Впечатления о тюрьме

С удивлением прочитал, что 31 октября – праздник  - День работников СИЗО и тюрем ФСИН РФ. Никогда бы не догадался, что у нас есть и такой праздник.  Выходит, есть праздники у всех специалистов всевозможных профессий. По-моему, осталось ввести лишь один – День ассенизатора, и тогда весь российский народ будет охвачен праздниками, и жить будет веселее.  Только не тех, кого обслуживают и охраняют празднующие свой профессиональный праздник офицеры и солдаты  Федеральной системы исполнения наказаний.

По этому поводу мне захотелось поведать читателям о своих впечатлениях от пребывания в СИЗО и тюрьме.  Боже упаси, я был там не в качестве подследственного или заключеннного,  хотя до этого было не так и далеко. Прочитайте мой рассказ о Дне автомобилиста и поймете, почему. http://www.proza.ru/2019/10/27/543

Нет,  в тот первый приход в тюрьму я выступал в качестве консультанта. Не по юридическим вопросам, естественно, а по другому поводу. Не все знают, что  самая высокая заболеваемость  туберкулезом в СИЗО, тюрьмах и колониях.  Высокая скученность, стрессы среди тех, кто впервые попал, что снижает иммунитет, отнюдь не самое полноценное и сбалансированное питание, создают предпосылки к тому, что туберкулез буквально расцветает в местах заключения.  Спросите, а почему там не проводят санитарную уборку?  Проводят, но кто? Сами заключенные, а это не самые высокие профессионалы в этом деле. К тому надо знать, что туберкулез можно занести в камеру даже на подошве сапог или ботинок.  Идет человек по улице и наступил на плевок другого человека, больного открытой формой туберкулеза, и микобактерии туберкулеза оказались на подошве. А если эта подошва обуви сотрудника СИЗО. Вот он и заносит эту заразу в свое учреждение.  Кстати, такая же опасность существует и там, где ежедневно регистрируют лиц с условным сроком заключения, среди такой публики немало рецидивистов, и  в том числе больных туберкулезом.

Я в этот период работал главным рентгено-радиологом Хабаровского края.  Под моим началом было рентгено-радиологическое отделение, в составе которого был врач-радиолог, инженер и техники-дозиметристы.  Именно на наше отделение возлагался контроль за соблюдением радиационной безопасности в лечбено-профилактических учреждений края.

Каждый день встречался с соседом, живущим в соседнем доме, Германом Федосеевым. Познакомился я с ним во время работы врачом-рентгенологом городской больницы № 11 Хабаровска, в которой Герман подрабатывал дежурным хирургом.  Уже в то время я узнал, что Федосеев работает врачом в Хабаровской тюрьме. 

Однажды при встрече  он обратился ко мне:
- Александр, у меня к тебе просьба.  Недавно нашу тюрьму проверяли органы санэпидстанции,  как ты знаешь, у нас высокая заболеваемость туберкулезом, и они предложили нам установить в СИЗО флюорограф, чтобы  систематически  проводить обследование подследственных и заключенных.   Предложили обратиться к тебе, как к главному рентгенологу, чтобы ты посоветовал, где лучше всего установить аппарат.  Наше начальство готово купить его и установить, чтобы потом говорить, что все сделало. Поможешь нам?

Это была моя прямая обязанность, оказывать консультативную помощь при установке любой аппаратуры, дающей радиоактивное излучение. А рентгеновское входит в их число.  Поэтому я согласился прийти в СИЗО и посмотреть, где лучше всего установить флюорограф.  Мы обговорили дату моего прихода, чтобы он предупредил свое начальство. Я предложил ему приготовить рулетку, а он сказал, что бы я захватил паспорт.  На том и порешили.

В назначенный день я уже стоял перед дверью, которая вела на участок вокруг тюрьмы. Как знают практически все хабаровчане, тюрьма находится на улице Знаменщинкова, недалеко от площади Блюхера на улице Серышева.  Сплошные герои Гражданской войны на Дальнем Востоке на названиях улиц и небольшой площади.  Со стороны улицы был виден лишь высокий глухой забор с колючей проволокой по всему периметру. Где-то в глубине была видна крыша самой тюрьмы. Зловещее место, скажу я вам.

Сейчас, через 30 с лишним лет после этого посещения тюрьмы я уже не помню, пришлось мне звонить или стучать в дверь,  помню, что в небольшом помещении сразу за дверью меня уже поджидал Федосеев, который знал, что я не люблю опаздывать куда-то.

Меня записали в какой-то журнал, для чего и понадобился мой паспорт., выписали пропуск, и мы пошли в здание тюрьмы.  Герман привел меня в кабинет начальника, который тоже меня ждал.  Начался разговор по существу.  Как известно, свободных помещений ни в СИЗО, ни в тюрьме не бывает, преступность у нас всегда была высокая. Но по указанию начальства из Москвы было решено все же освободить одно помещение, отделать его, как это требуется по правилам радиационной безопасности, и на выделенные из Москвы деньги закупить флюорографический аппарат.

Если честно, то давать консультации по всем этим вопросам, должна краевая санэпидстанция, для этого у них есть радиационный отдел, который возглавляла долгие годы Енисейская. Но по предыдущему опыту я знал, что они предпочитают не разрабатывать проекты, а утверждать кем-то разработанные, да еще придираются по мелочам.  А так как я уважал Германа Федосеева, который был отличным парнем, хотя иногда выпивал, но кто не без греха, то решил помочь ему и его начальнику. Надо было пойти выбирать помещение.

Не знаю, сколько километров я намотал в тот день по угрюмым, мрачным коридорам, с решетками между отдельными частями.  Нам открывали эти решетчатые двери и двери в камеры с заключенные мрачные охранники в большими связками ключей.

Мы обошли довольно много камер, в которых на нас, и в первую очередь на меня, смотрели с интересом, но все равно чувствовалась вражда в глазах заключенных. Удивительно, но вопросов, почему ходят люди и мерят стены, никто не задавал.  Мне же хотелось найти минимально подходящее по площади помещение, к тому же таким образом, чтобы в него было удобно подвести силовой кабель, и желательно с толстыми стенами, чтобы меньше класть слой баритовой штукатурки.

К этому времени я уже был дока в вопросах радиационной безопасности, дважды был на учебе по этому вопросу в Ленинграде и Москве, и мог запросто рассчитать  дозы облучения в помещении флюорографа и в смежных помещениях.  Меня сразу порадовала толщина стен камер и наружных стен. Как большинство зданий старой постройки, они были очень толстые.

Несколько слов о радиационной безопасности.  Есть так называемое радиационное заражение местности, которое бывает при атомном взрыве и при аварии на атомной электростанции.  Тогда выпавшие на землю, здания, деревья, зараженные частицы ядерного топлива постоянно выделяют излучение. Единственным способом уменьшить дозу на  территории от загрязнения – убрать радиоактивные частицы – смыть, убрать слой земли и т.д.  Но это очень сложно и дорого.  Поэтому предпочитают создать зону, куда не могут заходить без особой нужды люди. В этой зоне дозы превышают предельно допустимые.  И ждать, когда естественным путем произойдет снижение дозы за счет так называемого распада радиоактивных  элементов. Ждать приходится очень долго, что видно по зоне отчуждения после аварии на Чернобыльской АЭС.

Но есть облучение, которое возникает при включении того же  рентгеновского или флюорографического аппарата. Оно может быть очень коротким, когда делает рентгенограмма или флюорограмма, а есть продолжительное, когда больному делают просвечивание или рентгеноскопию.  Это одно и тоже, когда  больного смотрят на специальном флюоресцирующем экране. В последние годы появились усилители рентгеновского излучения (УРИ), когда смотрят на экране небольшого телевизора.  При этом доза облучение и пациента, и врача, меньше. В  данном случае  будут производиться только флюорограммы,  но в большом количестве. Так как даже небольшие дозы излучения в смежных помещениях могут накапливаться, и этого требовалось избежать. Я сразу предложил заключенных из смежных с флюорографом помещений переводить в другие камеры, чаще тасовать.

Чтобы снизить дозу облучения на персонал и окружающих, есть три способа – расстояние, время облучения и защита, в качестве которой выступает свинец.  Чем дальше от источника излучения, тем меньше доза, поэтому и делают рентгеновские и флюорографические кабинеты довольно большими по площади.  Время облучения, т.е. экспозиция для производства флюорограмм, изменить не возможно, иначе пленка будет нечитабельной. А вот защиту можно сделать, и для этого уже давно изобрели баритовую штукатурку, в которой есть свинец, защищающий от излучения.  Вот эту штукатурку и требовалось нанести на стены, потолок и пол помещения, где будет стоять флюорографический аппарат. Есть еще и защитные экраны, ширмы, которые уменьшают облучение персонала рентгеновских и флюорографических кабинетов.

Мы прошли немало камер, прежде чем я выбрал одну, которая более-менее подходила для флюорографического кабинета.  Везде я видел угрюмые лица при не очень ярком свете в камере, с небольшими зарешеченными окнами. Во всех камерах была высокая скученность. Да что рассказывать, видимо, читатели видели в кинофильмах условия, в которых содержатся заключенные.  Не везде они такие, какие показаны в сериале про Нестора Махно, когда  заключенные в элитной камере царской тюрьмы могли спать на отдельных нарах, вести беседы о возвышенном, заказывать себе еду из ближайшего трактира. За деньги, естественно.  Да и количество заключенных в некоторых камерах таких царских тюрьмах было небольшое.  Видимо, поэтому революционеры-большевики, эсеры, представители других революционных партий, не боялись попасть на нары.  Не так относились к уголовному элемент и рядовым революционерам, вспомним сериал «Вечный зов».  Но это далеко не так, как в советской тюрьме, что я смог увидеть своими глазами.

Служба охранников в тюрьмах очень специфичная, и, видимо, накладывает отпечаток на поведение людей и в повседневной жизни, вне тюрьмы. Мне об этом уже в разговоре в кабинете начальника тюрьмы рассказали.  Не в радость такая работа, и интереса в ней я не видел. А это ведь главное в любой работе – с интересом относиться к ней. Я убедился в этом  на собственном опыте.

P.S.  В тюрьме все сделали  по плану, который разработал мой инженер на основании тех измерений, что я сделал во время посещения тюрьмы, и в ней появился свой флюорографический кабинет. Для его приемки в эксплуатацию поехала комиссия из представителей радиологического отдела краевой санэпидстанции и мой врач-радиолог Стригалева с техником-дозиметристом Кутумовым.  Я сам не захотел ехать в тюрьму, очень тягостное впечатление произвела она на законопослушного гражданина, каким я себя считал. Хотя, как гласит народная мудрость, «от сумы и от тюрьмы не зарекайся».