Ты где?

- Иди есть! - Я открываю дверь в комнату: вечерний полумрак, и никого. На секунду кажется, я схожу с ума: сын никуда не уходил, но дом молчит.
- Ты где?- робко спрашиваю, как бы стесняясь, что кто-то подслушает мой полоумный разговор с пустотой и посмеется. Куда подевался? Не под кроватью ж!
- Тут.
- Где тут?
- В шкафу.
За прикрытыми дверцами нахожу изломанную по горизонтали и вертикали долговязую фигуру, запрокинувшую ноги на стену.
- Опять все плохо?
Тишина, и лишь едва уловимое шевеление. Пальцами нащупываю лоб и повторяю вопрос. Лоб выскальзывает из-под руки вниз и обратно. Опускаюсь устало на пыльный пол подле и пытаюсь сына приобнять.
- Опять Она?
- Фссс.
Выжидаю; даю мгновение справиться с голосом.
- Да гребаная Ее подруга! Лезет в наши отношения! Да я ее завтра, суку!..
И маленькая лава злости и отвращения, булькая, клокоча и шипя, выкатывается и плюхается между мной и ним. Слова утешения бессмысленны. Остановить поток ругательств невозможно. Я глажу вихрастую макушку и беззвучно вздыхаю. Еще немного мы шепчемся; точнее – он рвано басит, а я глухо бубню слова-заклинания о том, что это опыт, что вот у меня однажды, а вот у знакомой когда-то... Мне жаль его до защемления души. Тело от неудобной позы затекает, я поднимаюсь.
- Прикрыть? – в нерешительности придерживаю створки шкафа. Но сын тянется уже к ним в жажде испытать приступ клаустрофобии, и я плотно смыкаю дверцы.

- Он хотел, чтобы вы его нашли. Этот спектакль со шкафом - для вас. – Психолог улыбается зачем-то, жестоко разрушая иллюзию временного сближения с сыном.
- Ловко манипулирует вами. А вы безотказно ведетесь.
-Но зачем? – мне больно. Неужели права?
- На этот вопрос можете ответить только вы.

- Ты где? – перевалило за полночь, когда, наконец, сын поднял трубку.
- Что за контроль? – грубит он.
- Если бы ты не обещал вернуться в девять, после чего отключил телефон и пропал...
- И что?
- Волновалась.
- Я не просил.
- Но если бы что-то случилось? Где тебя искать?
- Не мои проблемы!
Полвечера я заклинала Бога, ангелов да кого угодно, чтобы сын был жив. Дурные мысли лезли в голову; сердце заходилось тревогой. А теперь хотелось его схватить и тряхнуть, да так, чтобы искры из глаз, чтоб до слез.
- Свободен, - разворачиваюсь и ухожу.
- Достала! – слышится вдогонку.

- Ты уже дома? - кричу с порога. Судя по страшному грохоту в комнате, ласковый нежный зверь на месте. Но здесь ли он или в своих мрачных мыслях - разыгрывает внутренний хоррор, где никому не выжить, - сие мне неведомо. Пока. Нервный шум, издаваемый сыном, теребит и без того сверх взбодренные нервы.
- Что ж с тобой творится? Постоянно со всеми конфликт.
Очередная школа, очередной коллектив. И снова к директору, снова «недопонимание». Я безумно устала.
- Они мне просто завидуют!
- Чему?
- Что я такой талантливый!
Еле сдерживаю смех, хотя впору плакать. Иллюзорный мир поглотил сына настолько, что реальность кажется ему абсурдом, отвергается напрочь и доводит до исступления. Длинная шея напряжена; пульсирующая венка на смуглой коже; длинные пальцы спрятаны в кулак…
- А может быть дело в тебе самом?
- Нет! И закрыли тему!
В лице, изуродованном неподдельной ненавистью, тщетно искать некогда доброго любящего паренька. С силой шваркает дверью. «Мама, не плачь. Ведь у тебя есть я. Я тебя не дам в обиду»... Когда он говорил мне это? И он ли? И говорил ли?.. Мне хочется курить. Но я никогда в жизни не держала в руках сигареты… Все пройдет. И это тоже. Дыши. Завтра будет другой день.

- Сынок, привет. Ты где? Нужна помощь.
- Я сплю!
- Но... Уже далеко за полдень!
Щепотку тишины с шипением гасит отборная брань.
- Да что это за? Да задрали! Ненавижу!
Вот и все. Мне так горько, что слезы рвутся наружу. Ради чего вообще все это? Каждый день, каждый миг?

Сумерки. И одиночество в квартире. Собака тычет шершавые ноздри в ладонь, поводит забавно бровками. Тихонько тереблю ее за ушком... И что ждет дальше? И как исправить то, что позади?
Звонок в дверь.
- Прости меня, мам!
- И ты меня.
Сын неловко обнимает; я сгребаю его сутулую фигуру в охапку. Насколько хватит этого порыва? Когда тепло сменится убивающим равнодушием? Когда опять от жестоких слов мне расхочется жить?
Но снова прощаю. Потому как я - мать, и не знаю иного. Быть может, для того, чтобы завтра вновь крикнуть в пустоту: «Ты где?». И тревожно ждать ответа.