Лисичкино платье

Грустным-грустнёшенька стала к концу осени Редрушка – рыжая лисичка. Бредёт, бывало, по своей тропке-натоптке, повесив нос, так даже зайца не заметит. Пушистый хвост свалялся, хвои-репья нацеплял, а в меху блохи в салочки играют – смотреть жалко.

– Забольный у тебя вид, сестрица, – говорит ей однажды белка, – того и гляди плесенью покроешься. Почто кручинишься? Уж не прихворала ли?

– Пропажа у меня! Красивый мой наряд из девичьего сундучка моль поела – перед женихами теперь появиться не в чем! – отвечала Редрушка уныло. – Старая шубка выцвела да поистрепалась, в такой даже на промысел стыдно выйти. Облезла – хуже некуда...

– То ведь дело поправимое, беда – не беда! – затараторила белка. – Слыхала я, на дальней еланьке, на черничной полянке, посредь буреломов стоит высокое гнездо из брёвен, а в нём-то, слышь, полным-полно звериных нарядов да платьев! Глядишь, и присмотришь себе обновку!

Ай да белка, ай да советчица!

Обрадовалась лисичка! Засветились глаза янтарным светом, ушки двумя треугольничками сошлись на макушке. Облизнувшись, она немедля отправилась в путь, куда белка сказывала.

Неслышно бегут мягкие лисьи лапки, коротается дорожка приятными мыслями. Не заметила Редрушка, как до места добежала. Дебрями непролазными, кустами колючими да травами цепучими окружена, стоит избушка дремучая о два окошка; крыша её просела прямо посередине и накренилась. Казалось, то не изба, а лешая ведьма-карга сердито зыркает исподлобья. Сыростью и чем-то страшным веет оттуда – жуть!

Ловко проскользнула лисичка меж препятствий и осторожно подобралась к крыльцу. «Скрип-скрип! – взговорили старые, гнилые ступеньки, едва ступила на них Редрушка. – Скрип-скрип, шапка али воротник?»

Не по себе стало лисе, да мало ли что болтает рухлядь? А новое платьишко очень надобно. Поскреблась она в дверь, и та сама собой распахнулась. «Крррар-кррра, лисья шкура пришла!» – запели несмазанные петли. Лисичка переступила через порожек, да так и обомлела: посредь избы высилась гора выделанных шкур; торчали из неё во все стороны лисьи, беличьи, соболиные и прочие звериные хвосты. В паутине кругом всё, в забвении, во сне непробудном... Насилу отошла Редрушка от оторопи и только было удрать собралась, как дверь за нею одним махом закрылась! Ах! Забегала лисичка у порога, заметалась, принялась двери грызть, от страха ошалев. Зашевелились тогда шкуры, поднялись и встали в круг. Выползла вперёд большая медвежья шкура, теряя шматки шерсти, и рычит страшным рыком:

– Почто наш покой тревожишь? Али жить-поживать тебе не всласть?!

– Всласть, всласть, медведушко! – залепетала Редрушка, сжавшись в комок. – Уж пощади ты меня, не губи, бестолковую!

– Цыц! – рявкнул медведь. – А ну-кась сымай свои меха!

– Что ты, что ты! - перепугалась лиса. – У меня ведь других нет!

Заворошились шкуры и стали к Редрушке подползать. Безглазо зыркают, хвостами по полу шуруют да фыркают –как в страшном сне! Силком сняли они с бедняжки её шубку – благо, держалась она на честном слове, а после вышвырнули лису из избы через окошко. Выскочила она и бежала до тех пор, пока лапы не подкосились, так и упала с разбегу в палую листву. Лежит ободранная лисичка и пуще прежнего плачет: была беда – шубка не та, а теперь и без худой шубки осталась. Как теперь без меха зиму пережить? Плакала-плакала, покуда сном не забылась. Заполночь шёл мимо Эхо перехожий. Приметил горемычную, смекнул, в чём беда, да и сжалился над ней: из вороха опавшей листвы выбрал самые яркие и красивые листочки, красной нитью сшил их меж собой, утеплил сухим мхом, украсил алыми бусинами калины-рябины – ох, и любо получилось!

Наутро проснулась лисичка, глазок приоткрыла и видит: на веточке висит ал-цвет наряд, в рассветных лучиках рдяно пламенеет. А как впору пришёлся и по душе! Кружится Редрушка в новом платье, радуется да лесу кланяется. С той поры средь всех звериных платьев лисичкино – самое яркое. Платье цвета осени лесной.