Курс доллара

Экстримисты из тюрем оказавшиеся на воле благодаря вторжению американцев в Ирак, создали ИГИЛ. Эта практика амерериканским барыгам понравилась, вдь с помощью этой организации они направляют потоки беженцев в Европу и таким образом чувствуют себя владыками мира.
  Активную деятельность вели филиалы этой организации на Ближнем Востоке и в Северной Африке (Египет,Сирия, Марокко, Тунис, Судан, ОАЭ, Йемен, Кувейт, Палестина, Иордания, Ливан, Ирак, Турция) и Европейского союза.
ЕСПЧ считает, что цели Хизб ут-Тахрир противоречат ценностям Европейской конвенции о правах человека, но тем не менее до сих пор не осуждают  аналогичных радикалов на Украине.
Радикальная сеть создала свои филиалы также в Южной и Юго-Восточной Азии (Бангладеш, Пакистан, Малайзия, Индонезия) и в Австралии.

Это опробовано в Египте, на Украине, пытались навязать Турции и осуществитьв Грузии. Листовки Хизб ут-Тахрир и листовки раздававшиеся на киевском Майдане одинаковы. Милый факт: государственные органы США относят Хизб ут-Тахрир к числу групп, действующих ненасильственными методами...

Кто в этом заинтересован -  http://proza.ru/2019/11/02/196


По результатам Бреттон-Вудской конференции начала действовать новая валютная система, основанная на фиксированном золотом паритете доллара США (35 долларов = 1 тройской унции золота). Она действовала до начала 1970-х годов. Летом 1971 года США отказались от выполнения своих обязательств потому что доллар перестал иметь соответствующее золотое обеспечение, т.е превратился в «зеленую резаную бумагу».

После Второй мировой войны доллары хлынули в истощенную Европу. На долларах красовалась гордая надпись: "обменивается на золото по первому требованию!"  4 февраля 1965 года в зале Елисейского дворца, на традиционном брифинге перед журналистами. Президент де Голль спокойно и медленно зачитал :
"... Трудно представить себе, чтобы мог быть какой-то иной стандарт, кроме золота. Да, золото не меняет своей природы: оно может быть в слитках, брусках, монетах; оно не имеет национальности, оно издавна и всем миром принимается за неизменную ценность."
На встрече с президентом США Линдоном Джонсоном, генерал де Голль сообщил, что намерен обменять 1.5 миллиарда бумажных долларов на золото по официальному курсу: 35 долларов за унцию. Вскоре Джонсону доложили, что французский корабль, груженный "зелеными фантиками", находится в нью-йоркском порту, а в аэропорту приземлился французский самолет с таким же "багажом". Джонсон пообещал президенту Франции серьезные проблемы... Но Де Голь не испугался, меньше чем через полгода последовал ещё один шаг де Голля для освобождения Франции - Франция официально заявила о выходе из военной организации НАТО.  Мотивируя свое решение, Ш. де Голль заявил, что политика, проводимая в рамках НАТО, противоречит интересам Франции и может привести к автоматическому вовлечению ее в конфликты. Шарль де Голль добился от США вывода с французской территории всех военных штабов НАТО. Все французские вооруженные силы были подчинены национальному командованию с 1 июля 1966 г., а с 6 октября 1966 г. представители Франции покинули постоянный комитет НАТО. Когда президенту Франции Шарль де Голлю удалось выдворить НАТО из Франции и европейская штаб-квартира военного альянса была вынуждена переехать из Парижа в Брюссель.

Но подконтрольный США Брюсель (за дирижёрским пультом пока что Йенс Столтенберг) не может гаррантировать привычного доминирования доллара США. Поэтому введены в игру новые структуры. Впрочем скроенные по уже опобованным лекалам, ведь Комитет по планированию и проведению секретных операций (CCWU) начал действовать уже в 1947 году - по информации немецкой прессы, «миссии секретных армий координировались «частями особого назначения» из строго засекреченных отделов штаб-квартиры НАТО в Касто. Этот отдел частей особого назначения возглавлялся (и возглавляется до сих пор) исключительно британскими или американскими офицерами.

  Нужно отметить любопытный факт: все современные политические деятели Европы имели опыт употребления наркотиков на общественных мероприятиях, и это их "роднит" - эта практика своего рода пропуск в большую политику.
  И это практикуется сегодня. Так получали свой политический мандат Турчинов, Ярош, Поршенко. Главный транзит зелья идёт из Афганистана - с приходом НАТО и началом американской "миротворческой" операции в Афганистане, и из Африки, с приходом в Ливию. Вот делается полтика в больших, можно сказать ПРОМЫШЛЕННЫХ  масштабах!

Великобритания согласно данным исследовательской организации "Центра социальной справедливости", на сегодняшний день — самая алко- и наркозависимая европейская страна - наследие коллониализма, употребление наркотиков было широко распространено в викторианскую эпоху. Полиция расписавшись в собственной беспомощности выдаёт героин для наркоманов в городе Durham... в целях снижения преступности.

  По поводу снижения преступности - это не входило в план Юнга:

В конце 1920-х годов американцам с помощью Лиги Наций (финансирование т.н. «плана Юнга» через создание Банка международных расчетов) удалось заполучить под свой контроль оказавшийся бесхозным после убийства Николая Второва швейцарский траст.
   20 мая 1918 года в Москве неизвестным убийцей был застрелен крупнейший предприниматель и финансист последних лет Российской империи Николай Александрович Второв (1866-1918). С 1907 года Второв являлся доверительным управляющим крупного финансового актива Российской империи, размещённого в Швейцарии и представленного акциями, векселями и закладными ведущих банков Франции. Решением российского императора управление этим активом было доверено ему: Второв был выходцем из костромских земель, исторической вотчины Романовых, не являлся старообрядцем (которых власть опасалась и чрезвычайно не любила), и даже написание его полного имени на трастовых документах – Николай Александрович Второв – мистическим образом выглядело почти как факсимиле природного бенефициара швейцарского траста, Николая Александровича Второго (Романова). Малоизвестность данной истории связана не столько с её изначальной закрытостью в силу очевидных причин, сколько с последующим нелицеприятным поведением наших «западных партнёров», после революции присвоивших находившийся под управлением Второва высокоценный русский актив. Достаточно сказать, что во многом с участием находившегося в управлении у Второва финансового актива, ценность которого с каждой успешной инвестицией только возрастала, предполагалось создание в 1914-1915 гг  русско-французского финансового союза с эмиссией совместной валюты для универсального общемирового использования. Спешное учреждение американской ФРС в декабре 1913 года явилось болезненной и нервной реакцией на данный русско-французский проект, и у ФРС США не было бы ни малейших шансов состояться в качестве центра глобальной эмиссии, если б не развязывание в 1914 году мировой войны со скорым скатыванием России в бездну революционных потрясений.
   Есть все основания полагать, что убийство Царской семьи в ночь с 16 на 17 июля 1918, организованное Свердловым в обход прямого запрета со стороны Ленина, и покушение на Ленина 30 августа 1918, и более чем странная командировка «железного Феликса» в Швейцарию в начале ноября 1918 года, и очень, очень многое другое  – всё это звенья одной цепи, связанной с борьбой за обладание доступом к «фонду Второва». Через механизмы плана Юнга в 1929-1932 гг  американцы на русские деньги (!) смогли выкупить у европейских правительств права требования по репарациям Германии за Первую мировую войну, обратив их в государственные облигации, доставшиеся, в основном, американским банкам. (Мало кто сейчас помнит, что для большей части этих облигаций, выпущенных в 1930 г, предусматривался 15-летний льготный период, в течение которого Германия ничего не должна была платить – ни процентов, ни номинальной стоимости. Льготный период истекал как раз в 1945 году – и если с этой точки зрения взглянуть на англо-американскую политику тридцатых годов, то становится совершенно очевидной стратегическая задача провоцирования Германии на новую войну с гарантированным в ней поражением не позднее 1945 года – чтобы затем, по факту германского финансового дефолта в условиях состоявшегося военного разгрома, навсегда прибрать к рукам эту сильнейшую европейскую страну.) В 22014 году Юрий Шушкевич написал роман «Вексель судьбы».
    "Для желающих поглубже разобраться в тайнах «плана Юнга», фактически запустившего в работу изощрённый механизм по подготовке Германии к новой чудовищной войне, в которой та - благодаря бесконечным русским ресурсам и бесконечной русской крови - должна была потерпеть поражение не позднее 1945 года ,-  можно было бы посоветовать обратиться к архиву с документами Лиги Наций, хранившимися в нашем ИНИОНе,– однако в январе 2015 года все эти документы, увы, полностью сгорели… Поэтому приходится довольствоваться обрывками сведений, сообщенных мне внуком Второва в начале 2000-х, да некоторыми фактами, которые я почерпнул, пребывая в начале 1990-х в лондонской банковской «тусовке». При всей своей разрозненности и разноплановости, они формируют картину полноценной мистерии, целью которой являлось возведение американского доллара в статус надчеловеческого «божества»."

                ....
Кто и как поспособствовал возникновению и поначалу оглушительным успехам появившегося нового крупного игрока - ИГИЛ. Вероятно, в ближайшие десятилетия многое на сей счет станет известным. Почти наверняка выяснится, что не обошлось без афганского героина в качестве "стартового капитала" и пышного букета из всевозможных разведок и спецслужб...
История эта вполне могла развиваться по схеме "восточного трансфера", ставшей сюжетной основой ряда глав в романе "Вексель судьбы" (2014 г).
 "...Партнёр и с недавних пор соуправитель женевской адвокатской конторы “Garry Awerbach” Майкл Сименс был аккуратен, трудолюбив и немногословен.Из этих трёх черт, в достаточной степени определявших его характер, первую и третью он старался на публике подчёркивать и даже немного педалировать, а вторую – предпочитал скрывать. Майкл полагал, что открыто демонстрируемое трудолюбие принижает его значимость в качестве влиятельного и опытного юриста, бизнес которого строится пусть на нечастых, но зато чрезвычайно масштабных и, как правило, фантастически щедрых в части вознаграждения поручениях и проектах. Он хорошо знал психологию своих заказчиков, среди которых можно было встретить кого угодно, но только не трудяг и не собирателей капитала по принципу “brick to brick”. Именно для этой публики, привыкшей полагаться на удачу, юридический советник и финансовый консультант – а Майкл, главным образом, брался за услуги соответствующего профиля – также должен был быть блестящ, успешен, удачлив или, говоря по-русски, фартов.
Майкл Сименс родился и вырос в Москве, и до двадцати трёх лет был Михаилом Львовичем Цимесским. Прежний Миша Цимесский пропал без вести в Афганистане в 1984 году, куда был мобилизован сразу же после окончания педагогического института. Во время вынужденной отлучки в расположение соседнего батальона за запасной лучевой антенной для радиостанции, катушку с которой накануне раздавил бронетранспортёр, но виноватым назначали его – история мутная и малоприятная,– он был схвачен бородачами и уведён в горы. Поскольку его исчезновение из части произошло не во время боевых действий, он отлично понимал, какая участь ожидает его как дезертира, и потому сразу же исключил для себя возможность возвращения. В отличие от многих, Мише повезло – его доставили в лагерь моджахедов, плотно опекаемых американцами, поэтому вместо пыток или обращения в ислам сразу же предложили поставить свою подпись под какой-то международной петицией и эмигрировать в Канаду.
Так Миша и поступил. Получив статус беженца со всеми причитающимися благами, он вполне мог, подобно иным своим товарищам по афганскому плену, безбедно прожигать жизнь на welfare. Однако он сразу же избрал другой путь – поступил в университет в Монреале, где за несколько лет приобрёл специальность магистра права, и затем до начала девяностых стажировался в крупных финансовых компаниях. Чтобы заслужить репутацию профессионала, все эти годы ему приходилось пахать без перерывов и выходных, однако результат не замедлил сказаться: реноме Майкла Сименса как дипломированного юриста, сведущего в вопросах торгового финансирования, биржевых операций и аудита, было безукоризненным.
В России у него оставалась только старенькая мать, которая была уверена, что её сын погиб на афганской войне. Пока на родине довлела статья за дезертирство, он боялся, что если мать прознает о его спасении, то вместо переписки или свидания пострадает от властей, а после горбачёвской амнистии решил, что весть о его “воскрешении” для старушки может стать убийственной. Поэтому он поспешил сжечь все мосты и забыть о прошлом навсегда, чтобы полностью посвятить себя новой жизни.
Как только к середине девяностых Майкл наконец-то скопил из своих заработков и бонусов первый миллион долларов, он решил из высокооплачиваемого “наёмника” сделаться предпринимателем и совладельцем юридического бизнеса. К тому времени на Западе в полной мере обозначился и продолжал набирать силу поток денег из России. И хотя Майкл принципиально не афишировал своё российской прошлое, он быстро сообразил, что знание языка и менталитета бывших соотечественников является ценным капиталом. И капитал этот был им в полной мере реализован на новом месте работы в адвокатском бюро в Женеве.
Майкл присутствовал практически на всех стартовых встречах в своём бюро, проводимых с участием Авербаха. Между ними существовала договорённость, что если Авербах загружен или не желает заниматься тем или иным клиентом, то клиент переходит к Майклу.
После известной нам беседы, на которой Алексей Гурилёв просил у Авербаха содействия в розыске царского фонда, Майкл по традиции выдержал паузу, а затем поинтересовался у Гарри, имеет ли тот какие-либо соображения по поводу “странной парочки из России”.
Авербах, не отрываясь от просмотра корреспонденции, ответил, что case is closed, поскольку согласно только что полученной из Banque Nationale le Suisse информации, фонд найден, и доступ к нему подтверждён.
Уединившись в кабинете, Майкл поймал себя на мысли, что по какой-то причине этот несостоявшийся проект чрезвычайно его интересует, а ускользнувшая возможность поработать с ним вызывает настоящее сожаление.
Пытаясь разобраться в причинах этого сожаления, Майкл перебирал в голове различные резоны, которые, возможно, он подсознательно имел в виду, рассчитывая на работу по данной теме,– однако ни один не мог объяснить его особенного к ней интереса. Экстраординарное вознаграждение – нет, ведь он не знает ни размеров “царского фонда”, ни его юридического статуса. Желание познакомиться и поработать с людьми, в жилах которых, в отличие от большинства прячущих или разыскивающих чужие деньги современных богатеев, течёт, не исключено, настоящая sang royal – тоже не могло служить движущей причиной, ибо Майкл всегда оставался равнодушен к сословным прерогативам, полагая, что в современном мире продаётся и покупается абсолютно всё. Прекраснодушный интерес, который мог состоять в желании вернуть России часть её потерянных богатств, аналогичным образом не имел ни малейшего права на существование, поскольку эта холодная и жестокая страна, которая никогда не была ласкова ни к нему, ни к его предкам, не имела для Майкла ни малейшей ценности, за исключением разве что в качестве объекта для бизнеса и источника клиентуры.
Прозрение явилось ближе к концу дня, когда Майкл провёл две важные встречи по одному многообещающему проекту, для которого он использовал рабочее название “восточный трансфер”. Речь шла о цепочке сделок, в рамках которой предстояло легализовать и включить в законный оборот на европейском финансовом рынке многомиллиардный актив со Среднего Востока. Актив был не вполне чист, и это порождало сложности, за преодоление которых заказчики были готовы оплачивать услуги Майкла по совершенно фантастическим расценкам. Будучи по своей натуре человеком крайне острожным, Майкл ни за что бы не ввязался в подобное дело, если бы на его имя уже не был открыт аккредитив в девяносто миллионов евро, да и от самих заказчиков не исходил бы парализующий дух “предложения, от которого невозможно отказаться”.
Для успешного проведения этой грандиозной операции Майкл использовал все свои знания, связи и предпринимательский талант. За короткое время им были специально учреждены по всему миру несколько десятков компаний, через которые уже вовсю велись пароходные поставки хлопка, сахара и марганцевой руды, приобретались фьючерсы на нефть и зерно, выкупались государственные облигации и корпоративные бумаги. Параллельно он провёл работу с одним хорошо знакомым ему CEO в крупном сингапурском хедж-фонде и приятелем-канадцем, недавно назначенным главой инвестиционной корпорации в Чикаго.
Теперь торговым компаниям, всё предыдущее время демонстрировавшим стремительный рост реального оборота, надлежало обратиться за кредитами ради кратного увеличения продаж в чикагскую инвестиционную корпорацию. Перед тем же, как открыть кредит, та должна была застраховать свои риски в сингапурском хедж-фонде, в распоряжение которого “восточные деньги” поступали в виде краткосрочных рисковых бумаг. На другую их часть контрактовались биржевые товары, которые затем должны были быть перепроданы компаниям, получившим кредит.
Суть операции состояла в том, что закупленные наугад товары в конечном итоге приплывали туда, где их ждали и где они были по-настоящему нужны. При этом если рыночная цена оказывалась выше оплаченной, то законная прибыль сразу же отправлялась на швейцарские счета бенефициаров, а если рынок уходил вниз и кредит не возвращался, то хедж-фонд возмещал чикагской инвесткорпорации её потери. Иными словами, половина проблемных денег, пробежав по кругу между Сингапуром и Чикаго, изображала, что компенсирует убытки от падения ценовых котировок, в то время как остальные оседали на счетах подконтрольных перепродавцов. В конечном итоге обе части, отметившись в качестве легального дохода, вновь соединялись и переправлялись в Швейцарию.
Эта придуманная Майклом схема была выигрышна тем, что опиралась на оборот реальных commodities и тем самым навряд ли могла обратить на себя внимание. А уж если бы и обратила – то колоссальное разнообразие стран отгрузки и пунктов назначения, к тому же кратно увеличенное с помощью подконтрольных перепродаж, делало задачу разобраться в ней практически невыполнимой. Майкл отлично знал, что если банковские транзакции засвечиваются навсегда, то детали товарного оборота можно восстановить в полной мере лишь в течение весьма непродолжительного времени, пока ещё живо понимание тонкостей биржевых котировок и не сгорели инвойсы.
Однако схема имела один серьёзный недостаток, и этот недостаток был связан с тем, что деньги должны были поступить в Швейцарию в течение весьма короткого срока. Если бы кто-то случайно обратил внимание на однотипность этих платежей, то сохранялась возможность, изучив по горячим следам всю цепочку, найти признаки “легализации” – и немедленно обратить ожидаемый успех в грандиозное поражение. Ибо если обычное разбирательство в хитросплетениях запутанных Майклом связей между компаниями, открытыми по всему миру, могло растянуться на годы и иметь мизерные шансы на успех, то сосредоточение сумм и событий в коротком интервале давало потенциальным расследователям шанс до чего-нибудь докопаться.
Поэтому с некоторых пор главной задачей Майкла стало устроить всё таким образом, чтобы на залп “восточных денег”, заливаемых в швейцарские банки, никто бы не обратил ни малейшего внимания. Ведь хорошо известно, что нельзя создать нераскрываемый шифр, однако можно организовать дело таким образом, что заветный шифр либо не найдут, либо не распознают в нём подлинной ценности.
Майкл отлично понимал, кто именно первым может обратить внимание на “залповый трансфер”. С этим человеком, которого звали Люк Себастьян, он дружил и играл в гольф на протяжении множества лет. Люк считался резидентом британской финансовой разведки в Женеве, и на этой почве Майкл время от времени взаимодействовал с ним, делясь конфиденциальной информацией о некоторых своих сделках и клиентах. Подобная практика не вызывала у него ни малейших угрызений, поскольку Великобританию он по-настоящему любил и полагал, что именно от этой страны зависит правильный ход дел на европейском континенте. Его привлекала английская жизненная философия “консервативного индивидуализма”, и дружба с каждым настоящим её носителем – а Люк был истинный англичанин от волос и до кончиков ногтей – воспринималась как нечастая возможность удовлетворить не столько человеческую, сколько эстетическую потребность в проницательном и жёстком собеседнике, в общении с которым ты добиваешься непростого права на паритет.
Без каких-либо нравственных страданий Майкл незаметно сдал бы Люку механизм и интересантов пресловутого “восточного трансфера”, как множество раз поступал с клиентами из России или Китая,– если б не масштаб сделки и её подтекст. Грандиозность операции и ожидаемое личное вознаграждение были столь высоки, что даже при всей щедрости Люк вряд ли сумел бы привести к нему в качестве ответного жеста сопоставимого по отдаче клиента. Щедростью же Люк не отличался, поскольку подобно значительной части британцев полагал, что в большинстве случаев достаточным вознаграждением является сама возможность общения и покровительства с его стороны. Что же касалось подтекста, то здесь у Майкла имелось ясное понимание, что приводимые им в движение капиталы принадлежат отнюдь не рутинным коррупционерам или наркобаронам, а некой неведомой, но жёсткой и целенаправленной силе, которая пока не вышла из тени и лишь подготавливает себя для большой игры.
Поэтому ни разу в жизни не сомневавшийся, что дружить следует только с сильными, все последние дни Майкл напряжённо искал способы хотя бы на несколько недель отвлечь внимание Люка и его подопечных от финального этапа придуманного им хитроумного трансфера. На несколько предстоящих недель мозги англичан во что бы то ни стало должны были оказаться занятыми чем-то другим, серьёзным и многообещающим, и тогда он успеет замести следы...
………
Согласившись на работу с деньгами с востока, Майкл прекрасно понимал, в какой части поля возможных обстоятельств и ходов находится эта гибельная зона, страшился её и надеялся, что ему повезёт в неё не вляпаться. На крайний случай у него имелся пусть не самый привлекательный, однако вполне надёжный план – закрыть свой публичный бизнес и переместиться под крыло Люка. Майкл знал не понаслышке, сколь ценят и защищают британцы тех, кто продуктивно на них работает, и потому имел абсолютную уверенность, что любая подобного рода просьба с его стороны будет удовлетворена.
А случилось то самое труднопредсказуемое и непреодолимое в рамках обычных человеческих усилий событие, которое сразу же поставило крест на планах Майкла грандиозно заработать и уйти на покой – информация о восточной мегасделке просочилась на Запад. Майкл допускал, что в силу масштаба американцы или англичане через свою агентуру рано или поздно о ней прознают, однако до последнего был уверен, что на установление её связи с придуманными им, Майклом, транзакциями уйдут месяцы или даже годы, за которые он успеет замести следы – всё остальное его не интересовало, утечка общих сведений не была страшна. А в том, что наиболее болезненных и опасных адресных утечек в ближайшее время ни в коем случае не произойдёт, его множество раз заверяли восточные заказчики, которые сами их боялись пуще огня и авансом расправлялись со всяким в своём окружении, кто мог быть заподозрен даже в ничтожнейшей нелояльности. На одной из встреч в качестве доказательства суровости царящих в их стане нравов Майклу даже показали видео с отрезанием чьей-то головы.
Однако каким-то непостижимым образом утечки не только произошли, но то ли начались столь рано, то ли оказались столь верными и точными, что завершающие этапы швейцарского трансфера необратимо перемещались под английский “колпак”.
Майкл не был бы собой, если б не сумел почувствовать неладное на самой ранней стадии – когда из китайского и бразильского банков практически одновременно поступили сообщения о неожиданной проверке аккредитивов, которыми финансировались организованные в качестве технического прикрытия морские перевозки. Вскоре без объяснения причин стал улетать в Лондон Люк – сперва всего на день, а вскоре – на все три. Затем работающие на Майкла брокеры начали жаловаться на внимание “регуляторов” к оффшорным счетам, заметно выходящее за рутинный контроль, из-за чего под разными предлогами стали задерживаться расписанные Майклом буквально по часам платежи.
Было ясно, что операция получила огласку, а раз получила огласку – то и навернулась. В результате значительная часть денег, измеряемая десятками миллиардов, теперь рискует элементарно пропасть на заблокированных счетах. Рассуждать о гешефтах в этих условиях не имело смысла, поскольку под угрозой оказывалась уже сама жизнь.
Под наскоро выдуманным предлогом Майкл прекратил партнёрство с Авербахом, сменил машину и переехал жить из Каружа в Вернье. Затем при первой же возможности он обратился к Люку с рассказом о своих проблемах и твёрдым намерением в обмен на безопасность сдать англичанам из погибающей сделки всё, что они пожелают заполучить.
Разговор с Люком был тяжёлым и длился не один час. Чтобы максимизировать шансы на благоприятный исход, Майкл, словно на исповеди, выложил ему всё, что знал. Люк, гордый и невозмутимый, как герой Яна Флеминга, всё это время только молча слушал и записывал. И лишь в самом конце встречи, когда несчастный Майкл уже был близок к отчаянью, Люк ответил, что он “отлично понял” и теперь постарается “проблему решить”. При этом условием своего покровительства он поставил возвращение Майкла к руководству завершающей фазой его финансовой махинации.
Изумлённый этим решением, Майкл распрощался со своим благодетелем, практически не спал ночь и наутро, мучаясь от сомнений и страха, приступил к оставленной было работе.
И случилось чудо: проблемы, ранее парализовавшие волю Майкла, вдруг стали разрешаться со сказочной быстротой. Все зависнувшие платежи оказались исполненными, а от намёков на чей-то навязчивый контроль не осталось и следа. Вскоре Майкл получил возможность во время конфиденциальной встречи с представителями заказчиков передать последним необходимые для завершения сделки бумаги и ключи от номерных счетов, а спустя день на его собственных депозитах, открытых в Андорре и Лихтенштейне, засияли семизначные цифры гонорара.
Поскольку сделка завершилась под контролем тех, кто контролирует мировой порядок, можно было не опасаться за сохранность заработанного. Оставался, правда, риск “неадекватных действий” со стороны полукриминальных заказчиков сделки, если бы со временем они осознали, что именно натворил Майкл – хотя, скорее всего, осознание подобного явилось бы делом нескорым. Поэтому Майкл, решив более не искушать судьбу, занялся подготовкой к закрытию дел и эмиграции в Новую Зеландию.
На очередной встрече с Люком Майкл искренне поблагодарил того за помощь и сообщил, что готов передать ему в распоряжение любую часть полученного гонорара, поскольку “желал бы теперь отдохнуть”. И снова получил возможность убедиться в благородстве своего английского друга, который принципиально отказался что-либо от Майкла принимать.
Между тем переход провёрнутой Майклом финансовой аферы под контроль англичан поставил перед лондонским начальством Люка задачу предметно выявить, кто мог стоять за перемещением таинственных миллиардов. Разумеется, в разработку попали носители всех имён и псевдонимов, которые были сообщены Люку Майклом. К несчастью, и сам Майкл не избежал такой же участи…" Вексель судьбы, гл.9-10.



.