Двое

Этот случай произошёл в конце девяностых годов. Матушку-тайгу только-только обняла ранняя осень. Очарование, какое-то воссоединение с природой, были разлиты в воздухе покой и умиротворение. По воздуху плыли паутинку, и что характерно, они двигались хаотично, все в разных направлениях, хотя стоял полный штиль, никакого движения воздуха, который был пропитан запахом кедровой шишки и грибами. И чем-то ещё, очень знакомым и горьковатым, но это не была полынь, а что именно, я так и не понял. Этот нектар леса, кажется, вливался в меня.
Вдоха никакого не было, воздух произвольно заполнял мои лёгкие, вам знакомо такое ощущение? Непонятное вызывает тревогу, или даже может быть страх, но ничего подобного я не испытывал. Солнечные лучи ещё прилично пригревали и было отрадно идти под этим благодатным теплом. Вон, ласка молнией мелькнула в редколесье. Повернув голову, мозг зафиксировал какой-то оранжевый цвет, повернувшись в исходную точку, с удивлением заметил сентябрьские огоньки. Весенние они более красного цвета, а эти же оранжевые и сам цветок поменьше. Подошёл к ним, легонько провёл рукой по лепесткам оранжевого фонарика, почувствовал под рукой живую силу цветка. «Живи подольше, радость лесная» - сказал вслух и в ответ почувствовал лёгкое покалывание в пальцах. Цветок услышал меня и ответил.
Хотя солнце ещё было высоко, решил не спеша приготовиться на ночлег, благо сухостоя в этом месте было огромное количество. Или хвойный мотыль поработал, или жуки-короеды подточили древесину. Сделав небольшой шалашик, я с котелком спустился в лог, где весело болтал говорливый таёжный ручеёк. Берега были одеты в такой густой мох, что нога утопала в нём по самую щиколотку. Тут же под ногами насобирал костянику, листья смородины и малины, для заварки, славный чаёк получится.
Запалил небольшой костерок, подвесил котелок с водой и стал собирать нехитрый ужин. Всегда беру с собой картошку в мундире, сало, яйца, сваренные в крутую, такая нехитрая снедь очень хорошо восстанавливает силы. Застелив пенёк газетой, я разложил еду, и в это время закипела вода. Заварил чай и отставил настаиваться. Повернувшись к пеньку, что я вижу?! Гостей видимо невидимо: муравьи и жук-скорбей, а одна оса уже шмякает сало и полно стрекоз. Вот это компания! Чтоб не спугнуть, решил подождать, присел на валежину, наблюдаю. Такое впечатление, что они никогда не наедятся, а потом понял, что они не одни и те же, постоянно одни уходят, а другие их место занимают. Осы уже роится начинают, а и ладно, стемнеет поем. Так и получилось, только солнце коснулось горизонта, как по мановению волшебной палочки, насекомые сразу же исчезли, но зато бурундук появился, и крот возле пня вылез из-под земли. Я не стал с ними валандаться, отломил горбушку хлеба, предварительно натёртую салом и по-братски разломив, положил бурундуку и почти под нос кроту, у которого носик быстро-быстро стал ходить вверх и вниз. Он тут же схватил свою долю и исчез под землёй. А бурундук что-то кокетничал. Как только отвернулся от него, сразу свистнул, я оглянулся, ни бурундука, ни хлеба, был таков.
Я повечерял, запив сытный ужин таёжным чайком, и прилёг в шалашике, предварительно положив сухие пеньки, чтобы дольше тлели, отгоняя комаров. Как же красиво ночное небо. Непередаваемая глубина чёрного цвета,испещрённое миллиардами созвездий, звёзд и галактик. Вон, прочертил след падающий метеорит. Я, как всегда, не успел загадать желание, так, лёжа на спине,я незаметно заснул.
И снится мне странный сон, как будто я встал и пошёл дальше по тропинке и неожиданно от моей тропинки в бок убегает ещё тропка, еле заметная, и внутренний голос говорит: «Иди по ней!».
Я проснулся от солнечного света. День обещал быть ясным и тёплым, костёр прогорел, но я всё равно для надёжности залил его водой, разобрал шалаш, и, собрав рюкзак, двинулся дальше. Странный сон не выходил из моей головы. Прошагав несколько километров, я остановился, как вкопанный. Если бы не сон, я не заметил бы уходящую влево, едва заметную тропу. Даже не тропу, а намёк на неё. Сердце забилось, почему-то гулко и учащённо. Я как-то растерялся. А надо ли идти по ней? Но, сопоставив сон и реальность, решил всё же двинуться дальше.
Тайга становилась всё темнее, и деревья придвинулись вплотную к тропинке. Я даже изредка стал её терять. Чтобы легче было вернуться, делал чуть заметные засечки. Потом лес сразу отступил, открыв простор для мелколесья и кустарника. Везде как-то земля бугрилась, и то тут, то там появились буйные заросли малины, явно не таёжной. Скит или заимка, чья была, подумал я. И в то же время впереди за кедром, я заметил старую обветшалую церковь. Это определил по маковке купола и покосившемуся кресту на нём. Надо же, людей уже давно нет, а она стоит.
Я, пробуя ногой ступени, поднялся на крыльцо и только тут заметил, что притвор был закрыт на веточку, у которой только-только повяли листочки. Я облизнул пересохшие губы, что за наваждение, и решил ждать,сколько бы времени не прошло. Где-то после полудня кустарник закачался и передо мной появилась маленькая весёлая дворняжка. Гавкнув пару раз, она по-хозяйски, задрав ногу, помочилась на ступеньку, словно намекая, кто тут хозяин. Через некоторое время появились женщина и мужчина, скорее дедушка с бабушкой. Они были совершенно седые. Их головы, как в народе говорят, покрывала благородная седина. Глаза у обоих были небесно-голубого цвета, одеты как-то странно по нынешним временам. На бабушке платье домотканое, я раньше видел в краеведческом музее такие, длинною в пол, то есть даже пятки закрыты. Спереди нехитрая вышивка. Дедушка тоже был одет в косоворотку и подпоясан кручёным ремешком.
«Здравствуй, мил человек!» - в унисон поздоровались они. Не знаю для чего и почему, я спустился с крыльца и поклонился им в пояс, коснувшись земли. «Здравствуйте и Вы!» - прохрипел я осевшим голосом.
«Сон ныне видел?»- тихим голосом пропела бабуся.
«Мы ждали тебя, долгонько же ты шёл».
«Как это Вы меня ждали? Вы что знали?» - спросил я.
«Нет, странник, не знали, но чувствовали, да и мы с дедком задержались на этом свете, обоим за девяносто лет, а может и все сто, вот только, церковь не отпускала».
Поднялись на крыльцо и открыв со скрипом дверь мы все вместе вошли внутрь церкви. На редкость чистенькой и ухоженной оказалась она внутри, и на подобии деревенских изб, вдоль стен стояли везде лавки. Казалось, что в воздухе до сих пор присутствует запах ладана. Помолчав минут десять, думал каждый о своём, они повернулись к двери, поманив меня за собой.
«Многого не просим, приезжай хоть раз в годок. Приглядывай за приходом. Обещаешь?» - глаза бабушки пристально осматривали меня. Потом тихо вскрикнув, она сказала: «Да ты человече, никак не крещён?!». Душой не хотелось кривить, я подтвердил её догадку. Они как-то сразу сникли, словно стали ещё меньше, но потом дедушка просветлел и сказал: «Ан, нет, матушка, его же, именно его к нам направила природа, на него выбор пал». И глаза у обоих обрели прежнюю силу.
«А где же Вы живёте?» - спросил я.
«Вон там, в распадке зимовье, туда не ходи. Мы ждали только тебя. Вот вечером пособоруемся, а к утру отойдём» - сказала бабушка.
«Да что вы говорите такое? Какие молодцы!». Дед только погрозил пальцем. «Не жалей и неозоруй, так обещаешь? Только не клянись, клятва это от лукавого всё». Мы обнялись по русскому обычаю, по три раза поцеловались. От них пахло такой чистотой, и они были так опрятно одеты, я понял, что это уже одежды для ухода. Заметив, что я смахнул слезу, бабушка звонко рассмеялась: «Сказали неозоруй! Пора нам, касатик».
«Прощайте и Вы» - прошептал я, ком в горле больше не дал говорить. «Смотри не оборачивайся, во след не смотри, а то нам тяжело уходить будет с дедом» - сказала бабушка. И я ушёл.
Только потом вспомнил, а собачка куда? Это же какая сила духа в людях заложена.
Прошёл год. Я какой-то внутренней нитью был связан с этим событием. Я снова иду знакомой тропой. Вот и прошлогоднее кострище, где я ночевал. Решил не задерживаться и прямиком идти к церквушке. Тропинка вообще стала трудно различимой, но прошлогодние зарубки ещё не затянулись, я легко находил нужное направление. Опять мной овладело внутреннее волнение, и я прибавил шагу. Лес расступился, и я вышел на поляну. Сразу заметил кедр и церковь за ним. Сердце сразу замедлило свой бег. Всё было по-прежнему, только в притворе не было веточки. Щеколда свободно болталась на одном гвоздике. Я вошёл в помещение и снова ни с чем несравнимый запах ладана влился в меня. Было так же поразительно чисто, как будто кто-то только что сделал уборку. Да, забыл сказать, креста на маковке не было, он лежал на земле у крыльца. Закрыв дверь, я осторожно спустился по ступеням вниз и пошёл в распадок, где должна быть заимка.
Чем ближе подходил, на меня наваливалась какая-то невыносимая тяжесть. Предо мной открылось пепелище, ни домика, ни пристроек не было. Все прибрал огонь. Горело, видимо, так сильно, что не было ни одной головешки, а только один серый пепел. Ничто не говорило, что здесь жили два славных человека. Я слышал про такой обряд самосожжения древних славян, но как это происходит, не знаю. Я смастерил поклонный крест, вкопал глубоко, чтобы ещё несколько лет простоял, развёл костёр и на затесе креста выжег раскаленным гвоздем «Остановись, идущий! Здесь покоятся Любовь и Верность! Они благословляют тебя! Помни это!».
Получилось так, что я вернулся в эти места через три года, и сердце сделало сбой. На этом месте был огромный котлован, где работали белазы и экскаваторы, грохотал угольный разрез. Я ни о чём ни у кого не стал расспрашивать. Так завершилась эта удивительная встреча в моей жизни.