Ямайка

Давно это было. Наше судно зашло на Ямайку. Жёсткий шторм уже четвёртые сутки не давал нам продолжить рейс на Кубу. Мы стояли на внутреннем рейде, и наш капитан дал добро на отдых команды до утра. Как-то так получилось, что я отстал от своих товарищей и вышел за селение на берег моря.
Как сейчас помню, там приютилась маленькая таверна. День клонился к вечеру, и я решил туда зайти поужинать. Благо дверь была открыта настежь. Когда глаза привыкли к полумраку, я увидел седого моряка, сидевшего на кресле-качалке, у горевшего камина, возле него восседали полукругом молодые люди. Поодаль сидели за столиками люди гораздо старше с кружками эля.
Мне очень-очень крупно повезло – это оказалась русская община. Узнав, что я русский с судна, которое стоит на рейде, молодёжь возбудилась, каждый норовил похлопать меня по плечу. Один малец на страшно ломаном русском языке поведал мне, что старый моряк, как раз сегодня, обещал им рассказать о корсарах. Этот рассказ он слышал от своего деда, а тот от своего… Моряк, прищурив глаза и, дымя трубкой, начал своё повествование.
Это было время, когда каждое второе торговое судно в Карибских водах было взято на абордаж и потоплено. Эспаньолы, бригантины, барки, бриги – сотни парусников, покоились в водах Саргассова моря.
Забрезжил рассвет. Бригантина, подняв якоря и отдав швартовы, под белоснежными парусами вышла в свой рейс на Тартугу. Легкий бриз наполнял паруса и бригантина, меняя галсы, вышла в открытое море. Команда была набрана из моряков, повидавших мир, и как боцман предполагал, что больше половины были из беглых корсаров. Это как раз и успокаивало, народ бывалый и казалось, что не спасуют в крайнем случае. По национальности большинство из них были аргентинцами.
Чайки ещё долго провожали парусник. Где-то во второй половине дня они одна за одной стали отлетать в стороны и возвращаться на берег. Бригантину сразу окутала непривычная тишина после гортанных криков чаек. Только под бушпритом шумела, рассекаемая форштевнем, вода. Да на спардеке через каждые полчаса вахтенный отбивал склянки. Шла будничная размеренная жизнь на паруснике. Влажный ветер не нёс прохлады, поэтому все матросы были обнажены по пояс. Вперёдсмотрящий, находившийся в смотровой бочке на грант-матче, что-то взволнованно закричал, показывая рукой на зюйд-вест. Вначале не капитан, не чиф с мостика ничего не видели, но через некоторое время можно было различить чуть заметное пятнышко на горизонте. За нами параллельным курсом шёл какой-то парусник. Это особенно никого не взволновало, так как именно этим курсом пролегал путь с Ямайки на Тартугу.
Вечерело. Солнце уже ушло за горизонт, как и положено в тропиках, ночь накрыла море мгновенно, без наших привычных вечерних зорь. Южный крест был виден настолько ярко, как будто это были не звёзды, а лампочки. Стало заметно прохладнее. Вся команда готовилась ко сну прямо здесь, на палубе. Часть людей разместилась на полубаке. В каютах и кубриках невозможно было находиться от духоты и запаха просмоленного пенькового каната. Ночь прошла спокойно, волны баюкали бригантину с людьми.
Утром, как по мановению волшебной палочки, солнце прямо выкатилось из-за горизонта. За ночь ничего не изменилось. Только косяк дельфинов, как привязанный, болтался за кормой. Кок сжалился над ними и выйдя из камбуза вывалил целый бачок рыбьих потрохов. Позавтракав, афалины, набрав скорость, с лёгкостью обогнали бригантину и некоторое время плыли впереди форштевня. Можно было наблюдать их чёрные глянцевые тела, то и дело вылетавшие из воды. Потом они исчезли с горизонта.
Парусник, шедший за нами, уже невооруженным глазом можно было определить, что это был трёхмачтовик, как и мы. Но это был бриг, то есть имел пушечное вооружение и нёс больше прямых парусов, нежели бригантина. Закрадывались какие-то смутные сомнения и предчувствия. Кэп приказал поставить добавочные паруса на фок и бизань-мачтах.
Надеясь, что увеличение парусности даст нам преимущество в ходе, но, к сожалению, этого не произошло. К вечеру бриг был от нас на расстоянии четырёх миль. Разглядеть его вымпелы или флаги не представлялось возможным.
Ночь прошла также спокойно, только попутный ветер совсем ослаб, и мы едва-едва шли три мили в час. И это бригантина... Которая при свежем ветре может развить скорость в четырнадцать узлов. Утро команда ожидала в тревоге. Ещё с вечера бриг, изменив курс, стремительно пошёл на сближение, хотя это ещё ни о чем не говорило, но холодок сомнения ещё больше завладевал командой.
Солнце встало, и все сомнения исчезли сразу. Бриг шёл под всеми парусами с подветренной стороны, портики пушек по правому борту были открыты. Их было шестнадцать. Обводы брига наводили на мысль, что это было очень быстроходное судно. На палубе никого не было видно. Судно шло как рок, все больше наваливаясь бортом. И вдруг, на грот-матче взлетел «Чёрный Роджер» - череп со скрещёнными ножами.
До этой минуты люди на бригантине ещё надеялись на благополучный исход дела. Но вот последняя ниточка надежды была прервана. Бриг наваливался всё больше и перекрыл доступ ветра в паруса бригантины. Паруса заполоскали, и судно потеряло ход. На борту не было не единой пушки, и она была обречена на потеху корсарам.
Повисла напряжённая тишина, между парусниками оставалась четверть кабельтова и тогда с борта брига полетели абордажные крючья. И одновременно заработали корабельные пушки. Несколько ядер срезали фок-мачту, и она с воем, как раненый зверь, рухнула на палубу, придавив людей. В правом борту появилась пробоина, она была чуть выше ватерлинии и когда бригантина кренилась, черпала забортную воду в свои трюмы. Над всем этим ужасом пронёсся рёв сотен глоток корсаров.
Парусники сблизились, и эта живая лавина мужских тел ринулась на борт бригантины. Началась резня. Правил никаких. Или ты, или тебя, кто первый. Люди от вида крови и животного инстинкта совсем осатанели. Капитан бригантины понял, минуты жизни сочтены. Он послал матроса с флагом на грот-мачту, чтобы он обозначил страну, где приписан парусник. Резня продолжалась, на палубе было столько крови, что люди поскальзывались и падали, кровь веером растекалась под ними.
Вдруг над этим кошмаром пролетел крик, нет, истошный визг, на невообразимой истошной ноте, и, тишина, какая-то отрешённая и тягучая. Головы пиратов были подняты вверх, на грот-мачте бригантины реял флаг Аргентины.
По неписанным законам пиратов, нельзя не при каких обстоятельствах нападать на парусники своих стран. Кодекс чести предписывал затопить своё судно, то есть бриг, вместе с командой, и этим самым смыть позор. А в это время бригантина уходила под воду кармой вперёд. Вот уже над водой только палубы и мачты, пираты, как заворожённые, молча наблюдали за ней и лица их были смертельно бледны. Они понимали, что и бриг, и всю команду ожидает точно такая же учесть.
Когда над водой только оставался клотик грот-мачты бригантины, капитан корсаров приказал открыть кингстоны на затопление судна. Ни одной просьбы о пощаде не слетело с уст корсаров, и бриг последовал за бригантиной в прохладные глубины Саргассова моря.
Так два парусника, обнявшись реями мачт, погрузились на глубину. А души матросов переселились в чаек и ушли в вечное скитание, постоянно летая над пенными волнами моря, стеная и тревожа своими криками проходившие парусники.
«Да, славное было время» - этой фразой старый моряк закончил своё повествование, вороша кочергой уголья в камине, и при этом глаза его странным образом обрели какую-то силу и стали ясными, как в молодости, словно он рассказывал нам о себе.