Письма Конаковскому другу

Никак не могу привыкнуть к отношению жителей Южного города к расстояниям.
- Извините, - спрашиваю я, - где магазин "Братец Братец".
Женщина останавливается, раздумывает, потом машет неопределенно рукой и говорит:
- Видите вон ту красную палатку, чуть влево за ней и во дворы.
Я всматриваюсь вдаль. Слово "видите" по московским меркам говорит, что красная палатка где-то очень далеко, где-то за линией горизонта, надо поднять глаза к небу, потом чуть опустить к земле и на линии горизонта искать красную палатку. Ищу, всматриваюсь, найти не могу. Спрашиваю другого человека. Оказывается, красная палатка в десяти шагах.
Или, например, вам нужен парк каких-нибудь героев. Вы спрашиваете:
- Где парк каких-нибудь героев?
После долгих раздумий (слышится присвистывание) вам советуют ехать на троллейбусе, очень далеко. Грущу, на всякий случай ищу на карте. Оказывается парк каких-нибудь героев в 15 минутах ходьбы.

Сижу на работе, работаю, смотрю в окно. Женщина говорит по мобильному телефону. Через час опять смотрю в окно. Та же женщина говорит по телефону. Через час смотрю. Говорит. Кто она? С кем говорит? Муж? Любовник? Сын? Какой тариф мобильной связи? Надо придумать новую службу "Позвони нам".
- Алло, - говорит звонящий.
- Алло, - отвечает телефонист (в эпоху искусственного интеллекта это, наверное, робот).
- Вчера в наш универмаг завезли фейхоа, а денег нет и сыро вокруг стало, ноябрь, а сыро, а должен быть мороз, и сын пишет, что у них там холодно и совсем нет рыжиков, забыл вкус рыжиков, знаете какие у нас замечательные рыжики.
- Да, да, - медленно и вдумчиво отвечает робот.
- А потом они принесли два отреза отличного крепдешина, и мне стало так легко на сердце, что захотелось петь, и я запела "на дальней станции сойду", а он так посмотрел, что мороз по коже и крылья выросли.
- О да, о да, - медленно отвечает робот.
- А в небе летели журавли , а он пишет лучше взять Лендкрузер, а я отвечаю, что в море есть медузы и огоньки и светится все.
- О да, о да, о да, - медленно и эротично отвечает робот.
Через час посмотрел в окно на женщину. Разговаривает по телефону.

В Южном городе стал ловить себя на том, что неосознанно выбираю улицы, где больше транспорта. Сначала ходил по пешеходным улочкам, а теперь по проспектам. Чтобы машины гудели, от троллейбусов искры летели, люди спешили на работу, кофейщики открывали свои кофейни, дворники с шуршанием мели тротуары, выхлопы, хмарь, газ. Что это. Тоска по Москве? По давке в метро? По мельканию лиц? Да ну нафик, нафик. Просто у проспектов кафе дешевые, а на туристических улочках все дороже в полтора раза. С такой мыслью легче, но может сам себе вру. В субботу утром пойду на рынок, куплю Лене инжира, южного винограда, фейхоа, хурмы, грецких орехов, арахиса и вечером на самолет. В Москву на неделю. Есть там еще дела, остались.

Много раз читал, чтобы похудеть, надо ужинать до шести вечера. Как можно ужинать в Москве до шести вечера, если с работы возвращаешься в семь. Это невозможно. Конечно, можно есть в московских ресторанах, но и цены кусаются и денег жалко.
В Южном городе мой рабочий день заканчивается в 17-00, так как работаю я с 8 утра. Уже в 17-15 я дома. Только здесь я понял, что ужинать до шести вечера возможно. Проблема лишь в одном, что надо рано ложиться спать, иначе уже в 22 часа тебе хочется есть.

В Южном городе течет река Салгир. Я иду по её мраморной набережной и цитирую стихи поэта Генриха Сапгира:

На постели
Лежит
Игорь Холин
Поэт
Худой, как индус.
Рядом Ева - без
Трусов.

Салгир-Сапгир рекой можно назвать с большой натяжкой. Ручеек. Говорят, по весне, когда тает горный снег, ручеек Салгир-Сапгир вздувается, выходит из берегов и поддавшись буйному стихийному нраву крушит всё, что попадается ему под руку: дома, строения, машины и зеленые насаждения. Обыватели в страхе разбегаются и ждут, когда буйная река Салгир-Сапгир опять превратится в ручеек. Река Салгир Южного города олицетворяет собой сложный нрав русского поэта, человека в общем тихого, но способного на гневный и кровожадный поступок.

Соседка Надежда, осмотрев виноград, свисающий с пластиковых веревок над моим крыльцом произнесла:
- Надо срезать, когда листья облетят.
- А что, листья облетят, - спросил я.
- Облетят, куда денутся, думаете здесь не бывает зимы.
- А зачем срезать, больше листьев, больше тени, - я взглянул на почти сухие стебли и свисающие с них гроздья мелкого почти засохшего дикого винограда.
- Так попрет.
- Кто попрет.
- Виноград.
- Так это хорошо.
- Что хорошо. Веревки оборвет.
"Что же здесь творится весной", - подумал я, - "всё лезет и стремится к солнцу, бушует и прогрессирует".
Я вспомнил папин подмосковный виноград. Чахлый и замученный. Никто его не обрезал, а даже наоборот: закутывал во все теплое. Папа очень гордился своими двумя чахлыми подмосковными кустиками.
- А как его обрезать, - спросил я соседку Надежду.
- Я покажу, - ответила Надежда и внимательно посмотрела мне в глаза, - позовите как-нибудь в выходные, и мы будем вместе обрезать виноград.
Я представил как соседка берет остро отточенный нож забирается на стремянку, потом долго выбирает стебель винограда, который надо обрезать, потом делает одно резкое движение и стебель падает на землю, а я стою рядом с ней, собираю с земли обрезанные стебли винограда, передо мной мелькают её белые еще крепкие и стройные ноги.
Надежда тяжело вздохнула и ушла в свою квартиру.
Я закурил. Сорвал виноградину, обтер и засунул в рот. Сладко, сладко.

Вот вы мне не верите, что я в Южном городе завтракаю круасаном с шоколадной начинкой и американо, а я на самом деле сегодня утром нашел кафе, где завтракал круасаном с шоколадной начинкой и американо.


Сегодня в Южном городе утром шел дождь. «Вот», - подумал я, - «и в Южном городе бывает дождь», - и улыбнулся.
Если честно, я только сегодня понял радость таксиста, который в июне вез меня в крымский санаторий. Я жаждал жары, огненных лучей, теплого моря, а он с каким-то восторгом и трепетом рассказывал мне о том, что май был дождливым и июнь, по всем прогнозам, обещает быть дождливым, и значит будут персики, инжир и айва.
Я здесь уже почти месяц и это первый дождь. Ну как дождь. Морось. Я даже зонта не взял, надел кепку. Пока дошел до работы даже не промок.
Веду войну с чем-то неведомым. Кот Бася, который каждое утро приходит есть фрискас, почему-то любит, когда сухой корм лежит в тарелочке. Я сначала положил корм в фарфоровое блюдечко. Блюдечко на следующий день исчезло. Тогда я вырезал Басе миску из пластиковой бутылки. На следующий день миска из пластиковой бутылки исчезла, но вернулось блюдечко. От греха подальше я вернул блюдечко хозяйки квартиры в шкаф. Вырезал новое пластиковое блюдечко для Баси. Продержалось двое суток. Я даже обрадовался. Но сегодня и оно исчезло. Шаманизм. Здесь живут духи Южного города, они не любят пластиковые миски, но возвращают фарфоровые блюдечки. Может поднести духам Южного города подношение. Пиво, раки, копченая красная кета, черная икра и собольи шубы. Друг сказал, что возможно Бася не доедает фрискас, и кто-то носит остатки фрискас своим кошкам, забывая вернуть миску.
Завтра ночью обещают мороз. – 2! Надо проверить, каково это – мороз в Южном городе. При минус два встанет транспорт, детей не пустят в школы, интеллигенция Южного города получит цингу и обморожения! Шучу)

- Чего такой хмурый?
- Пива вчера выпил.
- Зачем, вчера же был вторник?
- Спровоцировали.
- ?
- Жена тараньку купила.

…и вот в тот день с ним случилось странное событие. Он, как всегда, листал литературные журналы, просматривал френд-ленту в социальных сетях, пытался читать книги, стихи, рассказы, но ничего его не цепляло. Даже более того, ему вдруг стало казаться, что все что происходит или пишется или создается имеет странный и неприятный привкус, будто все это уже когда-то он видел, слышал или читал. И если раньше он не обращал на это внимания или считал это нормальным и вполне естественным, то вот сейчас, именно сейчас ему показалось, что так больше продолжаться не может, потому что в этом и есть та мертвечина, которая стала его раздражать. Он встал из-за стола, подошел к окну и посмотрел вниз с девятого этаж. Там на засыпанной снегом площадке в сугробах копались дети: они не писали, не читали и не мучились ненужными и бесконечными дурацкими вопросами. Просто дети, снег и почему-то черный кот, гревшийся на канализационном люке. «К черту все, к черту», - подумал он и задернул штору.

У меня на съемной квартире две кружки. Одна круглая, а вторая 12-гранная. Так вот. В круглой чай остывает быстрее, чем в 12-гранной. Проверял 4 раза. Что из этого следует не знаю.

Иду утром по коридору. Уборщица моет пол. Мне до моей двери три метра по только что помытому полу. Уборщица просит:
- А обойдите, пожалуйста.
- Не знаю, - говорю, - как обходить. Я тут человек новый.
Уборщица аккуратно кладет швабру и ведет меня обходными коридорами. Ведет долго. Мы улыбаемся и о чем-то непринужденно беседуем.
В конце концов уборщица приводит меня к моей двери, но обратно ей возвращаться обходными коридорами лень. Идет к своей швабре три метра по мытому полу.

Ничего не могу поделать с собой. В Южном городе я просыпаюсь за час до будильника. И здесь и в Москве будильник стоит у меня на семь часов утра. В Москве я всегда с ужасом ждал дребезжащего мучительного сигнала будильника, чтобы резким движением его отключить. Потом еще полчаса лежал в постели до того предельного времени, когда не встать уже нельзя, иначе опоздаешь на работу.
Здесь же неведомая сила подкидывает меня в шесть часов, я открываю глаза еще в темноте, иду чистить зубы, разминаю тело, а потом выхожу на крыльцо покормить кота.
Не знаю, что с котом делать. Кот, по-моему, решил, что я его хозяин. По крайней мере если раньше он просто ел и уходил по своим делам, то теперь спит возле двери, а мне ведь через неделю лететь в Москву, кто его будет кормить, да и еще в четверг обещали ночью мороз минус два градуса. Может взять его в дом? Всё как в той смешной картинке про кота: «Хочешь стать моим хозяином».
Если в конце прошлой недели ходил на работу по мощенным пешеходным улицам и находил в этом свою прелесть, то в субботу свернул на проспект, наполненный гудящим транспортом, что напомнило мне Москву. Обнаружил под боком у себя недорогое кафе, которое работает с семи утра. Очень удобно, если встаешь как идиот в шесть. Сегодня уже в семь был в этом кафе. Заказал американо и пирожок с капустой.
В Южном городе наступила осень. Местные жители, закутанные в теплые одежды, еще две недели назад говорили мне, чтобы я не ходил в майке, хоть на улице было и плюс 22, но я их не слушал. Оказывается, они знают, что-то очень важное о своем городе, потому что сегодня я получал насморк и болит горло. О боги! Насморк в Южном городе. Во всем этом есть какая-то насмешка для северного человека, который снимает с себя одежду при первых лучах теплого солнца. Но в конце октября нельзя верить солнцу, особенно на Юге.

Все иностранные тренеры и иностранные футболисты прикрывают рот, когда что-либо говорят. Они знают – идет футбольная трансляция, каждый их шаг и каждое их слово записывается и показывается на весь мир. Там за экраном сидит армия специально обученных дешифровальщиков, умеющих читать по губам. Сейчас они прочтут все сказанное, передадут по специальным опять же зашифрованным каналам связи содержание разговора противнику и противник, демонически гогоча, нанесет устрашающий ответный удар, зная все самые страшные тайны. И только наши смелые русские тренеры и футболисты рот не прикрывают. Ибо что можно понять из фразы ** ***** *** твою ***** **** Иванов. Но футболист Иванов как-то понимает, как-то понимает.

В брошенный город караимов меня заманили обманом. Ну то есть, если бы я знал, как долго и мучительно до него добираться, то из-за свего 120-ти килограммового веса, ни за что бы не согласился. Мы ехали сначала в рейсовом автобусе, а потом вышли в каком-то странном южном городе, тянувшемся нитью между двух горных хребтов. Было пустынно и жарко. Обветшалые обшарпанные домишки перемежались салунами, отелями и забегаловками. Все это наводило на мысль, что я оказался где-то в Неваде. Вот сейчас главный герой крутого американского боевика, какой-нибудь красавчик Бред Пит , бежавший сюда от копов с мешком украденных из Нью-Йоркского банка денег, проснется в зачуханном номере с крупными черными тараканами, медленно примет душ с ржавой водой, выйдет на узкую пыльную улочку, чтобы стоять посреди площади, не понимая в какую дыру он попал. Вот к нему подбегает оборванец и за доллар просит купить поддельную безделушку, доставшуюся его бабушке от кровожадных ацтеков.
Мой друг шел споро и радостно, находя для своего фотоаппарата какую-то фактуру, я же тащился сзади, морщась от накатывающего на меня раздражения. Дорога тянулась в гору, и видя мое раздражение, друг говорил, что осталось пройти всего сто метров, а там начнется ровное плато и можно будет передохнуть.
Мы уже прошли рестораны с восточной кухней, миновали православный монастырь, вырубленный в скале, прошли источник сладкой и целебной воды, тисовую рощу, но дорога все равно продолжала круто уходить в горы, и мне стало казаться, что мой друг просто разыгрывает меня или хочет совершить надо мной какое-нибудь злодеяние, хотя никогда ни в чем таком замечен не был и даже наоборот всегда был готов прийти мне на помощь по первому зову.
А потом закончился асфальт и началась тропа, вымощенная неровными и отполированными временем булыжниками, по которым приходилось прыгать антилопой, мой дух упал окончательно, и я даже почувствовал в душе ростки ненависти ко всему окружающему. Иногда мы делали остановки и жадно пили из пластиковой бутылки безвкусную нагревшуюся воду.
Наконец где-то вдалеке, высоко показались крепостные стены. Над желтым рядом торчали хозяйственные постройки.
Подъем окончательно принял вертикальное положение, и я, взмолившись за сто метров до входа в крепость, повалился на желтую пожухлую южную траву.
- А знаешь, - сказал мой друг, - у них там не было воды.
- Не понял?
- Осликами возили.
Я представил бедного маленького ослика. Как он полный надежд в долгую и счастливую жизнь каждое утро, понукаемый караимом-торговцем спускается в долину к источнику, набирает в меха воды, а потом выпучив глаза и высунув язык тащит эту чертову воду в эту чертову горную крепость.
Мне стало жаль ослика.
- Мне жаль осликов, - сказал я и загрустил.
Мой друг засмеялся, спортивно поднял рюкзак с водой и весело и бодро полез ко входу в крепость-музей.
- Ты лучше себя пожалей, - крикнул он мне через плечо.
Я смотрел другу в спину и думал: «Вот пройду я эти 150 метров с уклоном в 70 градусов, вот дойду до лестницы, вот суну голову в окошечко кассы, а мне оттуда миловидная шокающая девочка – вход 5000 рублей. Твою мать, подумаю я. 5000 рублей. Да у меня нет таких денег, это невозможно, я лез полдня на эту караимскую гору, а тут вход 5000 рублей, это невозможно, это ужас, это смерть и полная потеря естества».
Пока я так размышлял, я добрался до входа в Чуфут-Кале (так называлась брошенная караимская крепость). К счастью, вход был почти бесплатен.
Если честно, то Чуфут-Кале напомнил мне израильскую крепость Моссаду, такую же гордую, высокую и трагическую. Ее защитники зарезали себя, не желая попасть в плен к римлянам. Жители Чуфут-Кале просто покинули крепость в 19 веке. Наверное, закончились ослики, которые могли возить воду (шучу).
Ну что там было: мавзолей, молельный дом, пещеры. Караимы выдолбили охрененные пещеры, мой друг сказал, что в принципе долбить известняк несложно. Достаточно добиться резкого перепада температуры – развести костер и залить водой.
Но самое главное не в этом. Самое главное вид вокруг. Ты стоишь на краю обрыва, а перед тобой бесконечная зеленая долина, уходящая вдаль и сливающаяся с голубым сияющим небом. Над долиной нависают горы, странные и непонятные для северного московского человека, но обычные и нормальные для человека южного.
«Место силы», - подумал я, - «место силы», - хотя никогда в эту ерунду не верил.
Потом мы спускались. Хотели успеть до темноты. Зашли на караимское кладбище. Бетонные надгробия и надписи на диалекте иврита. 800 лет истории покинутого города.

- Опиши мне её.
- Она нежная, румяная, легкая, необычайная, восхитительная, с милым сладким послевкусием и перчинкой.
- Да, жаль что по мессенджеру нельзя передать вкус домашней жареной южной колбасы(

Сегодня в горах Южного города видел дерево Тис ягодный. Он растет дольше дуба. От 1.5 до 4 тысяч лет. В горах есть целая роща тисов. То есть в идеале, если бы тис мог разговаривать, то у него можно было бы спросить, был ли на самом деле поход князя Игоря на половцев, кто такой Исус Христос и какое вино употреблял на обед Митридат. Возможно в далеком будущем прогрессивные ученые научатся разговаривать с деревьями, и нам откроются все конспирологические загадки человечества.

Письма Конаковскому другу-II

Здравствуй мой далекий Конаковский друг @Герман Власов, как ты там в суровой Северной стороне. Я слышал подступает жестокая московская зима, ты уже запасся березовыми дровами, прочистил дымоход, проверил свой теплый овчинный тулуп и зашил старенькие валенки. Я знаю, что зима будет долгой, я знаю, что тебе будет трудно, но эта темень, которая наступит, но эти крещенские морозы и ледяные сосули принесут тебе радость, потому что долгими вечерами ты будешь сидеть около огарка восковой свечи и писать великолепные стихи, а то (кто его знает) замахнешься и на настоящий русский роман со слезами, кровью, любовью и горестной бесконечной русской тоской. Я же, развалившись в плетеном кресле на берегу теплого Черного моря, подниму за тебя бокал терпкого десертного вина. Знай, что я люблю тебя и верю в тебя. Стихи твои прекрасны, жизнь твоя не напрасна, и я буду всегда рад видеть тебя в нашей Южной провинции. Я встречу тебя в легкой греческой накидке, как какой-нибудь Овидий, крепко обниму тебя, расцелую и пущу слезу на твоем плече.