Подарок

Мы всегда делаем больно самым близким. Обидеть близкого легко – он открыт, а потому беззащитен и уязвим. Я многих обижал, и делал это нередко. Но почему-то мне особенно запомнилось, как я давным-давно обидел свою сестру Людку.  Мы были совсем маленькими, это было в конце  1992 года. Тогда жили очень просто, иногда откровенно бедно. Без изысков. И поэтому Нового года ждали с нетерпением. Ждали исключительно из-за сладких подарков. Их всегда было несколько: с маминой работы, с папиной и из школы.  Итого шесть подарков на двоих – целое богатство. Мы потом всей семьей сортировали сладости в три пакета. В одном – самое дорогое: шоколадки, вафли, печенье. Во втором – шоколадные конфеты, а третьем – карамельки. Третий пакет единственный до весны доживал, карамельки ели в последнюю очередь.  И вот почему-то Людка особенно сильно ждала своего подарка из школы. Она представляла, что там будет какой-нибудь сникерс, куча всяких новомодных сладостей и много-много всего яркого и вкусного. К слову, тогда мы все эти батончики видели только по телевизору и слабо представляли себе, что это такое.  Когда сестра принесла домой подарок – на ней не было лица. В руках она держала небольшую коробку, в которой были действительно хорошие конфеты: «Гулливер», «Мишка на севере» «Белочка», шоколад «Чибис», «Аленка». Их было немного, но они были правда хорошими. Я увидел ее жалкую коробочку и с гордостью продемонстрировал свой подарок – огромный пакет со всяким дерьмом в цветастых обертках – с куку-руками и марсами. Там было все, о чем мы тогда только мечтали. Видимо, мама моего одноклассника или моей одноклассницы, та, что занималась покупкой подарков, была поумнее и понимала, чего действительно хотят на праздник дети. Вечером родители уложили нас спать. Спали мы на двухъярусной кровати, я – снизу, сестра – сверху. И когда родители ушли на кухню, я встал, заглянул к сестре наверх и стал смаковать, какое говно ей подарили, а она, мол, говорила, что будет подарок классным. Я даже представляю, с какой ехидной рожей я это говорил. Сестра долго молча слушала, а потом горько заплакала.  Так горько, как при мне не плакала больше ни разу. Я заткнулся и лег. Потом частенько извинялся за этот случай, но сестра – добрая душа - не запомнила инцидента. А я до сих пор считаю себя говном за этот поступок.