Голодные игры Катон. Главы с 26 по 28

26

Какое-то время еще стою, осознавая произошедшее. Дождь щедро хлещет мне в лицо и на плечи, и от этого я довольно быстро прихожу в себя. Вспоминаю, что помимо жизни Мирты, Цеп забрал и рюкзак, который причитался мне на пиру. Но вижу я только один, подхожу к нему, сажусь в траву и начинаю его разбирать.
Помимо вещей, которые явно принадлежали Цепу, я с огромным удовлетворением нахожу то, что предназначалось нам — спальный мешок для Мирты, лекарство для нее же — маленький пузырек; два… что-то вроде комбинезонов, только совсем прозрачные и очень плотные на ощупь. По всей ткани комбинезонов идет розоватая сетка. Я глажу ткань пальцами, и наконец до меня доходит, что это — это кольчуга! Кольчуга от стрел замарашки, чтобы я мог отомстить и ей тоже. Но почему же Цеп не надел ее на себя? Вспомнив этого громилу, я понимаю причину — хоть я и профи и тренировался, сколько себя помню, он больше меня раза в полтора, и она бы попросту на него не налезла. Что ж, самое время чуть экипироваться.
Берусь за язычок молнии — и тут мне становится смешно.
— Что-то мне это напоминает, — говорю я громко с ухмылкой. — Для тебя, Сессилия!
Медленно снимаю куртку, за ней футболку. Капли дождя начинают стекать по моим рукам и торсу, напоминая, как это кайфово — ванна, или хотя бы душ. Следом за курткой и футболкой в траву отправляются ботинки и штаны, и вот я уже почти голый. Не хочется одеваться обратно сразу же, позволяю дождю смыть с себя хоть какую-то грязь. Потом надеваю кольчугу, а за ней и все остальное.
На всякий случай перекладываю из рюкзака Цепа в свой лекарство и лепешки, которых в нем просто завались — видимо, он каким-то образом пек их и ими и питался все это время. Спальный мешок у меня есть свой, зачем мне еще один… Кольчугу для Мирты тоже оставляю здесь — вряд ли кто-нибудь сюда вообще заберется, а мне лишняя тяжесть.
Финал близок. Я это чувствую. Скоро я поеду домой. Скоро я убью двенадцатых. Два по цене одного. Порывшись в рюкзаке, нахожу компас и задумываюсь. Где вероятнее всего могут находиться Мелларк и Эвердин? Будем исходить из моей прошлой логики — где-то рядом с водой. Самый большой водоем на Арене — озеро у Рога изобилия. Туда они, скорее всего, не суются — слишком открытое и очевидное место. Остается река и те водоемы, которые я видел до этого. Могут быть еще какие-то, но остановимся на этих пока. Итак, надо обследовать реку, а начать лучше всего с места, где я видел женишка в последний раз — даже если двенадцатой удалось его вылечить, он был сильно ранен и не мог уйти уж очень далеко оттуда. Место нашей последней стычки с двенадцатым, таким образом, находится от меня на… правильно, на северо-западе. Значит, я могу отправиться напрямик туда. Определяю по компасу направление, ориентируюсь по приметам местности, поправляю рюкзак и иду обратно, к месту очередной моей драки — на этот раз с двенадцатыми.
Иду быстро, больше не опасаясь нарваться на ловушку — зрителям наверняка не терпится поскорее увидеть мою расправу над женишком с невестой, и распорядители не будут их разочаровывать. Останавливаюсь, только чтобы попить воды. Мне удается увидеть в последний раз место с цветами Мирты, издалека — дерево, по которому я ориентировался, в какой стороне Цеп и которое меня не подвело, и лесок, в котором я чуть не сгорел заживо в горячем газу. Так проходит день.
Ночью дождь наконец прекращается, разом, как по щелчку рубильника — а я не сомневаюсь, что это так и есть. И я позволяю себе остановиться, развести костер и поесть. И тут мне присылают посылку. В ней еда — маленький поднос с жареной курицей. А еще новые ботинки. Даже не знаю, чему я рад больше. Пока я подбрасываю в костер дрова, наконец греюсь, обсыхаю и наслаждаюсь отличным ужином, темнеет и играет гимн. Показывают лицо Цепа. Смотрю на него, пока оно не исчезает.
Не знаю, сколько я так сижу, меня немного загипнотизировала вся обстановка — звезды над головой — может, и искусственные, откуда мне знать — и тишина... В первый раз в жизни я сам, без чьей-то подсказки, обратил внимание на красоту окружающей природы. И в первый раз за все нахождение свое на Арене смог по-настоящему отдохнуть.
Проснувшись, быстро съедаю остатки ужина и пару лепешек Цепа, напиваюсь воды и иду в выбранном направлении, решив, что больше не буду позволять себе такие длительные привалы, как ночью, буду отдыхать по пятнадцать минут и идти, пока не достигну цели. Дальше мой путь отклоняется сильно влево, и я иду все в той же траве по пояс, на этот раз уже под ясным небом и палящим солнцем.
Когда я уже вижу вдалеке зеленеющий лес над стеной скал, раздается пушечный выстрел. Я даже вздрагиваю от неожиданности и останавливаюсь. Кто это? Мелларк наконец умер от заражения крови? Лестер убила Эвердин? Или наоборот? Что ж, вечером узнаю.
Напрямик идти быстрее, чем петляя по степи и пытаясь выжить в ловушках, так что до стены, отделяющей меня от остальной части Арены, я добираюсь уже ближе к вечеру. Разумеется, это не тот участок скалы, где я спускался, и тут довольно отвесно. Хорошо отдыхаю, поудобнее прилаживаю рюкзак к спине, выдыхаю и лезу на скальную стену. После степи с ее вечной травой и ощущением, как она шершаво касается лица и рук, ощутить под пальцами почти гладкий камень даже приятно. Осторожно нащупываю пальцами каждый новый выступ, медленно, но верно поднимаясь. Скала не то чтобы монолитная, зацепиться и руками, и ногами есть за что, и я раз за разом поднимаю себя вверх.
Уже почти стемнело, когда я наконец поднимаюсь наверх. Сажусь на землю, достаю еду, воду, устраиваю себе небольшой привал. Играет гимн. Лестер. Это была Лестер. На одного соперника меньше. А двенадцатых все-таки убью я, как и планировал. Поднимаюсь и иду дальше, к реке.
Уже давно стемнело, я иду все дальше и дальше, и вот дохожу до места, где мы с Миртой любовались закатом. «На самом деле ты любовался им с Диадемой» — ехидно подсказывает внутренний голос. И тут я замечаю что-то очень странное — вода, которая раньше выплескивалась из берегов реки, так ее было много, начинает уходить, как будто просачивается сквозь землю. До меня не сразу доходит, с чем это связано, и я продолжаю идти по руслу реки. Но вода продолжает убывать, и я наконец соображаю — распорядители спускают всю воду, чтобы стравить меня с двенадцатыми! Ведь рано или поздно кому-то из нас захочется пить, и тогда мы встретимся… где? Возле озера у Рога изобилия? Возможно. Но пока я все-таки хочу поискать их там, где, по моим подсчетам, они могут прятаться. До места, где я дрался с Мелларком, еще столько же топать, сколько я прошел возле русла реки, а уже глубокая ночь. И я все-таки решаюсь немного отдохнуть. Решаю не разводить костер, чтобы не обнаруживать себя — сохраним сюрприз для самой лучшей пары Голодных игр на завтра. Заворачиваюсь в спальный мешок и засыпаю.
Просыпаюсь с рассветом. Не завтракая, сворачиваю от реки в лес. Часам к девяти утра дохожу наконец до места, где мы дрались с двенадцатым. А чуть дальше вижу упавшее осиное гнездо. На всякий случай обследую местность вокруг, потом иду дальше в том же направлении, намереваясь снова выйти к реке.
Еще около трех часов ходьбы — и я вижу за деревьями русло реки. Воды в нем уже совсем нет. Принимаюсь обследовать местность вокруг реки. Тут особо нигде не спрячешься, и я иду вниз по течению, и через какое-то время замечаю в некотором отдалении от нее цепочку скал, которые, видимо, окружают Арену по периметру, и это та же гряда, возле которой я нашел Мирту. Близость скал к реке меня заинтересовывает, и я иду к ним. Через некоторое время изучения скалы я обнаруживаю заложенную валунами пещеру. Хорошо так заложенную — если бы я не искал прицельно место, подходящее для убежища, я бы подумал, что это просто груда камней. Какое-то время у меня уходит на то, чтобы освободить достаточно места и войти. Контраст прохлады воздуха в пещере и теплого снаружи ощущается сразу. Приглушенный свет вечера проникает внутрь, позволяя мне рассмотреть обстановку. На полу лежанка из хвойных иголок, валяется мусор вроде корзинки, в которой явно было что-то съедобное, посуды, костей, оставшихся от съеденного мяса, а еще какие-то грязные лоскуты, видимо, Мелларк долго очухивался от своей царапины. Кое-где видны пятна крови, что меня не может не радовать. Очевидно, что двенадцатые жили здесь, и довольно долго. Но совсем недавно они покинули свое уютное гнездышко и ушли — скорее всего, к Рогу.
Внезапно слышу какой-то звук. Топот. Но не человеческих ног. Топот явно приближается ко мне. Что же такое ко мне бежит? Вот он, финал.
Я не успеваю выйти из пещеры, и огромная тварь набрасывается на меня прямо здесь. Из-за сумерек я не могу ее разглядеть, да и некогда мне — выхватываю меч и пытаюсь обороняться. Тем не менее огромная псина с чудовищной силой прикладывается лапой об мой бок. У меня перехватывает дыхание, я падаю на пол пещеры, и понимаю, что сейчас мутант просто прыгнет мне на голову, и конец Голодным играм для Катона Кэнтвелла. Так что я, несмотря на спертое дыхание, перекатываюсь на спину и выставляю меч перед собой. Неловкий пасс, и тварь хоть немного, но ранена в лапу. Пока она (он? оно?) рассматривает порез, я встаю. Со следующим прыжком мутанта на меня я убиваю его, вонзив меч ему в грудь. Слышу уже не одну тварь, а несколько, никак не меньше пяти, уже совсем близко от пещеры. Понимаю, что если они застанут меня здесь, они просто разорвут меня, вооруженного или нет, а еще, что времени на то, чтобы выдернуть из убитого мной мутанта меч у меня просто не остается. Поэтому я убегаю из пещеры, вложив в этот рывок все силы. И мне удается! Удается выскочить на открытое пространство и пробежать какое-то время, прежде чем они соображают, в какой я стороне. Пять тварей (или нет? Их уже больше?!) разворачиваются в мою сторону, и вот уже тяжелые лапы опускаются на землю за моей спиной. Несмотря на охваченное страхом сознание, я пытаюсь соображать. Если я попробую залезть на дерево, они либо достанут меня оттуда, либо свалят его. Если бежать по прямой, то Рог изобилия не так далеко отсюда, я смогу… до него добраться.

27

Превозмогая сильнейшую боль в боку, я бегу, ломая ветки, к единственному своему спасению — к Рогу изобилия. За спиной я слышу злобный визг и удары сильных лап о землю. Прямо-таки затылком я чувствую желание мутантов меня убить. И это их желание гонит меня все дальше и дальше. С направлением я не мог ошибиться, но по моим расчетам бежать еще долго.
Воздуха в легких становится все меньше, бежать все труднее, но остановиться — значит умереть, и я бегу дальше. Хлестание веток по лицу, стук крови в голове, боль в разорванном бедре, сопение и стук лап за спиной... и вот наконец я вылетаю на поляну с Рогом изобилия.
Здесь меня встречают двенадцатые, и приветствие от Эвердин выражается в стреле, летящей в мою грудь. Утомленный долгим бегом, я почти не замечаю ее. Стрела отскакивает от кольчуги, и я бегу дальше, мимо двенадцатых, пролетаю между ними, и на их лицах отражается испуг и растерянность.
Добегаю до Рога. Моих сил каким-то чудом хватает на то, чтобы с разбегу быстро на него вскарабкаться. Забираюсь на самый верх рога и валюсь на нагретую за день металлическую поверхность, пытаясь пропихнуть в грудь хоть немного воздуха. Двенадцатые тем временем пытаются ко мне присоединиться. С высоты своего положения я ясно вижу, как Эвердин собралась воспользоваться тем, что я пытаюсь отдышаться, и заряжает в лук стрелу. Приподнимаюсь, готовый сопротивляться, но она поворачивается и выпускает стрелу вниз, в мутантов. А потом помогает Мелларку подняться.
Мутантами кишит все пространство у Рога, визг, лай и скрежет огромных когтей о металл заполонили воздух, почти оглушая.
— Они поднимаются? — пытаюсь спросить у двенадцатых. — Поднимаются за вами?.. Эй! Они поднимаются?!
— Что?! — орет Эвердин.
— Он спрашивает, карабкаются ли они за нами, — говорит ей Мелларк, глядя вниз. Они не отвечают мне, да и понятно, почему — есть от чего потерять ориентацию.
Со всех сторон щелкают челюсти громадных тварей. Лежа, я их почти не вижу, но двенадцатые по сравнению со мной в лучшем положении и старательно рассматривают чудовищ. На девчонку набрасывается огромный белый мутант, и она, вскрикнув, выпускает в него стрелу.
 — Китнисс? — двенадцатый кладет ей руку на плечо.
 — Это она!
Снова оглядываясь, Эвердин выдыхает:
– Это они, они все, другие. Рута, и Лиса, и… все остальные трибуты...
Она, она... Белые волосы... Тем мутантом была Диадема!
Китнисс второй раз убила Диадему, но теперь я этому рад. Правда, я не совсем уверен, что это все-таки трибуты — я вспоминаю тела павших, которые доставлялись в наш дистрикт в прошлые Голодные игры. С другой стороны, в этот раз все могли изменить и сделать из них чудовища. Мотнув головой, избавляюсь от этих ненужных рассуждений — кто они, совсем не важно, сейчас главное, что они хотят нас убить.
Я гораздо выше, чем двенадцатые, и мутанты занимаются в основном ими. До меня они просто не могут добраться. Пока двенадцатые борются с очередным чудовищем, вцепившемся в Мелларка, я прихожу в себя и уже чувствую себя в состоянии подняться на ноги. Когда я это понимаю, двенадцатые успевают вскарабкаться ко мне, на верхушку Рога. Они по прежнему заняты мутантами и как будто совсем забыли обо мне. Ну что ж. Это чревато для любого из моих врагов.
Время растягивается, и в моем уставшем мозгу вспыхивает понимание, что же Капитолий хотел донести до меня всеми этими испытаниями. Побеждает сильнейший. Всегда побеждает сильнейший. «И это нормально» «Правда?.. А как же все остальные? Как же Мирта? А та маленькая девочка?.. Ради чего они умерли?» «Ты поймешь это потом… Побеждает всегда сильнейший. И он будет награжден».
Встаю на ноги, подхожу к Мелларку сзади, и, подсунув руки ему под плечи, дергаю вверх. Он пытается сопротивляться мне, но почему-то молча, как будто на звуки сил у него уже не осталось. Пока я вожусь, поднимаясь вместе с двенадцатым, взятым мной в захват, его за ногу успевает цапнуть один из мутантов. Он даже тут не кричит. И вот я уже выпрямляюсь, прижимая его к себе за шею руками. Все это происходит секунд за пять, и наконец Эвердин оборачивается. Мигом оценив ситуацию, она заряжает стрелу в лук и нацеливает ее мне в голову. Несмотря на всю напряженность момента, я начинаю смеяться.
— Стреляй, и он полетит вместе со мной!
Продолжаю сдавливать горло Мелларка со всей возможной силой, на какую способен. Мне приятно слышать, как предатель задыхается. Вдобавок по моей ноге начинает стекать кровь из его раны. Женишок явно слабеет и скоро умрет, и я, ухмыляясь, смотрю на нерешительно топчущуюся двенадцатую, все еще напряженно удерживающую стрелу на натянутой тетиве. Давай, помирай, ненаглядный, и я прикроюсь тобой от стрел твоей возлюбленной и сброшу ее к мутантам. Ну или задушу, это доставит мне удовольствие.
Мелларк поднимает всю в крови руку к моей кисти. Усиливаю захват, пытаясь прекратить это движение. Но он дотягивается все-таки и рисует на моей кисти крестик. Как только я понимаю, что он задумал, Эвердин выпускает в нее стрелу. Ужасная боль пронзает руку вместе с наконечником. Кажется, так больно мне не было никогда в жизни. Кричу, отпуская Мелларка и хватаясь за раненую руку. Он не удерживает равновесие и падает на меня спиной. Эвердин хватает его, а я, подскользнувшись, лечу вниз, навстречу своей смерти.
Как только я падаю на землю, на меня набрасываются мутанты. Изо всех сил я отбиваюсь от них, хоть это и очень трудно, потому что я ранен в бок и в руку. Чудовищ слишком много, тем не менее я не собираюсь сдаваться без боя. Каким-то чудом мне удается вытащить припрятанный за носком кинжал. Они набрасываются со всех сторон, а я, отбиваясь, пытаюсь проложить себе дорогу к той части Рога, где я смогу залезть к двенадцатым.
Все превращается в нескончаемый кошмарный сон и ад. Мутанты почти размазывают меня по поверхности рога, и все, что я вижу и слышу, это визг, рычание, лай, клацающие челюсти, огромные когти, царапающие по рогу и по кольчуге — она выдерживает даже такое. Моих усилий хватает на то, чтобы убить одного из мутантов — в такой тесноте я даже не понимаю, кого убил; его тут же сжирают сородичи. Пока они заняты им, я пытаюсь ухватиться за рог и подняться к двенадцатым. Но они быстро расправляются с поверженным мутантом и снова набрасываются на меня, быстро стащив на землю. Я все еще пытаюсь сопротивляться, но это бесполезно, бесполезно.
В последние мгновения своей жизни я не чувствую ничего, кроме всепоглощающей боли.

28

На экране, разделенном на три части, показывают лицо Китнисс с развевающимися по ветру выбившимися прядями волос; Пита, с ужасом смотрящего вниз; и Катона, их мальчика, разрываемого мутантами на части, истерзанного, но — еще живого. Четыре человека смотрят на это зрелище. Каждый из членов семьи принимает близкую смерть Катона по разному — отец и Марк крепятся, у женщин в глазах слезы; но всех объединяет выражение глаз — в них застыл ужас и безграничное сострадание.
В комнате висит не высказанное никем, но общее желание — чтобы Катон скорее умер и перестал страдать. И вдруг Китнисс, словно уловив это желание, смотрит на Пита. Он кивает в ответ на ее мысль. Она берет лук и стрелу в руки,  ложится на рог и подползает к краю, а Пит крепко берет ее за ноги, чтобы удержать, если она начнет падать. Наложив стрелу на тетиву, она прицеливается и посылает ее точно в глаз Катона. Тут же гремит пушечный выстрел.
В гробовой тишине, повисшей в комнате, отчетливо звучит шепот Аделлы:
    —  Спасибо, Китнисс!