Город туманов

Соскучились по солнцу? Осенью его уже мало, а зимой будет еще меньше. Осенью небо ниже и ветер кружит в танце листопадное золото. Астрахань в конце октября пахнет теплым туманом, который низко стелется над каналами, обволакивает дворцы и набережные теплой белёсой мглой. Листья наконец-то пожолкли, пожухли, сникли, но тепло никуда не ушло. А к полудню, когда туман растекается по дворам, чтобы переждать до следующего утра, в небе появляется солнце и тогда наступает синеглазое время; запрокинь голову в такой час, чтоб не видеть земли - и можно поверить: ещё праздник, ещё лето. Сидишь на берегу, считаешь врагов, подставляешь лицо нежному теплу. Приятно оплывать как воск под его лучами и твердеть по ночам, в ожидании нового восхода.
 
В таком чередовании обретаешь форму.  Дайсэцу Судзуки называл эту метамофозу мудреным словом "сатори". Поэтому дневная прогулка по Астрахани на велике, как гипотеза не лишена тайного очарования, а её верификация истощенным азартом ослабляет секретные желания сердца. Смущают только слова Павича, который обмолвился в "Пейзаже нарисованном чаем": То, что в октябре кажется мартом, на самом деле январь.
 
Одни инертность и праздность позволяют еще жить с надеждой сохранить поразительную неподвижность вселенной, дарованную мне от рождения. Ведь просветленный человек, или убеждающий в том, что он просветленный, - в любом случае думает, что он просветлён. То, что другие думают об этом, ничего не может определить для него в отношении его опыта.
Даже если он лжет, его ложь - духовный факт.
 
Сомнения успокаивают, мудрость утихомиривает, огорчения обескураживают.
 
Возможно в конце октября ракам и львам стоит проявлять осмотрительность в делах и с большим, чем обычно, прилежанием уточнять в зеркале собственную карикатуру, каждое утро нагло копируя самого себя вчерашнего.
 
Современные исследователи философии дзен часто представляют шестого патриарха Эно необразованным коробейником. Однако, в третьей главе своей книги "Ведение в Дзен" профессор Судзуки описывает случай, который убедил меня в обратном. Эно работал у пятого патриарха Гунина на монастырской мельнице. Он не был настоящим монахом, а всего лишь чистил рис. Это длилось восемь месяцев. Однажды Пятый патриарх, желая выбрать себе преемника, решил проверить, как его последователи (которых было около пятисот) понимают его учение. В связи с этим он потребовал, чтобы каждый из них сочинил стихотворение, выражающее его понимание учения. Стихотворение, сочиненное Дзинсю, самым ученым из всех пятисот учеников, гласило следующее:
 
             Древо мудрости есть тело,
             А гладь зеркальная – душа.
             Держи их в чистоте всегда,
             Смотри, чтоб пыль на них не села.
 
Чистильщику риса и будущему шестому патриарху Эно не понравились стихи, и он сочинил другие, которые поместил рядом со стихотворением ученого Дзинсю:
 
             Нет древа мудрости,
             И нет зеркальной глади;
             С начала самого нет ничего –
             Так что же может пылью покрываться?
 
Пятый патриарх тайком от всех сказал Эно зайти к нему в полночь,
когда все уснут. Когда Эно явился к нему, он передал ему свою рясу - символ власти и непревзойденного духовного достижения, а также уверил его в том, что в будущем их религия достигнет небывалого расцвета.
 
Однако он посоветовал Эно скрывать свои духовные достижения, пока не настанет время, когда он сможет появиться в народе. Он сказал также, чтобы Эно не передавал своим последователям рясу Бодхидхармы, служившую символом веры, так как Дзэн уже был в то время полностью признан внешним миром в целом, и поэтому отпала необходимость символической передачи истины.
 
В ту же ночь Эно покинул монастырь.
 
Автор "Введения в Дзен" посвящает этому происшествию многочисленные, очень глубокие и убедительные комментарии. Когда-то я читал их как откровение и с большой пользой для себя. И сейчас они не потеряли для меня своей новизны. Иначе зачем тогда совсем недавно я снова перечитывал его книжку.
 
Такая мощная, эстетически переживаемая патриархом Эно картина мира, как иерархии пустоты, вызвала у меня странные, на первый взгляд, ассоциации с текстами Псевдо-Дионисия Ареопагита. Просто у последнего мир был иерархией света.
 
Сравнительно недавно я узнал, что авторы "Ареопагитик" Псевдо-Дионисий Ареопагит и Дионисий Ареопагит - один и тот же человек, чему немало удивился.
 
Но иногда, в подобные этому дню теплые туманные вторники, я вдруг начинаю противоречить и себе и Дайсэцу Тайтаро Судзуки. И тогда я представляю патриарха Эно тем, кем он был на самом деле - безграмотным крестьянином, страдающим всеведением идиотизма.
 
Он появляется на свет, словно уже пережив самого себя. Поэтому модальности бытия - время, любовь, пространство, ученость, движение - воспринимаются им как ребячество или как отсутствие стиля и безвкусица.
 
Однако, возможно я переоцениваю духовную глубину его учения, а мы все развились до такой степени совершенства, что теперь нас окружают одни дураки. В душе ещё теплится надежда, победить, соревнуясь в возрасте с остальными, равными в искусстве деградации, но мысль об этом нагоняет на меня скуку. Поскольку очевидно - было бы нездоровой ошибкой предполагать, что сатори или самадхи можно встретить где-либо ниже этих уже обретенных нами, скрытых теплыми туманами вершин.