Спасибо бабушке!

      
   Говорят, что вернуться в детство нельзя. Совсем никак. Но я знаю один момент, когда это почти выполнимо!

   Целый год не была дома. С того самого момента, когда получив досрочно аттестат в школе,  уехала поступать в институт. Далеко уехала.  А  вернулась  только через год.  Первые минуты дома. Это и есть возвращение в детство! Чемодан на крыльце, мама с объятиями, скрипучая дверь.  Господи, какая - же маленькая кухонька, какой знакомый с детства половичок от порога, занавески на  окне, и вышитая скатерть крестиком в большой комнате, которую все называют залом. Чистенько. Уютно! Как мечталось о возвращении домой весь этот год! И вот этот момент настал, - как возвращение в детство!  Чувствую себя девчонкой, хотя и уже повзрослевшей!

    Прошло не больше минуты и состояние легкости, почти невесомости улетучилось, или его не было? И мама, говорит, говорит, что-то рассказывает, и я стараюсь вникнуть в её слова, ведь это всё, что семье довелось пережить за этот год! Всё в нескольких фразах, и я уже в курсе всех дел. Всё хорошо.

   - Отдыхай пока.  Обед на плите. А я  побежала! Как бы не опоздать. К пяти приходи, я подработку взяла.  Маша в отпуске, в трех кабинетах уборку сделаем вместе, всё на что-нибудь заработаем. Поди поизносилась вся! Туфлишки надо в первую очередь купить, да какие-нибудь легонькие, по пескам-то нашим ходить. А уж к институту - что получше купим. Заработаем!
 
   И уже с порога мама кричит: -  телеграмму вчера  получили странную. Из Москвы. Всего три слова: Встретили. Все хорошо. И подпись. Андрей.  Мы с папой уже подумали, не жених ли твой? Странно, что из Москвы.

   - Потом расскажу. Иди, а то опоздаешь. Это просто знакомый. Ехали в одном купе.

   Я так и  не успела рассказать, что задержалась в Свердловске, и приехали вместе с моей подругой Таней, что проговорили всю ночь,  сидя на нижнем боковом сидении, и встретили раннее утро, так и не успев наговориться. Хмурым было то утро.  Рядом с железной дорогой всё чаще стали проплывать заборы за колючей проволокой с башенками, сколоченными из грубых серых досок, охранниками с  автоматами,  и жизнь вдруг показалась нам не такой уж розовой, раз в ней есть место бесконечным лагерям, которые называются Гулагом.  Мы как-то разом притихли, а потом, между сосен стали проплывать сполохи солнечного света, и, казалось, что грусть прошла, хотя она и оставила свой след  на всю оставшуюся жизнь.
 
    Дома нет никого. Папа на работе, брата отправили на сборы после девятого класса, Саша - в пионерском лагере, а Ниночка - в санатории.  Это три километра через лес, по тропинке. С подругой Таней договорились съездить на велосипедах. Благо их во дворе  целых три. Один с мотором.
   
    Вдруг – на тихой улочке голос Тани: - выходи, поехали кататься!- И мимо меня, на велосипеде с мотором  с хохотом проехала моя Таня, с которой мы расстались пару часов назад.

   - Надо догонять, -  подумала я, надела мамины старенькие туфли, которые когда-то мама ласково называла «мои лакировочки!» – и,  оседлав своего коня-велосипеда с мотором – бросилась вслед за подружкой! А та уже объехала квартал и подъезжала ко мне с другой стороны!  У меня, помню, была одна мысль, как-бы с этой лихой наездницей не столкнуться, пока я толком не усвоила, как ездить на моторе. А главное - как вовремя остановиться! Закончилось всё благополучно, но не совсем…
…
   Прикрыв свой аптечный киоск, мама чуть-чуть помогла мне с уборкой кабинетов поликлиники и мы, довольные,  пошли домой. Тут я рассказала и про  Андрея, и про молодую женщину с двумя детьми, которые стали моими попутчиками на целых четверо суток, и про молодого солдата, который открыл мне тайну, что это его будут отправлять на пилотируемом самолете из Москвы, назад – на дальний Восток. Андрей врал, что он политзаключенный, и едет к семье в Москву,  что у него где-то на Сахалине огромная библиотека, и  дом… Только вот нет надежды, что семья вообще будет рада встрече, ведь он был осужден на 25 лет. Правда,  срок скостили, но всё-равно, испытывал боязнь, что никому он не нужен. Я даже пыталась выразить понимание и что-то сказала ему в утешение. И дала свой адрес. Зачем? Просто хотелось убедиться в чем-то. Только нам с Наташей, так звали мамочку двух детишек, особо рассказывать о себе было нечего.  Одна, т.е. я – студентка, другая с детьми ехала к месту службы мужа, военного. В общем - мы общались как близкие люди, за четверо суток привыкли друг к другу, возились с малышами, мужчины изощрялись в красноречии, безбожно привирали и вовсю старались скрасить утомительное путешествие. 

   - Значит встретили Андрея, судя по телеграмме – сказала мама.
   – Да нет. Наверное,  наоборот, никто не встретил. Побежал бы он телеграмму давать? Не  до этого бы было. Тут точно - никому он не нужен, статья у него опальная. Отмежевались родные и жена. Невозможно столько ждать.
   - Пожалуй, ты права.

   У магазина,  в киоске продавали в такой поздний час  мороженое. Мама, любительница этого лакомства, тут же встала в очередь.
   - Подтаивает, вот выбросили вечером, чтобы к утру не растаяло - сказал кто-то в толпе.
   Мама купила себе два, вернее одно папе, но мы бы его не донесли. Мороженое растекалось, и мы подъедали его то сверху, то снизу,  то сбоку. Холодильников в городе не было, куда же его? Даже колбасу привозили из Свердловска только свиную, полукопченую. Другую нельзя - испортится. Но эта - самая вкусная колбаска.
 
   - Что-то ты прихрамываешь? – мама заметила, что я как-то не свободно иду, будто нога болит.
 
   - Да нет, ничего.  Пятку стёрла немного в твоих туфлях-лакировках. Заболела вот недавно, пока я пол домывала. 

 - Завтра купим тебе что-нибудь.

    Придя домой я обнаружила, что волдырь на пятке прорвался, нога покраснела и отекла немного. Мама ранку обработала,  но, видимо, сделать это надо было гораздо раньше.  Я  стала чувствовать нарывающую боль. К утру – стало совсем плохо. Уходя на работу,  мама велела сходить в больницу к хирургу.

   - Пожилой врач покачал головой, навыписывал мне лекарств,  велел лежать в постели, и приходить на УВЧ.

   Только как же приходить? По городу автобусов нет, а до больницы километра три, не меньше! Я еле дошла до дому. И слегла. Нога, после такой нагрузки опухла почти до колена, стала багровой, синюшной и мне вдруг стало страшно. Я поняла, что развивается заражение и что делать, ведь всё может плохо кончиться. Мама принесла мне нужных лекарств, как раз тех, которые мне выписал врач. Она сама сходила к врачу своей поликлиники и тот,  выслушав,  всё понял. Таблетки я выпила, антибиотики, наверное. И что? Лучше не стало. Нога превратилась в толстое синюшное бревно, а настроение моё – в тихий заунывный плач. А тут еще мама привела какую-то бабку, которая лечила наговорами, и та, осмотрев меня,  вынесла вердикт: - «Отрежут ногу-то! Заражение крови. Сепсис.  Абсцесс. Уж до  колена дошло, отрежут ногу-то!»

   Моя надежда на выздоровление улетучилась, совсем мне плохо стало. Я ревела потихоньку, представляя себя одноногой и хромой, какой уж тут институт, буду на костылях ходить, никому не нужная, и так и умру,  несчастная и забытая! Да еще и выдержу ли я операцию, хоть и под наркозом говорят не больно, но ведь – это не пальчик, а целая нога…

   Сквозь сон я слышала, что приходила Таня, они с мамой пошептались в прихожей, но решив, что я заснула, Таня ушла, в испуге и слезах.

   А утром приехала бабушка! Она ездила в Нижний Тагил, чтобы привезти на каникулы внучку. И как только вошла в дом, позвала обеих внучек, Наташу и Таню.
 
  - Господи, Господи. Горе-то какое, спаси и сохрани, Господи. И  шептала молитовку, делая мне на ногу компресс из урены -  и,  воркуя, успокаивала меня.
 
   - Не зря я в госпитале работала! Всё умею! Бывало,  раненых-то не стеснялись  лечить, всем, что знали. Где молитовкой, а где и тем, что уреной по-научному называется.

    Потом дала мне чаю с травками, и я забылась с последней надеждой на бабушкино лечение.
…

   Проснувшись, не открывая глаз,  я старалась сообразить, что со мной. Уж не отрезали ли мне ногу… что-то ничего не чувствую. Может это я в больнице, после наркоза… . Потом приоткрыла один глаз и увидела белую занавеску, и солнце,  заглядывающее в комнату. По его положению, я поняла, что день клонится к вечеру. А нога? Да тут она! Со мной! Ничего не болит. Нога укутана бабушкиной шалью.
 
   - Ну вот, проснулась наконец-то! Больше суток спала. Чаёк мой травяной помог! Да компресс! Давай-ка смотреть, что тут у нас?

   Пришли мои двоюродные сестрёнки: Таня с Наташей. Все в ожидании. Что там с ногой? Может еще урена понадобится?

    Бабушка, опять шепча молитву, осторожно распеленовывала ногу.

   - Болит?

   - Да нет, не болит!

   Я села на кровати,  и все мы удивились, что нога  почти пришла в норму. Краснота прошла, синюшно-багровый цвет исчез, и только ближе к ранке - осталась припухлость…

   - Ничего, сейчас ранку присыплем стрептоцидом - скорее заживет! Но ты не вставай  пока. Полежи.

  И принесла мне горяченьких пирожков. С чаем. Вскоре и мама пришла с работы, и папа вернулся. Как-то спало то напряжение, которое возникает у всех, если что-то не так. Мама принесла новенькие парусиновые туфельки, на низком каблучке, с  бантиком, какие я и хотела.

   А через пару дней мы с Таней весело крутили педали по тенистой лесной дорожке! Надо успеть Ниночку  в санатории попроведовать, да к пяти быть у мамы на работе!
 
   Спасибо бабушке!