Спецагент Бытия - миссия выполнена

     Ицхак не был, однако, первой заходной картой большой игры – дурак, разве что, с козырного туза (правда бывшего поначалу шестёркой) заходит. Незадолго до него в одной из находок - предтече главы 24, внедрились сразу три новых персонажа: Вафуил, дочь его Ревекка и управляющий раб, посланный Авраамом в родные края с деликатным поручением.

     Как так, Ицхака ещё в помине нет, а его уже женят? Не дождавшись рождения-смерти в качестве ублюдка-изгоя, оживления, взросления, обращения в единственного господского сына? Что ещё за фокус?

     Фокус был усмотрен у уличного факира, который, сунув в шляпу серую ворону, изъял белого голубя. Секрет крылся в почтительности Елиезера (таким именем раб назван в главе 13), величавшего жениха «сын моего господина, которого его жена родила в старости его»,  не называя явно по имени.

     Оглашать имя было без надобности – авраамова родня, как и читатели, знали, что речь идёт об Иакове. Прообраз главы 24, подшитый спереди будущей главы 29 выглядел приквелом к его женитьбе на кузине Рахили, дочери авраамова брата Лавана, жителя Ура Халдейского, откуда Авраам, тогда ещё сын Нахора, а не Фарры (в оригинале Тараха) ушёл странствовать по белу свету.

     В первичной версии Иаков узнал о будущей супруге от проезжего урского купца, либо посланца из родного города отца. Воспылав страстью, юноша полетел к своей овечке (смысловое значение имени возлюбленной) на крыльях Амура. Редакторы сыскали предысторию этого полёта.

     Авраам, властитель божьей земли (боги как люди разделили землю и Элохим, дал свой надел – будущие еврейские земли под управление своего наместника), был вполне обеспеченным человеком, не знавшим бытовых проблем. Лишь одна забота мучила старика. В то время, как суррогатный Израиль уже обзавёлся семьёй, наклепав нескольких чад, родной сын любимой жены не спешил жениться, не видя в знакомых девицах достойной супруги.

     Вот уже умерла Сарра, так и не понянчившись с родными внуками. А если и он, уйдёт в мир иной, соизволит ли отпрыск продолжить род или же угробит божье обетование о саррином потомстве, несчётном как звёзды на небосводе? Озабоченный Авраам послал раба-экономиста выбрать сыну невесту из своих родственниц.
 
     Прибыв в город Нахора, под которым читатели понимали халдейский Ур (других Нахоров кроме тогдашнего авраамова отца, ставшего позже в Библии его дедом покамест не было), раб встретил Ревекку, статус которой определяла двусмысленная конструкция типа «казнить нельзя помиловать» из стиха 24:15: «и вот, вышла Ревекка, которая родилась от Вафуила, сына Милки, жены Нахора, брата Авраамова»

     Смысл выбирался тогдашним контекстом. Раз Нахор – отец Авраама, стало быть, Вафуил, сын Нахора, авраамов брат, родной либо сводный, а Ревекка - племянница. Лаван, участник свадебных переговоров, в представлении не нуждался. Это, конечно же, отец Рахили, авраамов брат, старожил повести в отличие от «пришлых» Вафуила с Ревеккой  (Лаван – тёзка, брат Ревекки, явится лишь в последующих «находках», выжив из книги первичного тёзку).

     Вот ведь, однако, неувязка. По Библии раб, возвратясь, сдал  Ревекку с рук на руки господскому сыну Ицхаку, которого покамест и духу не было. Кто ж в таком случае женился на Ревекке, заведя её в шатёр умершей Сарры? Израиль уже женат, а Иаков, если бы принял девицу от Елиезера, не мог ехать в Ур жениться на Рахили.
Ответ дал раб в конце главы 24. Завидев в вечерних сумерках идущего навстречу Ицхака, он принял его за Авраама и на вопрос Ревекки 24:65 «… кто этот человек, который идет по полю навстречу нам …?» ответил «это мой господин» (мой господин – так Елиезер называл Авраама, а не «сына моего господина»).

     Не ведал авраамов посланец, что Ицхак аккурат во время свадебной командировки приехал к вдовцу отцу, вселившему гостя за неимением иного жилья в шатёр покойницы. Ревекка, хранившая девичью честь святее монахини, в страхе, как бы будущий свёкор, польстившись на её прелести (скрытые вечерними сумерками), не обесчестил её, замоталась в платок.

     В найденном лоскутном обрывке в отличие от конечного библейского текста сын к отцу не приезжал, раб вернулся днём и обознаться не мог – шедший навстречу был Авраамом. Ревекка, если и была девой, то не самой стеснительной – прятать свои формы в платок и в мыслях у неё не было.

     У вдовца Авраама, от ревеккиных красот в зобу дыханье спёрло. Престарелый дядюшка повлёк племяшку-очаровашку в пустующий саррин шатёр, взяв в жёны. Правда, из-за дряхлости смог использовать только как царь Давид Ависагу Сунамитянку в качестве постельной грелки. Выйдя на свободу года через два, обеспеченная вдовица вернулась на родину, зажив в своё удовольствие.

     Иаков был весьма рад, расстройству свадьбы, поскольку к Ревекке чувств не испытывал, а по рассказу раба по уши влюбился в другую девушку. Так что, все остались довольны. Авраам, дожив остаток дней в обществе знойной красавицы, успел женить сына, а может и повидать внука – Иосифа, Ревекка обогатилась, получив после смерти Авраама изрядную долю наследства, Иаков приобрёл свою «овечку». Поскольку командировка раба ничего, не меняла в сюжетной основе, её случайной утраты древние переписчики и пересказчики не заметили, начисто забыв про управляющего раба, Вафуила и Ревекку.

     Новые находки ещё большей ветхости добавили в историю женитьбы ряд мелких деталей. В поездку раба вкралась сценка водопоя верблюдов, а в поездку Иакова – водопоя овечьих стад. Лёгкое недоуменье вызвала нестыковка родственных связей в разных вариантах поездки Иакова. Во вновь находимых более старинных, якобы, обрывках Лаван числился братом Сарры, а не Авраама.

     Разногласие прояснила находка ответа Авраама царю Авимелеху из главы 20:12 «да она и подлинно сестра мне: она дочь отца моего, только не дочь матери моей»; Эта фраза всё разъяснила. Противоречия не было. Лаван был родным братом Сарры и в то же время сводным братом Авраама. В древнейшем папирусе таким образом было отмечено более близкое родство Лавана с Саррой, забытое после потери диалога Авраама с Авимелехом.

     Правда, Сарра упоминалась как сестра Лавана не открытым текстом, а обезличено как Иаков в поездке Елиезера. Она неявно подразумевалась в оборотах, что Лаван - «брат матери Иакова», а Иаков – «сын сестры Лавана». А поскольку Иаков – сын Сарры (а чей же ещё?), имелась в виду, конечно же, Сарра.

     До народа, знавшего историю главным образом в пересказах на разговорном арамейском языке, такие тонкости не доходили. Лаван звался братом Сарры без витиеватых околичностей. Узкая прослойка грамотеев-переписчиков, правивших книгу ветхими лоскутными находками под руководством жрецов, считала безымённость стилем древнейших писателей.

     По мере «старения» находок прямые утверждения, что Иаков - сын Сарры, а Израиль рождён Агарью на саррины колени, постепенно исчезали во всей повести. Эти факты держались на контексте и устной традиции. В вояже раба Иаков именовался «сын господина, которого жена родила в старости его», а в уже найденном фрагменте рождения-гибели Ицхака, этот рождённый Агарью ублюдок именовался безымянно - «отрок».

     Вскоре нашлось продолжение истории «отрока». Оказалось, плач его всё же Бога разжалобил и ангел показал Агари спасительный колодец, как сказано в главе 21. А ещё повелел возвратиться к Сарре, попросив прощения (это ушло в главу 16) « Ангел Господень сказал ей: возвратись к госпоже своей и покорись ей».

     Вспыльчивая, но отходчивая Сарра, выпоров мерзавку на конюшне, чтоб мужа впредь на пушечный выстрел обходила, взяла младенца на воспитание вместе с сыновьями Иаковом и Израилем. Оживший Ицхак, перешагнув первую ступень, получил звание бастарда.

     На этом клочок папируса обрывался, заставив публику гадать о судьбе спасённого ангелом малыша. С пересудами покончила новая находка. Господь, решив, что Аврааму за глаза хватит двух сыновей, а третьим -лишним надо благодетеля отблагодарить, повелел привести Ицхака и двух «отроков», под которыми мнились Иаков и Израиль, к горе Мориа на смотрины. Щадя Сарру, или принуждая Авраама собственной рукой грех устранить, а может из-за тучности и сочности бастарда Господь усмотрел себе Ицхака.

     Помимо судьбы бастарда фрагмент папируса разрешил загадку ранее найденного лоскутка про покупку Авраамом пещеры Махпела у сынов хеттовых. Из обрывочка, содержавшего лишь диалог Авраама с Ермором (глава 23), неясно было даже, хоронил Авраам мужчину или женщину (в оригинале на иврите пол непосредственно из диалога неопределим). Теперь же стало ясно - в пещере Махпела упокоились останки агнца-бастарда.

     Священнописцы вовсе не были садистами. Они сами проливали слёзы, крокодиловы правда, о мученической судьбе отрока Ицхака. Но принцип «нет человека – нет проблемы» был их девизом. Смерть литературного героя избавляла единым махом от сонма труднейших проблем.

     Биография без излишеств, экономила время и труд святописцев. Чем короче были лоскутья, тем больше верилось в их подлинность. Трагизмом эпизода, о котором древним предкам, не хотелось, якобы, вспоминать, удобно было объяснить его утрату. Короткая вставка, не вызывая ажиотажа, быстрее превращалась в старожилы писания.

     В жертвенный эпизод втёрся новый персонаж – ишак, довёзший дрова до священной горы. Осёл – нечистое животное, понятное дело, доставить дрова на гору не мог, дабы своим запахом, рёвом и навозом не портить торжество ритуала. Престарелому Аврааму с трудом давался подъём самого себя, так что Ицхаку пришлось воздымать в гору свой помост подобно сыну божьему, влачащему на Голгофу орудие своей казни.

     Глупое лишь на первый взгляд животное, не вызвав подозрений при внедрении, через годы сработало машиной времени. Обнаружился длинный фрагмент, в котором жертвоприношение свершалось уже после смерти Сарры и замужества Ревекки. Верно, это ошибка, решили поначалу сгоряча. Ведь Ицхак погиб ещё отроком, стало быть, задолго до свадьбы Иакова, который был чуть моложе его.

     Но, поразмыслив, поняли, что ранее ошибались. Ведь не Ицхака отроком называли, а лишь двух спутников Ицхака и Авраама. И разве мог отрок втащить в гору ношу, которую с трудом вёз осёл по ровной дороге? Значит, Ицхак был добрым молодцем в расцвете лет, а отроки, стало быть, не братья Иаков и Израиль, а мальчики-слуги.

     Ведь в трёхдневном пути надо было обслуживать Авраама и Ицхака, готовя им еду, и пасти по ночам ишака, охраняя от хищников. Понятное дело, силёнок у юных слуг было маловато и в гору дрова пришлось тягать самому жертвенному агнцу. Таким образом, с помощью осла бастард преодолел ещё одну ступеньку – «возмужание».

     В одном из папирусных клоков обнаружился забытый первый конфликт матери Ицхака со своей госпожой Саррой, когда Агарь была ещё первый раз беременна. Загордившись и, видимо, решив, что Авраам женится на ней, разведясь с Саррой, она стала хозяйку презирать, а затем бежала от сарриных ответных гонений. И в тот раз ангел также указал на источник и предписал, вернувшись, покориться Сарре.

     Продолжала меняться история женитьбы Иакова, не имевшая к несчастному Ицхаку ни малейшего отношения. Появился рассказ о втором путешествии Елиезера, для опровержения которого в позднейших редакциях в будущую главу 24 вписался затянутый монолог раба, ошибочно понятый, якобы, как второе реальное путешествие, а не рассказ Лавану с Вафуилом о той же самой единственной поездке.

     Пока же история женитьбы приросла не монологом Елиезера, а его второй командировкой. Авраам, расстроив свадьбу сына, послал раба за другой невестой, на сей раз к Лавану. Рабу разрешалось возвратиться, не солоно хлебавши, если «девица» откажется ехать с ним. Именно так и случилось. То ли до дочери Лавана дошли слухи об участи Ревекки и она боялась угодить в гарем женолюбивого старца, то ли не согласилась замуж за юношу, которого не видела даже на фотографии.

     Хотя девица именовалась Лией, публика понимала, что это та же самая «овечка» Рахиль. Просто в официальных переговорах её уважительно величали (взрослой) овцой (овца - смысловое значение имени Лия), в противоположность уменьшительно-ласкательному домашнему обращению. После неудачи Елиезера Иакову пришлось самому ехать к разборчивой невесте.

     Ошибочное представление о немощи Авраама развеял новый клочок, ставший началом главы 25: «И взял Авраам еще жену, именем Хеттуру. Она родила ему Зимрана, Иокшана, Медана, Мадиана, Ишбака и Шуаха. Иокшан родил Шеву, [Фемана] и Дедана. Сыны Дедана были: [Рагуил, Навдеил,] Ашурим, Летушим и Леюмим. Сыны Мадиана: Ефа, Ефер, Ханох, Авида и Елдага. Все сии сыны Хеттуры».

     Ревекка, как выяснилось из (тогдашнего варианта) находки, тоже родила мальчика, имя которого по чистой случайности превратилось в труху. Как пить дать, Авраам  выслал её с подарком в землю восточную, подобно всяким Хеттурам – так ведь он поступал с приевшимися наложницами, меняя их как перчатки.

     Вторая поездка раба оказалась, таки, удачной. Уже в самый последний момент, когда на следующее утро раб собрался уезжать, Лия согласилась ехать с ним. Но она оказалась не Рахилью, а её старшей сестрой. Лаван из принципа не выдавал младшую дочь замуж в обход старшей, поэтому о сватовстве младшей Рахили Елиезер даже не заикался.

     Однако, привезённая рабом старая дева не возбудила в Иакове амурных чувств. Случился дипломатический конфуз. Отправить Лию назад – значит обидеть родню, а главное Иаков ни в коем случае не получит свою вожделенную Рахиль. Хитрый Иаков исползуя слабость глаз Лии, подменил себя в вечерних сумерках бастардом.
Проснувшись, Лия обнаружила на ложе не Иакова, а Ицхака, но делать было уже нечего, да и незнатный бастард пришёлся ей по вкусу, так что Иаков смог ехать к любимой Рахили.

     Лия же, обретя долгожданное счастье, вдруг расцвела, превратившись в писаную красавицу. Но счастье длилось недолго. Господь уже положил глаз на Ицхака, вдова которого вскорости умерла в безутешной тоске. Но умерла при родах, оставив Ицхаку наследника – некоего Измаила, дочь которого впоследствии взял в жёны Израиль (в Библии на дочери Измаила женился Исав – «заместитель» юного Израиля).
 
     Подготовительный этап мелких неприметных коррекций на этом закончился и наступил запланированный редакторами Час Истины. В идеально сухой пещере обнаружился древнейший тайник, а в нём – вызвавший великое потрясение на удивление весьма хорошо сохранившийся свиток, с полной историей и предысторией Ицхака. В папирусе, в частности, имелась генеалогия Авраама, прорезались кой-где имена персонажей, уточнялась маршрутная география.

     Свиток крушил прежние представления начисто. Нахор оказался не отцом, а дедом Авраама. Отцом же был Фарра (в оригинале Тарах). У него было три сына: Аврам-Авраам, Арам и … второй Нахор. Арам умер в Уре Халдейском, а двух других сыновей Фарра увёз в Харран в верховьях Евфрата в земле Арамнахараим (в синодальном переводе названной Месопотамией). Так что, Аврам, покинув отца и брата, отправился в Ханаан – Землю Обетованную из Харрана, а не прямиком из Ура.

     Но в таком случае у Авраама не могло быть братьев Лавана и Вафуила – несуразица какая-то… Да, у авраамова деда, как выяснилось из родословного списка не было сына с именем Лаван. Так что, у Авраама не было ни брата, ни дяди с таким именем. Этот Лаван оказался народным домыслом. Лаван настоящий оказался братом Ревекки.

     Вафуил был сыном Нахора, но другого – авраамова брата, так что доводился Аврааму не братом, а племянником. Причиной ошибки стала превратно понятая ревеккина фраза 24:15: «и вот, вышла Ревекка, которая родилась от Вафуила, сына Милки, жены Нахора, брата Авраамова».

     Когда о существовании авраамова брата Нахора было забыто и остался лишь его тёзка - авраамов дед Нахор Урхалдейский, считавшийся из-за забвения Фарры отцом первого патриарха, из ревеккиного ответа Елиезеру сделали ложный вывод будто бы Вафуил, сын Нахора, авраамова, якобы, отца приходится Аврааму братом.

     В новонайденной старинной версии в командировки раб ездил в Арамнахараим (в синодальном переводе Месопотамию), а вовсе не в Шумер – на юг Месопотамии, где находился Ур. Ошибку маршрутизации раба спровоцировало, конечно же, созвучие имён авраамовых братьев Арама и Нахора с названием верховьев Евфрата – АрамНахараим.

     Пересказчики как-то переврали, что раб ездил не в Арам-Нахараим, а к Араму и Нахору, которые по их представлению проживали в Уре. Но, на самом-то деле Арам ещё в младенчестве до отъезда Фарры с семейством умер в Уре. Нахор же, после смерти Арама и ухода Авраама остался с отцом, унаследовав после смерти его харранское имение.

     Город, в Арамнахараиме, в котором жил Фарра  стал после его смерти называться городом Нахора, единственного наследника Фарры. Когда забылись имена Авраамовых братьев Нахора и Арама, городом Нахора посчитали Ур, где ранее проживал старший Нахор – авраамов дед.

     Маршрут поездок подтвердили десять верблюдов, напоенных Ревеккой из колодезя. В болотистой южной Месопотамии в низовьях Тигра и Евфрата лужи, ручьи и каналы встречались на каждом шагу. Там не было резона черпать воду кувшином для животных, запросто выпивающих за раз центнер воды. Достаточно было подвести караван к ближайшему открытому водоёму. Стало быть, Ревекка с отцом Вафуилом  и братом Лаваном жила в Харране, а не в Уре Халдейском.

     В обе командировки, как оказалось, Елиезер мотался за женой для Ицхака, а вовсе не для Иакова. Что же, Авраам так заботился о женитьбе бастарда? Нет, Ицхак оказался единственным утробным сыном Сарры, а вовсе не изгнанным вторым сыном Агари, которая, как оказалось, рожала лишь единожды.

     Забеременев по договору, Агарь повела себя, мягко говоря, бестактно. Возгордясь, стала бесплодную госпожу презирать, возомнила, бог знает что. Думала, видать, что Авраам женится на ней, разведясь с Саррой. Когда же Сарра приструнила её, сбежала, едва не умерев от жажды в пустыне. Спас ангел, указавший на водный источник. Агари велено было вернуться, покорившись Сарре. Но забыть обиду Сарра не могла и договор суррогатного материнства расторгла. Рождённый Агарью ребёнок остался её сыном.

     До поры до времени Сарра терпела хулиганские выходки дерзкого мальчишки. Но тяжело протекавшая в старости беременность и болезненные роды повлекли послеродовую депрессию. И когда мальчишка отпустил ехидную шуточку по адресу её выстраданного младенца, Сарра взбесилась, прогнав  мальчишку-злопыхателя вместе с его матерью. И назад ходу им не было – всё равно не пустила бы.

     Тупой народ после утраты письменного первоисточника придумал по аналогии с настоящим возвратом Агари во время беременности эпизод про вторичное возвращение Агари, изгнанной, якобы, с Ицхаком. Затем про первое бегство рабыни начисто забыли, домыслив возврат изгнанных Агари с сыном. Домысел спровоцировало сходство ситуаций – и в том и в другом уходе Агари ангел спасал её от безводья.

     С Ицхаком разобрались. Был он не бастардом-изгоем, а благородным господским сыном. Но с кем тогда была изгнана Агарь? С сыном Израилем, предком грешных колен? Нет, сына Агари звали не Израиль, а Измаил, не он был предком фараоновых рабов, а сын Ицхака и Лии, который был назван Израилем. Из-за сходства написания имён детей перепутали. Агари вписали по ошибке в сыновья Израиля, а Лии – Измаила.

     В оригинале написание имён Исраэль и Ишмаэль схожее. Начальная буква одна и та же Син/Шин, передаёт и звук «с» и звук «ш», окончания имён одинаковы, различие лишь в середине слов. Безголовые писари дико ошиблись при переписывании трухлявого папируса, в котором по обычаю древних писателей имена употреблялись редко, заменяясь, как правило, витиеватыми оборотами. Так что, достаточно было пары «опечаток», чтобы Израиль оказался агариным сыном-изгоем, а Измаил – внуком благословенной Сарры.

     Ошибке способствовало определённое сходство судеб Израиля и Измаила, вынужденных в юности добывать пропитание охотой на степную дичь. Оба были прекрасными лучниками, искусными звероловами (юного Израиля впоследствии подменил Исав). Не учли писаки женитьбу Израиля на дочери Измаила (в Библии на ней женился Исав). Весьма ведь редко зять тестю в отцы годится.

     Надо полагать, именно путаница с именами Израиль-Измаил вызвала цепную реакцию последующих перемен. Народ хорошо помнил имена родоначальников еврейских племён: Иаков и Израиль. Помнилось, что кто-то из них был биологическим потомком Сарры, а второй не был. Израиль – сын Агари, стало быть – не потомок Сарры. Значит, потомок Сарры – Иаков. Но Иаков помнился сыном Авраама, рождённым в браке. Так плебс сделал «логичное» заключение, что Иаков – сын Сарры.
 
     Но люди помнили также, что какой-то сын Агари был изгнан за то, что смеялся. Израиля, предка большей части богоизбранников, конечно, выгнать не могли. Значит, у Агари был ещё сын – изгнанник. Поскольку Сарра родила Иакова и рожала лишь единожды, Ицхак её сыном не был. Он, значит, и был изгнанным за смех вторым сыном Агари. Потому-то назвали его «засмеётся».

     Проблему с Лаваном, братом Ревекки, помогла решить принятая за чистую монету байка, что Сарра – сестра Авраама. Придумали, что у Нахора из Ура Халдейского был, якобы, сын Лаван. И Авраам, якобы, был тоже сын этого Нахора. Про настоящего авраамова отца, братьев, племянника Вафуила, дочь его Ревекку и брата её Лавана предпочли забыть, сочтя всех их досужим вымыслом. Как-то так примерно за столетия исказилась реальная история, к счастью теперь, вот, восстановленная.

     Последний папирус вынужденно шёл вразрез со всеми принципами священного редактирования. Крутой перемены сюжета невозможно было избежать, в принижении родословия Иакова сквозил меркантильный интерес иерусалимского жречества, странным казалось, что более древний свиток, хоть местами и повреждённый, почему-то сохранился лучше последующих трухлявых лоскутков. Убедить народ, что всё это – совокупность случайностей было не так-то просто.

     Но реформаторы Писания изобрели неопровержимое доказательство истинности документа, основанное на переименовании первого патриарха, которого в самой первичной находке всюду звали не Авраам, а Аврам.  В фабрикуемых лоскутках наряду с Аврамом появилась иная форма имени – Авраам, перемежающаяся с Аврамом случайным образом.

     Хаотически чередующиеся имена были сочтены синонимами. Разные авторы называли одного и тего же человека несколько по разному - как кому нравилось. Так, скажем, одного и того же человека можно назвать и Ваня и Иван.
Первоначально не придали значения, что в последнем свитке хаотичности имён не было. Но когда позднее был найден один лоскутный фрагментик, обнаружилась закономерность изменения имён.

     В найденном отрывочке Господь повелел Авраму впредь называться не Аврамом, а Авраамом в знак того, что он будет производителем не только богоизбранного, но и окрестных гойских народов.

     Лоскуток оправдал старческую эротоманию Авраама. Оказалось, он менял наложниц как перчатки, отсылая их с детишками куда подальше, не от похоти, а во исполнение господнего повеления производить попутно гойские народы. Сыновья Авраама, будущие праотцы сих народцев, отправлялись к месту постоянной дислокации их потомства.

     Однако, замену имени придумали вовсе не для улучшения имиджа Авраама. Такая замена была мощнейшим аргументом достоверности последнего найденного свитка, во всяком случае, он был самым правильным из всех к тому времени найденных документов. Ведь только в этом свитке смена имён строго соответствовала господнему повелению. До этого момента патриарх назывался только Аврамом, после  же - исключительно Авраамом.

     Стало быть, документ писали ответственные квалифицированные переписчики, а не какие-то разгильдяи. И о сохранности они позаботились как следует, укрыв в идеально сухой пещере. Вот и дошёл до потомков этот древнейший свиток в лучшей сохранности, чем более поздние свитки, за которыми ухаживали не столь заботливо. Этот неоспоримый довод загасил сомнения самых закоренелых скептиков.

     В последнем свитке Иаков и Израиль родились уже после смерти Ицхака и, естественно, женитьба Иакова никак не была связана с поездками Елиезера. В выправленной истории Иаков не имел намерения жениться, а бежал в Харран из страха мести брата Израиля, сироты, усыновлённого Авраамом.

     Счастливое младенчество Израиля сменилось горьким отрочеством, когда тяжёлая болезнь приковала ослепшего Авраама к одру. Всё хозяйство взяла в свои руки ушлая мачеха, выжившая главного экономиста Елиезера. Проницательный раб, чуя, дуновение ветра перемен, успел вывести в свой офшор изрядную долю господского состояния, так что когда заболевший Авраам дал ему вольную, отбыл в свой Дамаск не с пустыми руками.

     Без поддержки Авраама, прикованного к ложу, и преданного слуги-экономиста житие Израиля сделалось горше редьки. От оскорблений и побоев мальчик убегал на волю в пустыню. Но детских силёнок неопытному отроку не всегда хватало наловить дичи. Приходилось возвращаться, чтобы, терпя унижения, не умереть с голоду.
Однажды, находясь на грани голодной смерти, Израиль попросил тарелку чечевичной похлёбки у хитрожопого мачехиного сынка. Иаков согласился накормить несчастного брата лишь за отказ в его пользу от первородства.

     На своё счастье Израиль встретился с Измаилом, проникшимся сочувствием к голодному оборванцу. Вспомнились детские годы, когда они с матерью едва сводили концы с концами в дикой пустыне. Измаил выучил Израиля искусству звероловства и лучной стрельбы и с тех пор Израиль не только сам не ведал голода, но и снабжал мясными деликатесами дедушку, заменившему ему трагически погибшего отца.

     Жизнь в пустыне в обществе диких зверей закалила Израиля. Его меткие стрелы пробивали добычу навылет. Он, подобно дикому человеку Энкиду мог разорвать львов и медведей голыми руками. Туловище, ноги и руки поросли густой как у козла шерстью.
 
     Авраам, на которого жена подколодная со своим подловатым детёнышем обращали ноль внимания, с нетерпением ожидая смерти и овладения наследством, решил благословить перед кончиной лишь любимого Израиля, а гадёныша Иакова оставить без благословения. Но подслушала Ревекка разговор мужа с пасынком и, обманом переманила благословение на своего любимчика сына.

     Израиль, возвратясь с добычей, обнаружил остывающее тело дедушки и недоеденные остатки козлятины, которые «безутешная» вдова не успела убрать из-за быстрого возвращения пасынка. Поняв, что смерть не совсем естественна, Израиль поклялся отомстить злодеям, но только попозже, чтобы не омрачать похоронный обряд.

     Прослышав про клятву, Ревекка с Иаковом дали дёру в Харран к Лавану. По дороге к Евфрату Ревекка умерла и сын, схоронив маму под дубом плача, добрался до дядюшки в одиночестве (в последующих редакциях Ревекку под дубом плача заменила кормилица Двора, умершая, напротив, после возвращения Иакова из Харрана). В данном случае редакторский принцип «мавр, сделав дело, должен уйти» соответствовал чаяньям читательской аудитории. Народ сожалел лишь, что кончина отравительницы была слишком скоропостижной.

     В конечном итоге Ицхак из изгнанного ублюдка превратился в первичного прародителя грешных колен. Но, пардон, чем же теперь потомки Ицхака и сына его Израиля были грешнее «праведных» иаковлевых колен?

     В древнейшем варианте священной истории Иаков и Израиль как бы рокирнулись. Если раньше Израиль был суррогатным сыном Сарры, рождённым на её колени безродной рабыней, а Иакова родила сама Сарра, то теперь благодаря самопожертвенному подвигу спецагента Ицхака Израиль стал внуком благословенной Сарры, а Иаков – сыном преступницы Ревекки.

     Потомки Иакова достигли благоденствия за счёт преступления своего праотца, урвавшего благословение вопреки желанию Авраама. Господь, скрипя зубами, вынужден был сдувать с подлеца пылинки, поскольку обещал преданному рабу, без колебаний зарезавшему Бога ради единственного законного сына, всемерное покровительство тем, кого Авраам благословит.

     Десятилетия труда жрецов-фальсификаторов завершились полным успехом. Репутацию безупречной праведности иаковитских племён, основного электората гаризимского жречества, удалось изрядно подмочить, возвеличив, напротив конкурента – Израиля. Но трансформации патриархов на сём не закончились из-за извечной проблемы отцов и детей.