2. Тайна Бухты Дымов

2.ТАЙНА  БУХТЫ  ДЫМОВ

1.
Доброго вам времени суток, уважаемые сеньоры и леди. Вот уж никак, никак уж не думал, что в эти мои годы, на девятом десятке, меня, старика, почтят таким вниманием. Такие гости — целое посольство! И ладно бы из соседей кто, из Дании или Голландии, а то с востока, с той стороны Балтики, из Московии! Эк вас занесло! Дорога к нам неблизкая.

Да!
Наслышан-наслышан про дела у вас. Про конунга вашего, Петра Алексеевича. У нас тут о нем многие помнят и за кружкой пива часто вспоминают. Всё с соседями нашими, свенами, воюет? Приезжал с визитом к нам. Был, да. Сказывали, что покуролесил там, на юге у нас, пображничал вволю,  матушку нашу Европу посмешил. Что за горе? В молодости и королям не возбраняется. А то, что  корабельному делу учился, - то уж в большую ему честь и хвалу. На морях живущим иметь свой добрый флот, хоть военный или торговый, во славу и крепость любому отечеству. Дай бог государю вашему здравия. Экой он бугай у вас — в три сажени! Случиться, так и передайте - мол, из Норвегии, от старика Тормоудюра Торфассона поклон и многие лета.

Да!
А о себе что. Не знаю. Кто я и что я. Книжный червь. Всю жизнь просидел в пыли архивов, и самого уж в архив пора. Всю жизнь в глубинах веков копался да пером скрипел, так что от глаз отстал да вон горб нажил — всё мое имение. Всё хотел что доброе по себе оставить и чтобы потомкам на пользу.

Родился? О-ой давно. В том еще веке, в 1636 году и, между прочим, не здесь, не в Норвегии, а в Исландии. Матушка моя, Тоурдисар Бергсвейнсдоуттюр, упокоенная во Христе,  была дочерью священника из Утскаулюма. Так что дед мой по матушке — слуга Христов. А батюшка, Торф Эрлендссон, был сисламанном, служил шерифом в Стафнесе, в Рейкьявике, и считался датским чиновником. Почему датским? Потому что году еще в 1395 Исландией моей завладела Дания, отняв ее у королей Норвегии, правивших Исландией почти полтора века. И теперь вот родина моя уж больше трех веков под Датской короной. Так что я, по месту рождения исландец, по «административной принадлежности» датчанин, а живу вот здесь, в южной Норвегии — уж как судьба распорядилась.

Да!
И кстати, вы, молодой человек, очень правильно сделали, что обратились именно ко мне. Потому как, уж поверьте, - а в том вы, если не сейчас, то очень скоро убедитесь, именно здесь, в древней Исландии, родине моей, ваши генетические корни. Целую жизнь возделывал я сад истории этой части света. Гуляя в нем средь фамильных древ родов славных, любуясь блистающими кронами их, не гнушайтесь опускать взор ваш долу. Ибо в тени их, в густом подросте имен неславных и вовсе безвестных и жила в вечном брожении своем история народов и государств.

Так вот, первыми и то случайно появились здесь вездесущие «конунги северных морей» викинги Наддад и Гардар, которых прибил к никому неведомым доселе берегам непопутный им ветер. Их и считают первооткрывателями нового острова в Северной Атлантике. Третий визитер, великий викинг Флоки Вильгердссон, высадившись здесь в начале зимы и увидев необъятные, покрытые снегом и льдом пространства, назвал этот остров Исландией, что в дословном переводе Ледяное Поле.

Четвертый, приплывший сюда вслед за ним, Ингольв Эрнарссон, рискнул остаться здесь зимовать и… вошел в историю как первопоселенец, и было это в 874 году. Как теперь известно, к берегам Исландии приблизился он с запада и вошел в открытый океану залив, называемый теперь Фахсафлоуи. И первое, что поразило его, - столбы пара, поднимавшиеся над водами. Потому что Исландия расположена на Полярном круге, на условной границе между Атлантическим и Северным Ледовитым океанами, на самом «ходу» Гольфстрима, который несет тепло с Экватора. И когда зимами приходят морозы, воздух остывает, и над теплым заливом, куда к тому же стекаются воды вулканических гейзеров, всегда густой пар, будто дым.
Вот Ингольв и назвал залив этот и место, где пристал к берегу, как потом оказалось, полуострова, - Рейкьявик, или Бухта Дымов. Под таким названием усадьба его, а потом и возникшее вокруг нее поселение приплывавших сюда с материка и вошли в народные саги и в историю. А сам Ингольв Эрнарссон считается уже  родоначальником народа Исландии.


2.
Первопоселенцев влекла сюда свобода от междоусобных распрей, а позднее и произвола конунгов на материке и окрестных островах; и побывавшие здесь, вернувшись, рассказывали, какие тут хорошие земли и как много тогда еще нетронутого леса.

Впрочем, в здешних Ледяных Полях оставались на жительство большей частью разного рода «изгнанники» с более благоприятного для жизни континента или островов южнее, и население росло медленно. Оттого и Рейкьявик, где я появился на свет, городом назвать и сейчас даже, по прошествии стольких веков, можно разве условно. Городок в сравнении с южноевропейскими так себе - прибрежное поселение на полуострове вокруг порта. Здесь я и явился миру и то даже не в самом порту, а… на острове Энгёй, который между островами Акюрей и Видей в тот самом заливе Фахсафлоуи. Острова эти в полумиле от полуострова, на котором Рейкьявик, и считаются его частями. Но так уж получилось, что именно это «островное» место моего рождения и определило всю мою судьбу. Ибо не всякому, благословленному Господом свет увидеть, столько уготовлено бывает знаков, и надо быть слепу, чтобы их не узреть. И мудрость уметь им следовать.

...Что за знаки?
Кому как, не знаю, а мне еще в детстве, должно быть, когда только начал понимать, это обстоятельство, отцом открытое, очень уж в душу запало, - что вот я семь с лишним веков спустя родился на том самом месте - на том именно! - где появился и поселился первый исландец Ингольв Арнарссон. И родилось этакое  чувство «первости» и «особости» себя в этом мире, а вместе с тем и позднее — желание оставить память о нем для потомков, как знак любви к своей малой родине.

С этим вот чувством-намерением о некоей моей будто миссии или предназначении к чему-то высокому я и жил в нашей Бухте Дымов. Школу окончил в Скаульхольте, а когда исполнилось восемнадцать с благословения родителей отправился в далекую «заморскую» Данию и поступил в университет в Копенгагене.

В 1659 году, когда мне исполнилось всего двадцать три, а университет уже был позади, Король Дании Кристиан V принял меня на службу к себе переводчиком древних манускриптов. Карьера же моя в исторической науке, если это понятие к науке уместно, началась через три года, когда меня направили для сбора рукописей в родную мою Исландию, откуда я привез в Копенгаген от Бриньольфура Свейнссона «Старшую Эдду» и «Сагу о Ньяле».

Вот так началась моя скромная служба «узкой» науке для единиц, вроде меня, которая растянулась на двадцать два года. К тому времени, на середине моего уж пятого десятка, окончательно созрела идея написать большой труд по истории Норвегии. Для этого нужно было время, право доступа к архивам, и в 1682 году я попросил Кристиана V назначить меня ни много ни мало его королевским историком.

Последующие три десятка лет я отдал истории Норвегии, и в мои уже семьдесят пять, теперь уже шесть лет назад, многостраничный труд мой напечатали, и вон он, изволите видеть, стоит на почетном месте над столом. Однако написан он на латыни, перевести его на норвежский мне уж не успеть, и остается только тешиться надеждой, что когда-нибудь и какой-нибудь червь-историк вдруг вознамерится совершить подвиг переводчика, - а это непременно будет подвиг! - и сделать мою «Историю» доступной хотя бы нашему миру Скандинавии.

3.
Вот и вы, молодой человек, говорите, что в латыни не сильны. В университете лишь «проходили»? Жаль. А смею заверить трудами всей жизни, что моя «История» далеко не только и не столько история собственно Норвегии, а всего нашего с вами севера этой части подлунного мира. И много по сагам нашим значится событий и фактов вполне реальных, - а саги, скажу вам авторитетно, это рассказы вполне документальные, хоть и допускающие долю домысла, - фактов, относящихся к далеким восточным окраинам наших скандинавских пределов, а может, что нельзя исключать и между прочим, вас лично.

Не верите?!
Напра-асно!
Вот пример.
Одна из саг рассказывает о здешнем норвеге по имени Одд и прозвищу Стрела. Наполнившись к молодым годам страстью славы и богатства, он в один прекрасный день на нескольких кораблях отправился на север вдоль побережья Скандинавского полуострова и через несколько недель плавания попал в страну Бьярмланд, что раскинулась по берегам Гандвика - Белого моря. Далее, как говорится в саге:»Они направили свои корабли вверх по реке, что зовется Двина. На реке было много островов, но они бросили якорь у мыса на берегу и увидели бьярмов которые занимались поминками». Разносивший хмельное виночерпий-норвежец рассказал, что «выше по течению Двины есть курган, сложенный наполовину из земли, наполовину из серебра», и Одд «со товарищи» отправился на поиски клада. «Они его нашли и им пришлось сделать носилки, чтобы перенести на корабли все сокровища».

Конечно, насчет кургана серебра — это домысел сродни вымыслу, но  прелесть саги не в этом.

Одд родился в деревеньке Беррйод на берегу нашего Северного моря, где в «возрасте» трех дней был... брошен на попечение и воспитание в крестьянской семье. Когда он дожил здесь до поры зрелости, перед отъездом его в ваш Бьярмланд приемный отец его устроил праздник, на который пригласил вольву - прорицательницу, чтобы она предсказала будущее обитателям хутора. Одду она, кроме «всяко-разно», напророчила смерть от... змеи, которая, якобы, выползет из черепа его коня по имени Флакси.

Не успела вольва покинуть праздник, как Одд убил своего коня, завалил труп большими камнями и дерном и отправился к вам на Север. Прошло много лет, Одд состарился и вернулся в родную деревню. Накануне на подъезде к ней ливнями размыло землю, и по пути ему попался... череп убитого им же в юности своего коня Флакси. Одд зачем-то ткнул в череп копьем, оттуда выползла змея, ужалила Одда, и он умер. Так сбылось пророчество вольвы. Конский же череп «от греха подальше» зашвырнули в ближайшее озеро, которое в народные саги вошло с названием Озеро Флакси.

Красиво? Однако, вам эта история ничего не напоминает?..
Напоминает?
Совершенно верно! В «Повести временных лет» монах Киево-Печерского монастыря у вас в Киеве Нестор, помните, писал, что когда наш викинг Хельги, предположительно датчанин, брат второй жены Рюрика, которого у вас в Московии считают основателем государства, после него, в 879 году, взошел на русский престол и стал называться великим князем Олегом, ваши волхвы-кудесники, - помните?! - тоже напророчили ему принять смерть от любимого коня. Хельги не стал, подобно нашему Одду, убивать его, а лишь, велев кормить, отослал подальше. Когда Хельги, то есть Олег, после победного похода в Царьград узнал, что конь его скончался от старости, он приехал на место, где лежали кости, поставил «державную» ногу на череп, насмехаясь над лживостью волхвов, но вдруг из черепа выползла змея, ужалила князя, отчего он и скончался.

Согласитесь, - копии почти полные, но обе на равных правах занимают уготованные им места в важнейших исторических легендах, давно ставших документами. И если принять во внимание, что между ними несколько веков и несколько тысяч земных верст и морских миль, никому же не придет в голову считать это случайным совпадением. Тогда вопрос, кто у кого... «списал»? Ведь у Одда Стрелы и конунга Хельги, то есть князя Олега свои совершенно конкретные биографы. Давайте попробуем разобраться.

Князь Хельги-Олег скончался - помните - в 912 году. Первым сообщил об этом и рассказал о предшествовавших столь «романтических» обстоятельствах как раз ваш Нестор в своей «Повести». И если бы у смерти Олега не было «копии Одда», ее при всей сказочности с участием волхвов из одного уважения к личности и с натяжкой простительной условности можно бы принять за достоверный исторический факт. Бог бы уж с ним. Но рядом с этой «копией Одда» ореол достоверности, и без того бледный – согласитесь? - тает совсем. И вот почему.

Летописец ваш писал свою «Повесть», насколько я помню, в самом начале ХII века. Князь Олег находился от него уже в двухвековой давности, и истинная причина смерти его и связанные с нею события Нестору были явно неизвестны. Потому что если были бы известны, он привел бы их с максимальной точностью. А поскольку в силу родства с нашим Рюриком, а еще более - роли конунга Олега в становлении Руси, жизни, полной героических подвигов во славу отечества, и кончине его «долженствовало» быть овеянной красивой легендой. И на роль сюжета для «овеивания» очень подошла... «копия Одда». А удобной для «исторического плагиата» она могла показаться Нестору вот почему.

Ваш Нестор, как я уже говорил, писал «Повесть» в самом начале ХII  века. В это время сага об Одде, как и большинство подобных ей, бытовала у нас только... в устной форме, причем, в нескольких вариантах. И сагой в ее теперешних понятиях не считалась, а существовала на правах ваших народных сказок, хотя была не вымыслом, а, как большинство саг, документальным рассказом о реальной жизни. Сагой же, как прочие, стала называться после того, как неизвестный исландец во второй половине ХIII - начале ХIV веков записал ее со слов рассказчиков.

Заподозрить вашего Нестора в подобном «литературном воровстве» есть еще и те основания, что Одд в истории (или легенде) о своей кончине выглядит мужланом грубым и безжалостным, а потому в поведении более естественным с минимальным допуском вымысла. Олег же в художественно обработанной «для него» истории, скажем так, чужой смерти добр, благороден и вполне соответствует даже в своей кончине этакому фольклорно-сказовому образу овеянного славой русского конунга.

Возможен, конечно, хоть и мало вероятен факт копирования «обратного». Что не Нестор позаимствовал из устного рассказа никому по авторству не принадлежащую историю Одда, а летописец-исландец «списал» ее с вашего  Олега. Исключать нельзя. Потому что, если сага записывалась даже в середине ХIII века, а «Повесть временных лет», допустим, уж если не в письменном, то в устном, пересказываемом по событиям, варианте была уже известна века полтора, безвестный исландец мог быть знаком с повествованием Нестора о том, «откуда есть-пошла русская земля и кто стал ею первым правити». Но такой вариант кажется совсем уже исчезающе маловероятным, поскольку кому же из исландцев придет в голову «огрублять» образ легендарной земляка — личности в истории - и тем самым на века «подставлять» себя под ядовитые стрелы ревнивых соотечественников.

Впрочем, конечно, как там оно было точно в те далекие века, теперь никто не скажет. Но то, что ваш Нестор «списал» сюжет о смерти нашего легендарного Одда и художественно «переложил» его для конунга-князя Хельги-Олега, можно утверждать со всей определенностью. Хотя, впрочем, не очень то и важно, согласитесь. А важно, что все это говорит о тесных исторических, военных, торговых, культурных связях тех времен на всех пространствах раннего Средневековья от Исландии через море Северное и Норвежское, страну Норвегию, Швецию, земли Балтии до Альдегьюборга, Нова Града, Гандвика - моря Белого, до самой Биармии.

И вот ведь еще парадокс истории! Вы не поверите! То озеро Флакси, в которое по саге об Одде Стреле закинули череп коня его Флакси, расположено...  рядом с моим хутором, здесь, неподалеку. Так что летами, в погожие дни я специально хожу туда, на берег легенды вашего князя Олега. Отвлечься от дел, подышать воздухом столь близкого давно минувшего.

ТОРМОД ТОРФЕУС
(Тормоудюр Торфассон)
Королевский историк.

Южная Норвегия.
Губерния Ругаланн.
Долина Сокндал.
Хутор Иммерстейн.
Апрель 1718 г.