фуго. Однако провидение и в этот раз решило всё за меня. Рой зелёных пчёл, неотступно преследовавший меня, устремился за мной и оказавшийся на пути великан показался более доступной целью, чтобы выместить на нём своё негодование по поводу повреждённого жилища. Облепленный насекомыми великан завизжал: «ох! ох!», неплохо отстучал два такта джиги, сделал батман и, приняв единственно возможное решение, сиганул за мной с обрыва. Пчёлы же, получив справедливую сатисфакцию, жужжа, победоносно удалились. Заметив переполох, на судне лихорадочно вытравливали якорь и ставили паруса. Благо, что я удачно попал на фор-трюмсель и, скатываясь, зацепился за фок, с которого плюхнулся прямо в объятия ополоумевшего боцмана.  Кун Линь трясущимся пальцем ткнул в небеса, в огромную тень, и мы увидели, как приближается туша великана. Он упал ближе к берегу и, крикнув: «Помогите!», тут же пошёл ко дну. Вода, вытесненная погрузившимся телом, создала волну, которая вынесла наш корабль в открытое море. И вот наша «Эмма» ловя ветер мчалась на всех парусах от злополучной земли великанов туда, где стрелка компаса показывала северо-восток, а барометр приближение шторма.

Едва избежав одной опасности, судьба подготовила для нас следующую. Не успев пережить один ужас, мы окунулись в другой. Нашу малютку «Эмми» швыряло как скорлупу ореха по бушующему океану, она кружилась, как бумажный кораблик в сточной канаве, барахталась, как муха в кружке эля, как кусок какашки в взбунтовавшейся проруби, когда её пытается выловить дядя Брюстер, как шелуха подсолнечных семян случайно попавших в рот и её выплёвывают, как… ну, вы поняли как.
Мачты и снасти стонали, словно невесты на брачном ложе. Всё, что мы не успели закрепить, смыло за борт (включая рулевого и пятерых матросов). К штурвалу мы привязали Мэтью Донована, предварительно влив в него четыре пинты шотландского. Кок заперся на камбузе со своими мадагаскарскими жабами и заявил, что прирежет каждого, кто попробует войти. Остальные пили ром, блевали со страху и катались по нижней палубе от носа к корме и обратно в такт поднимающим и опрокидывающим валам. Так продолжалось три дня и три ночи.
Шторм закончился так же внезапно, как и начался. И наступил мёртвый штиль. Мы сняли окочуревшегося беднягу Мэтью с его последней вахты и, приладив к ногам ядро, похоронили его в неподвижной морской глади. Через полчаса, когда мы с коком подсчитывали остатки гороха и воды, наверху заорал О’Тул. Поднявшись, мы увидели, как бледный ирландец показывает за борт, «Мэтью вернулся», твердил он, «вернулся за нами, его послал морской дьявол». Оказалось, что верёвка с ядром оборвалась и Донован всплыл. Он спокойно дрейфовал около корабля, скрестив руки на груди, казалось даже, что он улыбается, а Кун Линь уверял, что усопший ему подмигнул. Верный товарищ не покинул нас в тяжёлую минуту, чем привлёк множество всякой рыбы, которую мы чудесно удили в достаточном количестве. Так прошла неделя и, если благодаря непотопляемому Доновану с пищей вопрос был более не менее решён, то вода заканчивалась. Но хуже всего было то, что закончился ром, что не могло не сказаться на настроении команды. Первой пострадала скрипка О’Тула, извлекая из которой звуки, маэстро пытался подбодрить коллег. И чтобы не отправиться за борт самому, пришлось пожертвовать инструментарием. Доктор Лемюэль вызывал крайнее раздражение тем, что от него частенько вкусно пахло медицинским спиртом, но предложение вздёрнуть эскулапа и произвести ревизию его каюты, большинством голосов было отвергнуто из опасения потерять пока ещё нужного человека. Кок Кун Линь так же подвергался постоянным нападкам и угрозам, но категорически отказывался пускать оставшийся горох и тем более воду на производство самогона. Трогать его тоже не решались из боязни его жаб, с которыми тот свёл весьма тесные отношения. В итоге группа недовольных обступила меня и вежливо попросила предоставить на всеобщее обозрение карту Австралии, к которой мы вышли из Йорка полгода назад и попадали куда угодно, только не на обетованную Южную Землю. Я предъявил документ. К моему удивлению делегация даже не развернула карту, а наоборот, плотнее скрутив, решила вернуть её мне в личное пользование, для чего двое схватили меня за руки, другие двое стянули штаны. «Лучше бы меня сожрала мадам Фуго…», пронеслось в моей голове и тут… «Земля!». (спасибо, Господи) «Прямо по курсу! Земля!». Меня бросили, как ненужную вещь и побежали к бушприту. Похоже, корабль попал в какое-то течение, которое по-тихонечку принесло его… только вот куда?

Далее прозвучало ещё более удивительное:
«Справа по борту фрегат!»….
Боцман выхватил трубу у О’Тула, долго смотрел, но когда «фрегат» оторвался от воды и полетел к берегу, он стукнул ирландца окуляром по голове, объявив, что это какая-то птица и их у брега много. Собрался совет, как поступить дальше. После негостеприимства, оказанного нам в последнюю нашу остановку, ожидать от впереди лежащей земли можно было всего, чего угодно.
По случаю важности ситуации мистер Лемюэль выставил галлон спирта и обсуждение пошло живее. Путём долгих вычислений все единодушно пришли к заключению, что это и есть та самая Южная Земля. Сверившись с слегка подмятой картой, постановили: встать в обозначенной там северной бухте (если она там есть), затем снарядить вооружённый отряд и отправить его под развёрнутым британским флагом на сушу. Была рассмотрена мысль поднять сразу белый, но поскольку капитулировать пока было не перед кем, сошлись, что надо держать его про запас наготове.
Двигаясь вдоль побережья, мы нашли, всё-таки, северную бухту, хотя с оригинальным изображением совпадение было весьма приблизительным. Ликованию команды не было предела. Меня подбрасывали на руках, кричали «ура!», когда кто-то несвоевременно поставил вопрос кто же сойдёт на берег, про меня забыли, и я распластался на палубе. Моё участие не обсуждалось, остальные бросали жребий. После последних потерь у нас оставалось три шлюпки. Решили идти на двух, по шесть человек в каждой. С вооружением тоже возникли проблемы: порох отсырел и остались мы без артиллерии, поэтому пришлось брать только ножи и сабли. Ещё сутки команда приводила себя в порядок, молилась, прощались друг с другом. На рассвете шлюпки были спущены на воду. Доктор Лемуэль махал нам вслед платком. «Фрегат?», указал Кун Линь, сидевший рядом со мной, на парящих над нами птиц. Так мы и прозвали эту диковинную птаху. Первое живое существо встречавшее нас на… на Южной Земле?...

Судя по карте Иосифа, недалеко от места высадки находилось устье реки, поэтому мы разделились на две команды. Одна направилась на поиски, другая осталась сторожить лодки. Я повёл первую. Довольно скоро мы нашли небольшую реку. Я пустился в обратный путь, чтобы привести подмогу, пока остальные заполняли порожние бочонки. Да, это была волшебная земля! Неверлэнд! Небывальщина! Мы находились здесь всего два часа, а уже нам встретились летающие лисы, мохнатый ёж, змея с лапами! (причём с передними и с задними) и даже попугай, декламирующий (как уверял набожный О’Тул) отборную ирландскую брань. Деревья стройные как мачты и закрученные, как морской узел, в форме гриба и даже бутылки. А у самой воды одно сильно напомнило Робу Андерсу его суженую Лурхен, которая обещала выйти за него по его возвращении в Йорк. Насекомых видимо не видимо! Сороконожка длиною в фут ужалила Роба, и он скончался на месте, извергая жёлтую пену изо рта. Мохнатый, с виду весьма миролюбивый, зверь (поначалу мы даже приняли его за Кун Линя) сидел на дереве, жевал листья, с любопытством разглядывал нас. Но когда у него из кармана на животе высунулась голова такого же милашки, подойти мы всё же не рискнули. Да! Это она! Австрия! Тьфу, то есть Австралия!
Под таким впечатлением, стряхивая с себя разнокалиберных пауков, и волоча прилипшего к моей ноге бесконечно причитающего зануду Андерса, никак не желавшего встречаться с Создателем, я вышел к стоянке. Моему взору предстало поле битвы.

Очевидно, противник напал внезапно и застал защитников лагеря врасплох. Как рассказывал впоследствии боцман – это был сокрушительный кавалерийский наскок. Больше половины моряков валялись поверженные на земле, кто-то бросился в рассыпную, на ногах ещё оставались Кун Линь и боцман. Кун Линь мастерски отбивался, вертя в руках мадагаскарских жаб (с которыми был неразлучен), боцман, чемпион Бристоля по кабацким дракам, махал кулачищами направо и налево. Нападавшие выглядели необычно, у них было три ноги и две руки. Не доставая соперника короткими руками, они опирались на одну ногу и лягали двумя остальными. К Кун Линю было не подойти, а нашего боцмана такими приёмами не пробить. Только когда из сумки на брюхе бандита выглянул мелкий гадёныш, укусил боцмана, снял с его пояса свисток, тогда боцман пропустил в голову, но тут же ответил правым хуком точно в челюсть оппонента. Тот взвизгнул и ускакал с соплеменниками восвояси, прихватывая по пути всё, что плохо лежало, затаривая добычу в брюшной карман. Налёт завершился. Боцман пустился за удаляющейся в кусты шайкой с криками: «Дудку! Дудку верни, якорь тебе в зад! Дудку!». Ошеломлённые матросы приходили в себя, когда показались мы с Андерсом. На расспросы никто внятно ничего не мог ответить. Боцман проклинал всё на свете и говорил, что с подобной подлостью встретился впервые в своей жизни. Каким надо быть аморальным созданием, лишённым всяческих нравственных качеств, чтобы спереть самое святое, что есть на свете – боцманскую дудку! Кун Линь благоговейно поднимал руки к небу и твердил: «Кун-фу гуру». Он называл их великими мастерами древнейшего боевого искусства и философского учения кун-фу. По древней легенде, они покинули горы и удалились за край земли. И вот, нам посчастливилось встретить их здесь. Боцман апеллировал, что если древнейшее искусство заключается в умении тырить чужие вещи, то эти «кунгуру» достигли совершенства. Помимо дудки были похищены штаны, мешок сухарей, тельняшка, сопливый платок, пара ботинок и три бескозырки. С подобным амикошонством мы не столкнулись даже в стране великанов. Там нас всего-навсего хотели съесть, не зарясь на нашу собственность. Боцман требовал вызвать подкрепление с корабля и двинуться в погоню. И пока я убеждал его и оставшегося без штанов МакМануса, что важнее наладить доставку воды, от зарослей отделилась группа очередных представителей  загадочной земли. Сумок у них на животе не было. Это, почему-то, подействовало успокаивающе.

Это были люди. Наконец-то люди. Низкорослые, чёрные, вонючие, но люди. Их тёплые дружелюбные глаза-буравчики источали ненависть. Поначалу мы приняли их за жителей Мадагаскара, примчавшихся вслед за нами на своих электрических скатах получить по счетам с расторопного кока, но Кун Линь, (вступивший в переговоры на международном языке – языке торговли) выяснил, что это коренное племя, они давно наблюдали за нами и хотели полакомиться аппетитным МакМанусом, но когда увидели, как мы дали отпор трёхлапым демонам степей, не знавших доселе поражения, они, будучи в полном восхищении от чужеземцев, пригласили нас в своё селение в гости, а боцмана назвали великим воином и просили стать его их новым вождём. Это оказалось как нельзя более кстати. Пока боцман, издавая чудовищные вопли, проходил ритуал посвящения в вожди, Кун Линь организовал коптильню прямо в деревне. При поддержке вызванного доктора Лемюэля запустили самодельный самогонный аппарат, который волшебно перегонял забродившие фрукты в спирт. Прибывшая с корабля команда вместе с туземцами охотилась, собирала плоды, кок всё это коптил, солил, сушил, угощал наших щедрых хозяев, но те вежливо отказывались, и только сладко причмокивали, погладывая на МакМануса. После нанесения боцману важной татуировки (теперь помимо якорей и русалок на нём красовались замысловатые узоры, свидетельствующие о его высоком статусе и детальная история его сражения со степными демонами), ему предстояло вступить в законный брак. Его препроводили в хижину к невесте. Ещё два дня вопли новоиспечённого вождя раздирали округу. И вот, когда инаугурация была завершена, мы закрепили над деревней (которая теперь носила название  - Новый Йорк) британский флаг, погрузили неподвижного вождя в шлюпку (под предлогом, что ему нужно проститься с большой лодкой), последние тюки с добытыми припасами и отчалили на «Эмму».
Мы прошли ещё шестьсот миль до восточного побережья, сверяясь с картой и попутно внося поправки. Теперь можно было с вероятной точностью утверждать, что мы нашли этот таинственный материк Южная Земля, что и было конечной целью нашей экспедиции.
И вот «Эмма» взяла курс на восток, когда раздалась команда: «Человек за бортом!». И действительно, к нам вплавь от берега, неплохим брассом кто-то приближался. Принятый на борт чудаковатый мужчина, грязный и заросший, на ломаном английском уверял, что он капитан английского флота, некогда командовавший кораблём, потерпевшим крушение у этих берегов несколько лет назад. Он плакал и слёзно умолял отвезти его в родной город Глазго. Я ему объяснил, что мы идём в Йорк, и если это его устраивает, он может остаться и помогать коку на камбузе. А с берега нас провожала целая стая «степных демонов», самый рослый из них, с фингалом под глазом, ловко подпрыгивал облачённый в ботинки и тельняшку, из кармана голова его детёныша верещала боцманской дудкой, а остальные махали нам бескозырками.
Через четыре недели мы увидели очертания Индии. Пожалуй, на этом и заканчивается наше путешествие. Судовой журнал, маршрут и карта, как я уже говорил, были переданы географическому обществу.

PS: Человек, подобранный нами в Австралии, во время нашего обратного пути вёл себя безобразно. Отказывался подчиняться коку, угрожал продырявить днище, требовал передать ему командование судном и подбивал команду к бунту. Ребята хотели его повесить, но мы с доктором убедили их высадить его на первом попавшемся необитаемом острове (где-то на 37-й параллели), доверив его судьбу провидению, которое так часто выручало нас.

29 октябрь 2019