24 Сияние звезд и мишурный блеск

Esse, quam videri*

Спустя несколько недель Андре, вновь приехавший в столицу, пригласил меня и Анну на небольшой дружеский вечер: «В эту пятницу я и Тереза устраиваем вечер только для самых близких друзей. Будем рады вас видеть!» Мы с удовольствием приняли приглашение.

В назначенный день брат и сестра встречали гостей в Малом особняке – меньшем из двух особняков де Орта. Как рассказал мне Андре, в большем – том, где он когда-то устраивал праздник, чтобы отметить наш успех на экзаменах, – шли ремонтные работы.

В первый раз Анна увиделась с Терезой, с которой уже давно обменивалась письмами и которую считала своей подругой. Обе искренне радовались встрече – наконец, они могли поговорить лицом к лицу. Девушки как раз беседовали, когда лакей объявил, что приехали граф и графиня де Фигейра с дочерью Марианной. С ними де Орта давно дружили семьями.

Марианна, улыбчивая девушка с приятным круглым лицом, образовалась знакомству с нами, особенно с Анной, о которой Тереза ей много писала. Графиня Клаудия, статная дама, на вид сорока пяти лет, и граф Жоржи, плотный господин с проницательными карими глазами, тепло поприветствовали хозяев дома и нас. 

Всемером мы разместились в уютной гостиной, обстановка которой располагала к беседе. В тот вечер мы говорили о литературе, музыке, философии и политике. И как хорошо было слушать, высказывать свои мысли, соглашаться или не соглашаться, отстаивать свое мнение и немного мечтать! Никому не нужно было притворяться и играть роли. Графиня Клаудия, как мы узнали, была большой ценительницей клавесинной музыки, поэтому Анне было что с ней обсудить. Граф Жоржи своими взглядами напомнил мне Николау. Как и мой дядя, он настаивал на необходимости изменить наше общество и усовершенствовать систему образования. Мы все возлагали большие надежды на его величество Жозе Первого, взошедшего на престол в 1750 году, после смерти своего отца Жоау Пятого. Нам хотелось, чтобы новый король осуществил реформы, столь нужные нашей стране.

Когда мы обсудили этот вопрос, Андре, налив себе очередную чашку горячего чая, начал рассказывать последние университетские новости. Я слушал о том, что происходит в Коимбре, и вдруг меня охватило неприятное предчувствие: мне показалось, что я никогда не закончу курс, пусть даже я был намерен продолжить учебу, как только вернусь из Бразилии. Впрочем, я быстро отогнал от себя эти мысли. Тем более вскоре графиня Клаудия попросила Анну сыграть, и все наше внимание тотчас было обращено на мою кузину, занявшую место у изящного клавесина, украшенного тонкой росписью.

Анна начала с произведений Сейшаса, а затем сыграла «Высокую мечту» и «Звездную сонату». С первой из двух сочиненных ею мелодий, прозвучавших в тот вечер, я был хорошо знаком, но всякий раз, когда ее слушал, она поражала меня своей таинственной силой, заставляя трепетать мое сердце. «Звездную сонату» прежде Анна для меня не исполняла. Эта новая мелодия показалась мне более светлой и легкой – но ни в коем случае не пустой. В ней звучала надежда, вся она словно была соткана из сияния далеких звезд, которые, как маяки в ночи, освещают путь. Я вспоминаю ее и думаю: «Мы живем, пока на небе горят наши звезды, пока мы видим их свет, пока верим в них, и пока эта вера заставляет нас двигаться к нашим целям»…

Графиня Клаудия была в восторге от обеих сонат, назвав их самыми глубокими произведениями, которые она слышала. Тереза тоже была очарована музыкой. Андре и Марианна хвалили мою кузину за мастерство.

В особняк де Менезеш я и Анна вернулись довольными и полными сил. Вечер завершился, но оставил нам немало тем для размышления. С тех пор мы стали бывать в Малом особняке де Орта. Тереза и Андре, приезжавший из Коимбры, устраивали дружеские вечера каждый месяц, и пока я готовился к путешествию в Бразилию, мы не пропустили ни одного.               

Когда до отправления корабля, уходившего в Рио-де-Жанейро, оставалось несколько недель, меня и Анну пригласили на совсем другой вечер: герцог де Норонья устраивал торжество в честь рождения четвертого сына. Зная, что Анна появлялась в особняке де Норонья, когда был жив Николау, я решил, что кузине будет приятно побывать на празднике. По ее собственным словам, она должна была пойти, поскольку семьи де Менезеш и де Норонья, состоящие в дальнем родстве, всегда поддерживали хорошие отношения. «Будет некрасиво, если я не приду, Паулу!» – сказала она.

В день торжества в особняке де Норонья собралось множество гостей. Никогда прежде я не был на столь пышном приеме. Я и Анна церемонно поприветствовали хозяина дома, соблюдая все правила этикета. После ответного приветствия герцог обратился к Анне: «Сеньора де Менезеш, сердечно рад видеть вашего супруга и вас. Ваш дед и мой отец, а также его сиятельство граф Николау и я были близкими друзьями. Наши семьи непременно должны сохранить эту дружбу!»   

Первое после смерти Николау появление Анны в свете вызвало восторг. Гости, которые были знакомы с матерью Анны и прежде видели ее саму девочкой или подростком, были очарованы ее нынешней утонченной красотой и находили ее удивительно похожей на Элизабет. Они были правы: Анна действительно вылитая мать. Об этом я могу судить, поскольку видел портрет Элизабет в особняке де Менезеш. Если бы не стоявшая в нижнем углу дата, я подумал бы, что на нем изображена Анна. То же узкое лицо, тонкие нежные губы, прямой нос, серо-голубые глаза с длинными черными ресницами, изогнутые брови, высокий лоб. Те же стройность и хрупкость. Та же бледная гладкая кожа, похожая на тончайший фарфор.

На празднике де Норонья красотой Анны восхищались не меньше, чем изяществом ее наряда, совершенством манер и умением танцевать замысловатый менуэт. В тот вечер ее называли «Звездой севера» и «Ангелом, спустившимся с небес». Казалось, ею восторгались все. Все, кроме герцогини Розалии душ Рейш, той самой, с которой я меня когда-то познакомил Андре. К слову, она ничуть не изменилась – была все так же надменна и горда. На Анну она смотрела взглядом, полным чувства превосходства и в то же время снисхождения. Этот взгляд будто говорил: «Я все равно лучше этой беленькой крошки! Что вы в ней нашли?» И все же в нем читалась с трудом скрываемая неприязнь к появившейся сопернице, которая, как, вероятно, казалось Розалии, отняла у нее часть положенного ей внимания. Однако вскоре к Розалии подошел старший сын герцога де Норонья и начал с ней длинную светскую беседу. На Анну герцогиня больше не смотрела.

Для меня тот вечер был томительно долгим. Таким же, как карточная игра, которую устроили после танцев и от которой я и Анна отказались.

Должно быть, карточная игра – лучший символ светской жизни. В наше время люди, принадлежащие к высшему обществу, не живут, они играют в жизнь. В свете не принято выражать свои чувства, должно быть, не принято даже чувствовать. К чему это? Это опасно, это может нарушить сложившийся порядок и покой, может стать помехой на пути к наслаждению. А что, если не наслаждение, большинство видит своей высшей целью? Всего этого я не могу принять. Отец учил меня другому: жизнь – больше, чем игра. У человека в жизни должно быть свое дело. Человек должен созидать, должен оставить что-то после себя…

На празднике герцога де Норонья маскарада не устраивали, но мне казалась, что у меня на лице маска: не только франта, но и мужа графини де Менезеш, которым я не был.

Мне хотелось скорее уйти. Пусть даже особняк де Менезеш с его тяжелыми ставнями на окнах, изразцовым стражником и вымеренным по линейке французским садом, никак не был связан для меня со свободой, я желал вернуться туда – там, оставшись наедине с Анной, я мог быть самим собой.

Однако мне казалось, что Анне, которую так хорошо приняли в свете, праздник нравится. Поэтому я не хотел предлагать ей покинуть его прежде, чем он завершится. Каково же было мое удивление, когда в середине вечера кузина обратилась ко мне со словами: «Паулу, давай уйдем. Я так хочу домой...» Вскоре после этого мы подошли к герцогу де Норонья. Сославшись на мигрень, Анна принесла хозяину дома извинения за то, что не сможет остаться до конца вечера, и еще раз поздравила его с рождением сына.

– Поправляйтесь, сеньора де Менезеш! – сказал герцог. – Жаль, что вы пропустите фейерверк. 

Когда мы вернулись в особняк де Менезеш, усталая Анна сказала мне:

 – Всем нравятся только мой титул и моя внешность, но никому нет дела до моей души, – а затем добавила, – и все-таки я счастлива: у меня есть ты и Тереза, и вы понимаете мою музыку!.. Когда ты уедешь, я буду по тебе очень скучать! – остановив на моем лице взгляд своих небесных глаз, она спросила, – Ты ведь обязательно вернешься?

– Конечно, вернусь, Анна! И постараюсь сделать это, как можно скорее.

– Я буду тебя ждать,– грустно сказала кузина, лаская Марко, лежавшего у нее на коленях, – затем она вновь посмотрела на меня. – Паулу, ты будешь писать мне?

–Буду.

* Лучше быть, чем казаться (лат.)