Мальчик и Художник

  В детстве и в дальнейшем, уже в зрелые годы, вырисовывалась внезапно перед моими глазами одна и та же картинка.

  Раннее утро, залитая солнцем весенняя улица, от неба до земли утопающая в полупрозрачном мареве света. Двух-трех этажные дома с простенькими фасадами  и невысоким, крашеным бело-синим  палисадом из деревянного штакетника.  Вдоль улицы деревца, молодая  листва которых подрагивает, нежится в объятиях  пробудившихся   солнечных лучей. Асфальтовая неширокая дорога на две полосы, без тротуаров, с широкими, пыльными земляными обочинами, уходит в перспективу. На улице безлюдно,  только  вихрастый мальчишка, стоя и  переваливаясь на педалях великоватого для него велосипеда, удаляется  по уходящей дороге,   непосредственно к восходящему  солнцу. Его движения замедлены, глаза прищурены, и  солнечные лучи окрасили всю его фигуру в  рыжий цвет, вплоть до самого хохолка на затылке его кучерявой головы.

  Картинка выглядела слегка пересвеченной, как это случалось иногда с некоторыми кадрами цветной «слайдовской» фотопленки.

  Все   возникало перед глазами неожиданно, прилетая   из пространства, наполняло сердце благостными,  светлыми,  слегка мучительными и томительными чувствами. Я не находил ответа откуда и для чего меня посещает  это волнующее  видение, и лишь прикрывал глаза, желая подольше сохранить его в памяти. Иногда я делал попытки нарисовать увиденное акварелью, но рисунки были всегда неудачными. Пергаментная полупрозрачность, покой и волнующее чувство не удавались, по-видимому, требуя изрядного мастерства.

  Может быть, мои видения были  приглашением Его Величества самого   ТВОРЧЕСТВА ему служить,  уделив время всей моей жизни,  а саматическая томительная мука была побуждением к  реализации «небесных планов».     Живые чудесные фантазии занимали мой интерес значительно сильнее, чем цифры, формулы и прочие атомы-молекулы. Да и, признаться, особыми способностями к ним меня никто не наградил. Помню, как отхватил от папы «леща» за то, что не мог решить задачу про ванну с двумя отверстиями, через которые втекает и выливается вода. Роняя слезы,  почесывая затылок, я горестно недоумевал, для чего  мне это все надо.

  ВСЕЛЕННАЯ  "намекает" на наше  предназначение. Для кого  приготовлены туманные фантазии, тому вряд ли  «замаячат» цифровые столбики науки. Избранник на продолжение дела  Ньютона, зачипованный и заточенный на научные открытия, не сильно нуждается в витании в облаках,   ему для побуждения сообразительности, можно намекнуть, случайно уронив на голову яблочко. 

  Может быть, мое воображение настойчиво тормошащее меня,   вовсе и не мое, но  через меня пропущенное,  потому как, я способен тонко улавливать посланные кем-то волны и  их ретранслировать, и от меня требуется  только работоспособность и навык, позволяющие без шумов и искажений принимать и передавать другим людям посылаемые кем-то сигналы.

  Живопись, литература,  музыка, театр, балет, архитектура или весь спектр наук - это уж на кого из «счастливчиков»,  что свалится, и  кому  какой булыжник затем предстоит  волочить в гору. По ходу, для науки подбираются кандидатуры покрепче и мозговитей, для искусства, скорее всего,  самые тонкокожие мученики, этого бывает  достаточно.  Умны  они или не очень, ленивы  или трудяги, не так важно, это уже личная зона  ответственности, потому как, в итоге все равно, за все в нашей жизни предоставлено расплачиваться нам самим. К слову сказать, для своей лени я придумал «спасительное», хотя чуток лукавое оправдание.  Моя праздность - это  время  осмысления многого, что  окружает, в том числе самого себя. И хотя такой задачи, чувствую, передо  мной никто не ставил,   какие-то полезные для себя крупицы понимания, надеюсь все же, для меня открылись, как драгоценные золотые песчинки в   лотке старателя,  Впрочем, простое созерцание окружающей красоты, которому я с удовольствием предаюсь, тоже весьма затратная, но душевная  и качественная лень. А красотой-то, ребята, оказывается, может быть все -  вечер, трава,  скамейка, старое фото, свет окон, родные нежные, беззащитные глаза. И чем дальше, тем все пронзительнее и милее становится это великолепие чувств и красок.  И душа рвется, требуя своего участия в празднике жизни, запечатлеть и сохранить его не только в себе, но и на холсте или бумаге посредством кистей, красок и  трепетного, волнующе написанного слова.

 Признаюсь, все равно грешен. Служака я не из отменных. Посему,   удачи не спешу записывать  на свой счет.

                ***

  Всякий раз, покупая холст для новой картины, я  долго «мариную» его, оттягивая момент начала работы. Я  боюсь его девственно белой поверхности, волнуюсь, смогу ли подобрать нужные краски так, чтобы холст понял, чего я от него хочу, что задумал. Захочет  ли на этот раз мой таинственный небесный ПРОТЕЖЕ принимать  участие,  теребя мою душу.  Смогу ли я отдать будущей картине свои чувства и переживания так, чтобы  она смогла  вернуть их   обратно, не только мне.  Как  быстро пойдет работа. Быстрые картины для меня самые удачные. На  страсть,  с которой ты отдаешь себя краскам, темпераментно нанося их на холст, они отвечают   покорностью  и ответным   желанием. Страсть – это полная совместимость партнеров,  насыщение любовью,  взаимное искреннее желание обладания друг другом,  слияние и отдача самого  лучшего,  что есть в нас. Страсть может угаснуть, но она  плодотворна, от нее  рождается  дитя, которое ты всегда будешь любить, которым будешь  гордиться и любоваться.

  Художник чаще всего расстается со своей  картиной, но она всегда  будоражит его память.  Он всегда ждет встречи, чтобы ласково провести по ней ладонью, вдохнуть уже почти улетучившийся знакомый запах красок и лака,  и тайно надеется на ее возвращение.

  Картина - твое дитя, которое изводит  тебя в течение всего периода рождения прежде, чем появится на свет во всей красе.  То, что нравилось утром, невыносимо вечером, и ты готов резать и кромсать холст. По ночам мучают сновидения, где ты вновь и вновь делаешь бесполезные попытки обуздать непокорные краски и кисти. Открываешь глаза, нашарив в темноте  тапочки, плетешься к мольберту, стараясь не разбудить жену. – А не сошел ли ты с ума – сонно  интересуется она. - Не исключено – шепотом успокаиваю ее.

  И вот наступает светлое утро, когда на душе покой и ясность. Кисть сама намешивает ту, самую нужную, краску, и КТО-ТО  ведет твою руку с кистью,   указывая точку на холсте, к которой надо прикоснуться. И картина оживает, приоткрывает глаза и начинает дышать. Ах ты, деточка,  красавица моя ненаглядная, ожила, проснулась, наконец, милая.  Никому тебя не отдам.
   
  Мука и радость - танцоры, изощренно переплетающиеся в своем сладострастном танго, но не смеющие слиться друг с другом, дабы  не разрушить красоты самого танца. Красота и есть цель искусных партнеров, не нарушающих чувства меры и  законов жанра. У творчества всегда две любимые дочери- Радость и Мука. Близнецы. Поэтому кто из них кто порой и не разобрать...

                ***

  Пока писал рассказ, мой  добрейший ПОКРОВИТЕЛЬ  опять принялся сигналить мне - пора  уже  начинать   картину на заданную тему.
      Залитая солнцем улица, утопленная в полупрозрачном мареве света.  По уходящей к солнцу дороге удаляются два велосипедиста: вихрастый мальчик с позолоченным хохолком на затылке и преклонных лет мужчина с  седой головой. Оба молча крутят педали, блаженно улыбаясь и щурясь от жизнетворных лучей восходящего солнца.


                01.11.2019