Великая весталка века-людоеда

               
        ВЕЛИКАЯ    ВЕСТАЛКА    ВЕКА-ЛЮДОЕДА*
150 лет со дня рождения Зинаиды Николаевны Гиппиус
               
               И мне с иллюзиями расставаться  жалко.
               Смешно. Мучительно. Хотя и не впервой.
               Я не от стилусов страдаю так, весталка, –
               От слова, ставшего мне раной ножевой.
                Михаил ФРИДМАН, 2019 год.

       Наше время –  особенно соблазнительно. И с удвоенной силой приходится нам, –  где бы мы ни были, в России или в Европе, –  обороняться от внутреннего врага: от самораспусканья, инстинктивной склонности к субъективизму и безответственности. «Всё –  можно!», даже сгибаться в любую сторону под прямым углом... Да, только для этого надо раньше потерять спинной хребет.    Нет; здесь или  там –  и здесь еще больше, нежели там –  обязаны мы помнить, чем грозит нам безмерность, безволие, безответственность.
  …Когда я говорю «удаль» – я не хочу сказать «сила». Русская удаль есть часто и великое русское бессилие.
     …Мы обязаны всегда  помнить,  чем  грозит нам эта  безмерность, безволие, безответственность. Каждому из нас пора  собрать себя, скрепить в тугой узел, действительно быть «самим собой».  Пера Гюнта спасла Сольвейг. Нам приходится собственными силами защищаться от соблазна самопотери и... от тех, кто уже себя потерял».

                Зинаида ГИППИУС, 1926 ГОД

       Если жизнь любого человека по Александру Пушкину – «дар случайный,  дар напрасный», то по Зинаиде Гиппиус жизнь вообще, в том числе и жизнь  собственная  – это капризный замысел любви, в её извечной борьбе с  небытием за бытие.
       В ноябре 2019 года   исполняется  ровно 150 лет со дня рождения этой  прекрасной, как полёт  женщины,  этой яркой и значимой   представительницы Серебряного  века, идеолога  русского символизма, автора   теории и философии любви, поэта-философа, драматурга и литературного критика,  последней  русской дворянской  писательницы.
        Мировая история хранит много имён людей  аналитического и логического   дара, наделенных даром прозрения, умением видеть в дне  сегодняшнем то,  что не видят и что не  осознают  современники, знают сегодня  то, о чём будут знать только далёкие потомки. Знать и понимать глубинную суть происходящий  событий и грядущих за ними неотвратимых  последствий – верный залог возможного спасения от преждевременных роковых, трагических событий. Необходимо иметь необычайно тонкий политический нюх, чтобы вовремя уловить в атмосфере эпохи запах свежей крови пыточной камеры и грядущий за ним дух тления, дать свой диагноз обществу и сделать для себя  необходимые выводы. Таким даром обладали многие представители русской творческой и научно-технической  интеллигенции, среди которых сегодня необходимо упомянуть добрым словом и  Зинаиду Гиппиус.    
      Зинаида Гиппиус –   одна из самых   весьма  одарённых и образованных  представительниц  народнической либеральной интеллигенции, самая знаковая   фигура   русской  провиденциальной  и мистически  озарённой  литературы второй половины XIX века.  В рамки   её  относительно продолжительной жизни  легко и плотно  вместились  две    эпохи  и    два  века, один из которых оказался   веком-людоедом. При её жизни  только в войнах  во второй половине XIX века  было убито свыше 122  тысяч   человек, а  в первой половине  XX века она стала свидетельницей гибели 60 млн. человек. Только в одной России с 1905 по 1945 год погибло в результате войн и репрессий свыше 30 млн. человек и столько же стало инвалидами, калеками и психически ненормальными людьми.  Она пережила четыре войны, из которых две оказались мировыми, а одна –  гражданской,  и  три революции, из  которых одна  оказалась   Октябрьским переворотом.  А в промежутках между ними  эта   великая    весталка Русского Зарубежья, хранительница дворянской культуры, чести и благородства, коллективной  дворянской памяти,    сумела вместить в святое дело  Человечности   свою бессмертную душу,  великую творческую беспокойную мысль и  тревожную человечную  совесть.
      Зинаида Николаевна Гиппиус родилась в уездном  городе Белёве Тульской губернии  8(20) ноября 1869 года, а умерла в Париже  9 сентября  1945 года, завершив тем самым полный жизненный круг многих представителей  русской творческой и научно-технической интеллигенции.
  Ещё в ранней юности западноевропейская философская мысль, литературная критика  и русская  философия любви    сформировали её мировоззрение и мировосприятие. 
     Ей изначально чужд был казённый патриотизм  и антирелигиозный принцип единовластия. Патриотический подъём русского общества  и  истеричная  германофобия  в начале первой мировой войны не овладели чувствами   Гиппиус – напротив, сознание  гибели России  и европейской культуры    в «кровавых болотах и бездорожьях»   войны  было для неё очевидным. Ей  был глубоко чужд   монархизм, русский абсолютизм  и авторитаризм, «неограниченная власть одного над многими». Её  девизом стала  формула сэра Исаака Ньютона: «король царствует, но не правит».
      Зинаида Гиппиус никогда не идеализировала Российскую империю, она в ней видела  неповоротливое и довольно отсталое  в правовом отношении государство, которое давно  требовало  радикальных реформ, в том числе и социальных, но Октябрьский переворот всё  разрушил и лишил Россию  планомерно поступательного и гармоничного развития. Без большевизма и без Ленина, без красного террора, гражданской войны и насильственной коллективизации было бы только лучше. 
       Гиппиус  оставила  потомкам своё страшное и честное  свидетельство о веке-людоеде, свои стихи-пророчества и заклинания, свою «философию жизни» и «Арифметику  любви».   Она достойно,  по-христиански похоронила мужа, своего верного спутника и единомышленника, своего «Великого человека» Дмитрия Мережковского. Она  достойно и  тихо умерла  среди рукописей и книг   на руках до конца  верного ей,   доброго  русского  человека, замечательного поэта Владимира Злобина, который  совместил в себе одном её пожизненного  личного секретаря, помощника и друга семьи, няню-сиделку,  биографа и  верного хранителя её творчества и всего  семейного архива супругов  Мережковских.  (1)   
       Особый, философско-аналитический «мужской» ум и  творческую «женственную»  одарённость Зинаиды Гиппиус заметили многие её известные  современники ещё задолго до катастрофы 1917 года, до Октябрьского переворота, второй по счёту великой  русской Смуты.
     «З.Н. Гиппиус –  поэтесса  первого призыва, в её лирике есть только безмерное, в нём оправдание и всё проклятие нашей осужденной  мысли, «грех маломыслия и малодеянья». Она отразила нами же  тщательно опустошённую  и всё ещё  жадно любопытную душу» (Иннокентий Анненский) 
     «З.Н. Гиппиус –  самая талантливая из писательниц-женщин. Кроме того, она –  умнейшая  среди современных  беллетристов (Андрей Белый)
     «Её метафизическая  традиция  восходит с одной стороны  к Баратынскому и Тютчеву, с другой  к Достоевскому», – отметил пропагандист русского символизма, литературовед,  литературный критик  и публицист  Дмитрий Святополк-Мирский. (2)
   Из всех жемчужин и перлов её творчества самыми драгоценными являются её религиозно-философская лирика о высшем предназначении  совершенного человека и цикл статей, посвящённых философии любви с тремя её  божественными принципами – андрогинизмом, духовно-телесностью и богочеловечностью:   «О любви» (1925), «Черты любви» (1928), «Арифметика любви» (1931). Наиболее ценным   для меня лично   в этих статьях  Гиппиус   является  анализ  феномена любви в творчестве разных писателей, как  русских, так и зарубежных. Особенно интересно    сопоставление Гиппиус   трёх литературных  произведений: «Страдания юного Вертера» Гёте, «Митина любовь» Бунина и «Габи, моя любовь» французского писателя Шарля  Деренна.
     Здесь  Гиппиус  рассматривает  любовь, как способ познания божественной сущности, в основе которой лежит диалектическая идея «двуединства» любви, двуединства жизни и смерти,  союз свободной личности  и абсолютного свободного  бытия. Для Гиппиус любовь –  это скорее  огненный красивый полёт, нежели нездешний и тихий свет радости, это скорее  путь наверх, это не «крутой маршрут» в кандалах по  Владимирскому тракту на каторгу, в Сибирь, а скорее восхождение к горним вершинам духа не для себя лично, а только  для  других, для людей будущего.  На этом пути-восхождении души возможны всякие  чудеса и невероятные встречи  с людьми, живущими вне времени и пространства.
      Встреченный мною  уже помог мне, а я помог ему независимо от того, кто из нас сильный, а кто слабый. В этом случае, в случае слабых взаимодействий, никто никому не может дать, а каждый берёт  у другого сам по своей мере – сильный не поглощает слабого. Именно на таком уровне  любви изначально  был основан Природой  природный альтруизм и человечность. Любовь в понимании Гиппиус – это  дар Божий с правом жить и действовать в полном согласии  со всем живым, дышащим, плывущим, бегущим, летящим. Борьба за Любовь –  это борьба со  Смертью. (3)
        В своих статьях на религиозно-философские, литературные и общественно-политические темы, она проповедует веру в божественную природу любви, понимание «тройственного устройства мира», полное отрицание единовластия, «власти одного над многими» и всего того, что  непременно должно отталкивать  мыслящего  человека  от монархии и  диктатуры в России.
     Те, кому довелось прочитать её страшную дневниковую «Чёрную книжку» (С.П. Б. 1919 Июнь),  «Серый блокнот» и «Петербургский дневник» (М.1982),   могут  с полным правом назвать  Зинаиду Гиппиус одной из самых выдающихся женщин прошлого  века, весталкой  века-людоеда,  женщиной-философом-поэтом, великим логиком и   аналитиком своего времени. 
     В  своих дневниковых записях  за июнь-декабрь 1917 года Гиппиус  сумела  в краткой форме изложить ту самую правду о большевиках, которая стала для советских  обывателей  государственной тайной на многие десятилетия, за чтение и распространение которой (за «антисоветскую пропаганду») полагался расстрел или  лагерь. Её дневники и сегодня страшно читать.
      «Главные вожаки большевизма – к России никакого отношения не имеют и о ней меньше всего заботятся. Они её не знают – откуда? В громадном большинстве (они)  не русские, а русские – давние эмигранты. Но они (большевики –А.А.)  нащупывают инстинкты, чтобы их использовать в интересах… право не знаю точно, своих или германских интересах, только не в интересах русского народа. Это – наверно.
        Нет сейчас в мире народа более негосударственного, бессовестного и безбожного, чем мы. Свалились лохмотья, почти сами, и вот,  под ними голый человек, первобытный – но слабый, так как измученный,  истощённый. Несчастная страна. Бог, действительно, наказал её, отнял разум». (26 июля 1917)
       Большевики ещё не захватили власть, до октябрьского переворота ещё два месяца, а Зинаида Гиппиус уже знала – могучий лайнер захвачен пиратами и пощады не жди.   
       В стране  по вине большевиков идёт гражданская война (она началась 10 ноября 1917 года в Москве), разруха,  страшный голод и людоедство, на рынках, как  при  царе Борисе Годунове, продают пирожки с человечиной, процесс разложения идет дальше, своим определенным, естественным, известным всем, путем.
      В дневниках Гиппиус писала о голоде:
      «Голодных бунтов нет — люди едва держатся на ногах, не взбунтуешь… А сегодня опять с “человечиной”. Это ядение человечины случается все чаще. Китайцы не дремлют. Притом выскакивают наружу, да еще в наше поле зрения, только отдельные случаи. Сколько их скрытых...»  В дневниках много свидетельств  о полной деградации народа: «В Киеве убили 1200 офицеров, у трупов отрубали ноги, унося сапоги. В Ростове убивали детей, «ка-детей», думая, что это и есть «кадеты», объявленные вне закона»(17 марта).
       В дневниковых записях Гиппиус  много заметок-размышлений о России и русском народе, о русской истории вообще: «У России не было истории. И то, что сейчас происходит, –  не история. Это забудется, как неизвестные зверства неоткрытых племен на необитаемом острове. Канет. Мы здесь живем сами по себе. Кто цел – случайно. На улицах вонь. Повсюду лежат неубранные убитые лошади. Каждый день кого-то расстреливают».       
      Надо не забывать, в какие страшные времена делала Гиппиус свои дневниковые записи и аналитические заметки. «Я стараюсь скрепить душу железными полосами. Собрать в один комок. Не пишу больше ни о чем близком, маленьком, страшном. Только об общем. Молчание. Молчание...».
     Её ужасал и морально убивал не столько сам «красный террор», сколько  его немыслимые масштабы. (4)
     Эта череда однообразных кровавых дней с их кровавым  «тягучим удушьем» была настолько чудовищна,  что у Зинаиды Николаевны возникало желание «ослепнуть и оглохнуть». Тем важнее, по ее мнению, было не сойти с ума, сохранить «твердую память» и «здравый ум», чтобы иметь возможность  донести до  потомков всю правду о своей кровавой эпохе, своё свидетельство о «красной яме» и «красной скотобойне». В этом она  была полностью  солидарна с двумя   валькириями  Белого движения –  Софьей Паниной и Ариадной Тырковой, которые дали окончательный диагноз своей эпохе: «Мы живём не в нормальные, а в сумасшедшие времена».  (5)
      В её дневниках и публицистике предвоенных и военных лет    неоднократно проскальзывает, предсказывается и предрекается  дальнейшая трагическая судьба России,  которой суждено ещё раз подобно шагреневой коже  свернуться в едва заметный  свиток, на миг исчезнуть  и возродиться вновь, но уже  преображённой другой страной, в ином масштабе, в иной ипостаси. Эта мысль прозорливой  весталки Гиппиус, о которой всегда боялись говорить откровенно,  не устарела морально и сегодня. (6)
      Революционная смута навсегда разлучила Гиппиус с Родиной, она сама с мужем Дмитрием Мережковским тайно убежала из большевистской России и тем самым спасла себя и мужа от неминуемой смерти от рук красных кромешников.     В эмиграции она была  так же активна и работоспособна, как в прежние времена   в России.  Женщина острого, холодного ума и иронического отношения к людям, Зинаида Гиппиус принесла в эмиграцию не только свою политическую непримиримость и желание «свидетельствовать о правде, говорить, кричать о ней», она принесла с собой петербургскую атмосферу, воздух серебряного века,  прежний воздух свободы, чести и добра.  Если графиня Софья Панина  и Ариадна Тыркова, эти две валькирии Белого Движения, вызывавшие злобное  раздражение руководства ИНО ОГПУ-НКВД,  видели свою миссию  во всемерной  материальной помощи  Белой армии и возрождении былой  имперской  «русской государственности», то Гиппиус –   в спасении  русской души  от  насилия и гнёта демонов и бесов  красной Смуты большевизма. 
      Так,  на одном  из предвоенных заседаний  «Зелёной  лампы»  Зинаида Гиппиус вместе с  бывшим эсером Ильей  Фондаминским, обсуждая  «безысходную рутину   стариков-общинников»,   предложила  собравшимся  членам    произвести  исследование духовной жизни эмиграции, духовного ее состояния.  Были  заданы те же самые вопросы, которые не раз ею задавались, но  на которые она  ни  разу не получила ответы. Среди них были и такие, совсем не праздные:
      «Если среди нас, перенесенных в Европу, процесс духовной жизни не оборвался, а продолжается, то какие, где его проявления? Где нерв этой духовной жизни в данную минуту? В каких областях, в каких кругах или группах? Кто видит смысл в катастрофе, лишившей одних русских людей земли, других –   свободы? Достаточно ли мы знаем, что такое Свобода, чтобы учить других людей, как стать и  быть  свободными?»
      В отличие от  многих своих собратьев и сестёр по эмиграции, Гиппиус давно  разуверилась в успехе Белого движения свергнуть большевизм до середины XX века. С её точки зрения,  Белое движение  оказалось к началу второй мировой войны идеологически совершенно бесплодным, в нём не нашлось  ни одной национальной  высокой идеи, способной  хоть как-то  сплотить культурную Россию. В пыльном идеологической чулане   белой эмиграции   сохранились те же самые  имперские  идеи и замыслы, какими жили  русские императоры Пётр Первый и Павел Первый – захватить Дарданеллы и Константинополь, завоевать Индию и всю Евразию, поставить на колени «проклятую» Англию, объединить Германскую империю с Российской империей,  создать всемирную Небесную Россию, Святую Русь, где столицей всего мира станет Москва с Небесным Кремлём в центре.    Гиппиус эти мечтания уже давно  казались не только наивными, но и безумными, плодом старческого слабоумия. Ей давно стало ясно,  что освобождать Россию от большевизма некому, что давно  наступила пора  спасать от идейного и морального вырождения саму белую эмиграцию, особенно её старшее поколение, ту самую тонкую, чудом оказавшуюся не уничтоженной, европеизированную прослойку, делавшую  когда-то Россию  только отчасти похожей на цивилизованную североевропейскую  страну. Здесь она, как и многие белоэмигранты, была довольно  пессимистична, но  в окончательное исчезновение России с политической карты мира Гиппиус не верила, оставляла за собой малую долю  надежды  на её некоторое преображение.       
     Политические взгляды Зинаиды Гиппиус были в основном либерально-европейскими. Она видела будущую Россию страной  сугубо просвещённой и  демократической, где государственный капитализм отражал бы, прежде всего,  национальные  и социально-экономические интересы страны. Она вполне допускала возможный распад России на отдельные государственные образования  и даже протектораты, но считала этот процесс распада  временным и даже необходимым условием  для возрождения поистине новой русской  либерально-демократической, парламентской республики.   
    Тягучее удушье безумия, которое так  остро  ощущала Гиппиус,  преследовало её и в эмиграции до конца жизни, ибо оно   преобладало  в международной  жизни  всю первую половину XX века-людоеда.  Оно наблюдалось в спешной  лихорадочной милитаризации Германии и СССР, в тайном и явном военно-техническом и экономическом сотрудничестве двух авторитарных государств. Осенью  1938 года   Гиппиус и  её муж Дмитрий Мережковский  выступили с осуждением «Мюнхенского сговора». Они рассматривали его как подготовку  к очередному силовому переделу  мира.  Но главную опасность лично для себя и всей белой эмиграции, обосновавшейся в Париже, Белграде, Праге, Кракове, Каунасе, Риге  и Тарту, супруги Мережковские почувствовали после  раздела Польши Германией и СССР,  после    «добровольного» присоединения к СССР стран Балтии и Закарпатской  Украины согласно   «пакту Молотова-Риббентропа».   
      80-летие со дня подписания двумя вождями-монстрами  этого документа   мы отмечаем сегодня в 2019 году и вынуждены признать, что у Зинаиды Гиппиус была вполне  верная и безошибочная оценка,  как самих  этих событий, так и самого документа, отражающего их.    
        «Пакт о ненападении», заключённый 23 августа  1939 года между СССР и Германией, Гиппиус назвала «пожаром  в сумасшедшем доме». Его очаг, возникший  на политической кухне одного  кремлёвского безумца, был с лёгкостью  раздут другим безумцем и грозил объять безумным  огнём весь мир. Красно-коричневый альянс  особо не удивил Гиппиус (она знала, что большевики способны и не на такое), но сильно её напугал, «Пакт о ненападении» означал для неё и многих других  мыслящих людей очередной   черный  передел мира и начало второй мировой войны. На её глазах  зарождался жаждущих крови  свирепый большевизм и не менее свирепый, жаждущий мирового господства германский нацизм.
     Оба диктатора для неё являлись отбросами общества, кровавыми убийцами и  безумцами, решившими покорить весь мир. Их тайная дружба, как и тайная дипломатия для Гиппиус, в отличие от миллионов советских граждан, изначально  не была тайной. Она знала, что скреплённая кровью «дружба» двух наследников  пещерной антропофагии,  будет недолгой, что крепкий военный союз не состоится, и новых совместных завоеваний Америки, Австралии и Индии не предвидится, а скоро начнётся кровавая схватка двух авторитарных режимов, в которой  жертв будет на порядок больше, чем их  было в первой мировой войне.
       Тайный сговор двух  политических бандитов о совместной борьбе с международным империализмом в лице Англии,  Франции и США,  вскоре стал претворяться в жизнь через тесное  сотрудничество  двух спецслужб – Гестапо и НКВД. На основании «секретных протоколов» (которые являлись секретными только для советских граждан вплоть  до 1990 года) между двумя спецслужбами  начался активный  обмен «врагами советского и немецкого  народов» (белогвардейцами и антифашистами).  А из оккупированных и  ставших  советскими Латвии, Эстонии, Литвы и Закарпатской Украины началась  массовая  депортация  в  Сибирь всех  «антисоветских, буржуазных  и классово-чуждых элементов». По всему Русскому Зарубежью разнеслись слухи о совместном «великом походе» Гитлера и Сталина к Индийскому океану против Англии и США, об окончательном и справедливом  переделе мира между собой «на  вечные времена».  Косвенно это подтверждалось  выступлениями самого Сталина на партийных мероприятиях и в печати, где вождь  прямо выражал свою симпатию Гитлеру и Муссолини и  своё крайнее  недоброжелательство Черчиллю. 
        Те белоэмигранты, которые не успели тогда вовремя  покинуть оккупированные красными территории, оказались в лапах чекистов. Самые активные из них  за «старые и новые  грехи перед советской властью» были  расстреляны  или отправлены  вместе с украинцами, литовцами,  латышами и эстонцами в трудовые лагеря в Заполярье.
       Ярая противница   самодержавия и абсолютной власти одного человека над другими, она была чужда имперских амбиций  и  нового величия  абсолютно непогрешимого Авторитета.  Если  империя создаётся  и существует во вред отдельно взятым личностям и угрожает существованию всего народа, такая империя не нужна, ибо не для прихотей и величия  императора и вождя живёт  индивид, трудится   и созидает  весь народ.
      Великая империя не может  существовать и дня  без деспотизма и тирании. Деспотизм и тирания — столь близкие родственники, что почти никогда не упускают возможности заключить на горе людям тайный союз. Общественный порядок в  России не может  вызывать восхищение  здравомыслящего человека. При деспотическом правлении тиран остается у власти долгие годы, ибо носит маску. Здесь Гиппиус полностью была согласна с автором книги «Россия в 1939 году» маркизом Астольфом де Кюстином, который утверждал, что «тирания — мнимая болезнь народов; тиран, переодетый врачом, внушает им, что цивилизованный человек никогда не бывает здоров,  и что чем сильнее грозящая ему опасность, тем решительнее следует приняться за лечение: так под предлогом борьбы со злом тиран лишь усугубляет его». 
      Силу большевизма  Гиппиус усматривала  в огромных пространствах  России и в её  несметных природных богатствах, которые большевики могут эксплуатировать в свою пользу неопределённо  долгое время во время своих  оборонительно-наступательных войн.  Сепаратизм – верная смерть большевизма. Отними у большевиков огромные российские пространства, северную  Евразию и благодатный Юг, и они мигом исчезнут как клопы и вши на лютом морозе. У огромной страны неисчерпаемые ресурсы, которых хватит на  несколько  поколений  социальных паразитов и политических животных, большевики  живучи и благополучны  не великими идеями и программами, а ложью, обманом, насилием и неисчерпаемыми природными и людскими ресурсами.
    Спасение России в её  дроблении, в отделении  от большевизма и самоопределении каждой из частей, когда  надо радоваться каждому клочку земли, увернувшемуся   из-под власти большевиков, ибо, пишет Гиппиус:
      «Мы хотим этого расчленения, мы верим, что будущая Россия, если станет «собираться», то на иных принципах, и в тех пределах, в каких позволит новый принцип. Да если б Смоленская губерния объявила себя независимой, свергла комиссаров и пожелала самоопределиться –  да пусть, с Богом самоопределяется, управляется, как может, – только бы не большевиками! Почему «не патриотично» признавать ее?  Требовать, чтобы она  (Смоленская  республика)  не имела право  освобождаться от большевиков? Этот дикий  «патриотизм».  Безумие. Бесчеловечность». (6)
       До второй мировой войны она мечтала цивилизовать Россию, как Европу, она видела будущую Россию на карте мира  страной обустроенной и пригодной для нормальной жизни любого человека по территории  равной Канаде или США, но не бескрайним и бесприютным пространством северной Евразии. Незадолго до смерти, на исходе второй мировой войны, её мечты о великой Русской  народной  республике, о рождении  Русской Европы, сменились  мечтами о  русском Тайване, как  о последнем уютном русском  острове, осколке  русской культуры и самобытности.
   Настоящими патриотами России она считала тех, кто активно борется с большевизмом, кто хочет «красную чуму» загнать в резервацию в пределах Садового кольца или Московского  Кремля и там его уморить голодом, точно также как  большевистский режим  голодом и насилием продолжает  уничтожать  русский народ и  русское крестьянство.
     В июне 1940, за десять дней до оккупации немцами Парижа, Мережковские переехали в Биарриц на юг Франции. Отношение Гиппиус к фашистской Германии  было неоднозначным. В ней она видела ту тёмную силу, которая может одолеть, или существенно ослабить другую темную силу – большевистскую империю. Однако к началу  второй мировой войны у Гиппиус  почти исчезла  накипь  многолетних эмигрантский политических расчётов. Когда немцы 22 июня 1941 года напали на СССР, она не впала в отчаяние  и не рыдала, как многие либеральные монархисты-патриоты, как  рыдал, например,   и судорожно  крестился экс-сенатор и гофмейстер Дмитрий  Любимов, но и не разделяла твёрдую решимость генералов Абрамова и Краснова  окончательно разделаться  с большевизмом с помощью вермахта.(7)   
     Несмотря на страстное желание видеть Россию свободной, она никогда не сотрудничала с гитлеровцами в  деле борьбы с большевизмом.    При этом она  не осуждала тех из русских  либерально-народнических эмигрантов, кто  настаивал  быть на стороне вермахта в борьбе  против  сталинизма. 
       Только такое чудовище  могло  спасти  западную  цивилизацию от «красной чумы» и мировой революции, загнать за Урал евразийские большевистские  дикие орды, пленить Сталина, чтобы потом самому вскоре сгинуть вместе со своими  коричневыми террористами в болотах и топях Западной Сибири. 
      Народный опыт вышибания клина клином и зло злом Гиппиус и Мережковский переносили и на  социальную антропологию, ибо  эволюция  человека и  всего европейского общества  продолжала идти   в рамках  динамического  естественного отбора  Чарльза  Дарвина и моральных принципов  «развитого колониализма».
      Согласно этим основным принципам, по которым живёт сегодня Россия,  кто  всех обманул, тот самый умный и богатый, кто  всех  сильней, страшней и агрессивней, тот вождь и герой,  кто лучше всех приспосабливается, тот лучше всех живёт, цветёт и пахнет, самодовольно себя нюхает и успешно   размножается. «Мечтатель  бледный, умри в подвале! Цветы для сильных! Для них  цветы!» (Федор Соллогуб).
        Простая как хрюканье  идея, захватившая в XX веке  весь мир и нашедшая третье дыхание   в современной России.  Тогда Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский  не знали и не могли  ничего знать  о теории стабилизирующего отбора Ивана Шмальгаузена (1884-1963), согласно которой сообщество «умных крыс», чтобы   сохранить себя  как вид  общими усилиями уничтожает  своего   Крысида  Великого, своего   вождя-крысоеда.
     Называть гомо сапиенса после первой  мировой войны «разумным тигром»  стало  чересчур лестным для  прямоходящего  гоминида,  совсем  недавно  сменившего  дубинку на винтовку-трёхлинейку, в первой половине XX века его,   по  Ивану Шмальгаузену,  следовало бы в социальной антропологии  назвать  «разумной крысой».   В животном мире нет ни одного  существа, кроме человека, которое по своему  уму,   интеллекту, по степени социализации и  уровню выживаемости  превосходило бы  городскую крысу. В этом отношении Гиппиус как бы предвосхитила теорию отбора Шмальгаузена,  ничего ещё толком  не зная о ней, но уже видя начало  её воплощения  на  «крысином волке» Гитлере, начавшееся с покушения на него генералов вермахта в 1944 году и завершившимся самоубийством в бункере.
      До смерти  другого    вождя Крысида  Великого, параноика    Иосифа  Джугашвили Гиппиус не дожила восемь лет.   В   начале марта 1953 года  его, в целях общественной и государственной безопасности, отравили те же красные крысы, которых он продолжал методично и планомерно, из года в год  на протяжении десятилетий  уничтожать  и тем самым крепить свою самодержавную силу. (8)

    Для Гиппиус было проще объявить большевизм и германский нацизм  дурным сном философа, чем  честно признаться, что именно  XIX  век, век русской дворянской литературы, век   её молодости,  породил XX век, век-людоед, породивший инфернальных Монстров  Власти дегенеративного типа. 
     Ей мучительно трудно было осознать и объяснить  фантасмагории  нового атомного  века, изначально   вышедшего за рамки человеческого разумения и здравого смысла, и вызывающего  у нормальных, психически  здоровых и совестливых людей   стойкое чувство  омерзения  и  брезгливости, которое иногда бывает сильнее ненависти. Зинаида Гиппиус – едва ли не самая  стойкая, чистая, совестливая, принципиальная и самая «тяжёлая душа»  в русской литературе – потому и ненавидела неистово  большевизм, что стихией его была  разрушение, насилие, кровь, грязь и воинствующее безбожие   во славу новой коммунистической религии.      
     В большевиках она  видела не людей, а существ, которые во многом хуже   животных, угрюмых  носителей биоморализма, обманом и насилием  захвативших власть  и упивающихся     своим   сатанинским  всемогуществом, а в самой большевистской  России –  гигантскую чеховскую палату №6, ненормальное государство,  стабильно и планомерно  разрушающее  нервную систему  и здоровую  психику  миллионов людей.
    Ярая противница любой абсолютной власти, самодержавия и авторитаризма, она, как поэт Георгий Иванов, считала, что «ничего не возродится – ни под серпом, ни под орлом», пока существует  большевизм (ленинизм, сталинизм) Россия обречена быть на  краю ойкумены, холодной, неприветливой страной.          Большевизм парализовал страхом  многих образованных  общественно  активных людей того времени, сделал  людей   определённого    социального и сословного  профиля  малоподвижными затворниками и внутренними мигрантами. Представители народнической интеллигенции, дворянство, врачи и профессура, все имперские русские, носители  Великого Русского православного государства, оставшиеся жить в большевистской России, переживших террор двадцатых-тридцатых годов, все были духовно искалечены и фактически стали инвалидами.  Под конец жизни Гиппиус убедилась, что  русская интеллигенция окончательно выродилась,  что пытаться объединить её –  дело бесполезное и безнадёжное. Вся её творческая и общественно-просветительская  деятельность в эмиграции   связана бережным сохранением   русской дворянской культуры, дворянской  чести и благородства и с ожиданием перемен, из которых, по её мнению,  первая перемена произойдет лишь вслед за единственным событием, которого ждет вся Россия, — свержением большевиков.
     И совсем неудивительно, что эту красивую, изящную,  весьма одарённую, умную и мудрую женщину никто,  кроме  мужа Дмитрия  Мережковского и личного секретаря Владимира Злобина, никто   никогда  не любил и не жалел.       Из чужих людей, её пожалел только  лечащий врач Андре, да  и то в  самый последний момент, накануне  её ухода в Вечность: «Pauvre madame!»  («Бедная женщина!»). Но и эта сторонняя  жалость была  запоздалой:  к этому времени  Зинаида Николаевна  Гиппиус, великая весталка века-людоеда  окончательно потеряла слух. Накануне  она сделала два последних  «глотка  жизни»,  докурила последнюю, свою любимую «золотую  сигаретку», на ощупь попрощалась с любимой кошкой и окончательно погрузилась в себя … Зинаида Гиппиус была похоронена под одним надгробием с Мережковским на  кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Воистину, выбирая богов и выбирая  родину,   мы выбираем себе судьбу.


Авторские примечания и  источники
• Автор приносит глубокую благодарность  и признательность  сотруднице Библиотеки Дома Русского Зарубежья имени Александра Солженицына – ЖАРКОВОЙ Марии Владимировне за предоставленную  уникальную  литературу и источники  о жизни и творчестве З.Н.Гиппиус.

1.Злобин В. А. Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания. Статьи / Сост., примеч. Т.Ф. Прокопова. М.: НПО «Интелвак», 2004. — с. 624.
«Тяжелая душа» — впервые издающиеся мемуары Владимира Ананьевича Злобина (1894–1967), поэта, прозаика, публициста русского зарубежья, с 1916 г. литературного секретаря Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус, а после 1945 г. — хранителя их семейного архива. В сборник вошли статьи, очерки, эссе эмигрантского «Литературного дневника», печатавшегося в парижском журнале «Возрождение», книга воспоминаний «Тяжелая душа» о З.Н. Гиппиус и ее окружении, раритетный сборник «После ее смерти», посвященный памяти Гиппиус, и стихотворения разных лет. После второй мировой войны Владимир Злобин стал одним из самых регулярно публиковавшихся русских авторов Парижа. В основном он  писал прозу, где беспрерывно сталкивал своих героев с умершими родными и близкими, вел рубрику в журнале “Возрождение”, посвященную литературе и театру.  И вспоминал Зинаиду Гиппиус, которая буквально была для него всем. Литературный критик  Русского Зарубежья Вольфанг Козак так характеризовал творчество Злобина: «Злобин,  в своих статьях о русской литературе,  обнаруживший тонкое художественное чутьё,  был при этом хорошим поэтом. В своих стихах он часто отталкивается от непосредственных жизненных впечатлений (также — от снов) и стремится выявить скрытую в них духовную основу, Божественную волю. Образный язык Злобина обнаруживает происхождение от символизма, это язык космических обобщений» Библиография: Злобин В.А.  После её смерти. Paris, 1951 (сборник стихов).Литературный дневник: Статьи// Возрождение. — 1958—1960. — №№ 80—100.Тяжёлая душа. Paris, 1970 (мемуары).
2.Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Составитель Темира Пахмус. YMCA-PRESS, 1984. В книге приведены  критические  отзывы  видных современников  о ранней лирике Зинаиды Гиппиус, о первых её двух  поэтических сборниках. Мирский Д. Литературно-критические статьи. — М.: Советский писатель, 1978.
3.Зинаида Гиппиус. О любви. Арифметика любви. //Русский Эрос или Философия любви в России. Коммент. А.Н.Богословского. – М.: Прогресс.1991, СС.185-186 Любовь, по  мнению Гиппиус,  чтобы  не  стать главной проблемой  общественного бытия требует  несколько предпосылок. Прежде всего – взгляда на мировой процесс как на процесс восхождения, сопровождаемый, во времени, борьбой двух начал:  Бытия и Небытия. Отсюда вытекает и поставленная перед человечеством триединая задача, три нераздельно связанные между собой вопроса: 1) вопрос о «я» (личности), 2) о «ты» (личной любви) и 3) о «мы» (вопрос об обществе). Вне этих  предпосылок  любви не существует, вопрос о ней  не ставится и тем более не разрешается.  Жизнь всей вселенной и каждого человека определяет движение и путь. Всё в этом мире, от планеты до атома  и элементарной частицы,  изначально  наделено желанием   искать и находить,  создано постоянно и вечно  движущимся во времени-пространстве, создано  постоянно    ищущим и  всегда познающим. Мы все так созданы,  что не умеем остановиться, даже если бы  очень этого захотели. И здесь главным является правильно выбранный путь, чтобы он был верен, соответствовал нашей стремительной   человеческой природе, и непременно всей, в целом – и духу, и плоти. Во взгляде на любовь как созидательно-духовную силу Гиппиус  разделяла в  основном религиозно-мистические воззрения Владимира Соловьёва, но при этом она рассматривала  любовь как особый и проникновенный труд души, как тернистый путь-восхождение   к совершенству, красоте и свободе.
         Можно встретиться   и с современником, и  с человеком, жившим несколько столетий тому назад, а можно (у Бога всё возможно! –А.А.)   даже встретиться с теми, кто в их времена ещё не родился. Ведь наша преображённая (волновая квантовая) душа, по теории Вернера Гейзенберга и Эрвина Шрёдингера,  совершает  длительные пути в мире, и в космосе, в эпохах, во времени-пространстве  и  в телах.
   В любом месте, где люди  совершали духовное восхождение и  общались с Богом,  – они  остаются  навеки, и сущность их встреч одна: узнавание  своих же мыслей в мыслях другого. Осознание того, что твои  мысли и мысли встреченного тобой  слились и стали общими, зажглись новым огнём очарования и любви.  Так считал ортодоксально православный, соблюдающий основные посты, прислуживавший в алтаре, участвующий как иподьякон в архирейских  службах Катакомбной православной церкви художник-иконописец и писатель  Алексей  Смирнов и злодейски убиенный церковными иерархами-агентами Лубянки   протоиерей  о. Александр Мень.
 4. 6. З.Н.Гиппиус. Петербургские дневники 1914—1919. Нью-Йорк – Москва, 1990. Она же. Стихотворения. Вступ. статья А.В.Лаврова – СПб, Академический проект, 1999, с.68;  Она же. «Синяя книга. Петербургские  дневники 1914-1938» – Белград, 1929, с. 229-231.   По своему содержанию и аналитике, по эмоциональному накалу и прозорливости   её дневниковые записи намного превосходят «Окаянные дни» Ивана Бунина,  органично дополняют  собой «Солнце  мёртвых» Ивана Шмелёва и являются убедительным, обвинительным  документом для международного суда над большевизмом. Её  дневники, «Чёрная книжка», «Серый блокнот» и  «Синяя Книга. Петербургские дневники 1914-1938» самым чудодейственным образом нашли своё историческое, логическое  и человечное продолжение в «Блокадном дневнике» замечательной советской поэтессы Ольги Берггольц, женщины трагической судьбы, побывавшей до войны в чекистских застенках и потерявшей там ребёнка.
5.«Исторический архив», №4, 2019, с. 108-148 – «Мы  живём  не в нормальные, а в сумасшедшие времена» (Письма С.В.Паниной к  А.В.Тырковой и А.В.Борману).  Гражданская война породила в белом стане своих воительниц-валькирий,  своих матерей-хранительниц и  героических сестер милосердия, спасительниц и благотворительниц  вдохновительниц и муз  на полях сражений и в тылу, в «Ледяном походе» и  в белой эмиграции. Великий исход великороссов  в Западную Европу наводнил столицы Большого  Запада  десятками  тысяч русских красавиц, этим так  трагически и бездарно   утраченным   генофондом нации.   Их всех объединяла  непримиримая  антибольшевистская позиция,  навсегда определившая их путь после октября 1917 года. У всех была одна, одна мечта – сделать  всё возможное для краха большевизма, увидеть Россию свободной страной, годную для нормального человеческого  проживания, но у каждой белой валькирии  было  разное  понимание  своего высшего предназначения.  Из  них необходимо  в первую очередь  назвать   основательницу общежития для  обездоленных и больных русских эмигрантов  в Париже Елизавету Кузьмину-Караваеву («Мать Марию»).  благотворительниц и помощниц-активисток  Белой  армии Софью Панину и Ариадну Тыркову; хранительницу  духовной жизни эмиграции последнюю дворянскую писательницу-просветительницу  и философа Зинаида  Гиппиус и других не менее  значительных величин – Софью Колчак,  Ольгу Врангель, Ольгу Хохлову…  О них написано много  воспоминаний, книг, песен и стихов, о тех, кого ещё помнят и чтут, и о тех, о ком прочно забыли. Зинаиду Гиппиус знают и помнят,  о ней Владимиром Злобиным   написана книга «Тяжёлая душа», а погибшая  в боях лихая двадцатилетняя всадница, участница «Ледяного похода» баронесса Софья де Боде почти  забыта.
6. Совсем недавно,  пятнадцать лет назад,   эта идея-затея  была  на устах   двух пророков нашего времени Александра Зиновьева и Александра Солженицына.  Они считали, что при  нынешнем правящем чиновничестве будущее России непроглядно и темно, что её     возрождение  возможно  только ценой  мирного  отделения от России её дальневосточных колоний  безлюдных евразийских пространств.   По их мнению, вымирающее население Великороссии  вряд ли  сможет сохранить свой контроль  над этими  бывшими  колониями  Российской (Советской) империи. Ведь за Уралом, вдоль всей транссибирской магистрали живёт всего 8 миллионов  не только славян, но и разных инородцев-туземцев.  Ни царская Россия, ни  тем паче большевики не создали  единой славянской имперской нации, а только «имперскую элиту и  советскую номенклатуру, презиравшую  своих славянских рабов  и  беспартийную массу   советских  манкуртов  и мужепёсов».  (АА.Зиновьев. Гибель русского коммунизма. –М.: 2001; Алексей Смирнов (фон Раух) Полное и окончательное безобразие. Мемуары. Эссе. – Кабинетный учёный. Тель-Авив – Екатеринбург, 2015,с. 280-281.)
7. Любимов Д.Н. Русское  смутное время. М.: Кучково поле., 2018, с.115, 65, 30. -  З.Н.Гиппиус. Петербургские дневники 1914—1919. Нью-Йорк – Москва, 1990. - Она же. Стихотворения. Вступ. статья А.В.Лаврова – СПб, Академический проект, 1999, с.68;  Она же. «Синяя книга. Петербургские  дневники 1914-1938» – Белград, 1929, с. 229-231.
8.  Шмальгаузен Иван Иванович (1884-1963), русский биолог, автор  теории  стабилизирующего отбора и эволюционной морфологии. Теория Шмальгаузена помогает  человеку понять природу  тирании, возникшей на  костях  пещерной антропофагии и,  наконец, чтобы уйти  из-под  беспощадного давления   дарвиновского отбора: монстр власти, моральный урод и крысоед должен обязательно убит  по  общему решению всей крысиной стаи. Главной  великой целью общества становится уничтожение своего  вожака, вождя-людоеда. В случае  противостояния Гитлера и Сталина, людское  сообщество сначала  избавляется от одного  посредством  второго людоеда, а после этого, общество избавляется  и от второго, ослабевшего и больного.

31.10.2019