Клад Хранитель 2ч. Кровавое золото

Кровавое золото.

Не поехали. Ни с комфортом, ни как! Не поехали ни в этот год, ни в следующий.
Кирилл пытался нас вовлечь в очередную авантюру. А мы…
- Серёга! Я понимаю, Сашка! Он женился, семья, и всё такое! Ломоть отрезанный! Ты то! В поле ветер, в жопе дым! Туда же, дела! С каких это пор ты стал таким деловым! Когда в тебя этот бес денежный вселился!? Ладно, бог с вами, как хотите. Кирилл рубанул рукой воздух. – Сидите тут, чахните над своим богатьством! – Кирюха, ты не прав! Причём здесь деньги? Ответственность перед людьми! На нас столько завязано!  От нас столько зависит! – Серёга! Ты себя то, слышишь? Скинь с глаз шоры! Умерь гордыню! Рука Кирилла мелькала перед глазами. – Этот мир стоял до тебя, и после тебя стоять будет. – Не уговаривай! Наверное, мы стали старше, поумнели, остепенились. А ты опять наглотался архивной пыли. Вот тебе и воротит башню. – Да ну вас! Входная дверь вежливо клацнула доводкой. Но я- то знал, если бы не доводка, дверь бы содрогнулась от удара. Волна обиды и гнева, обретая упругость, толкнула в грудь. На душе стало как-то не хорошо, пусто. А в голове образовались мысли, убедительно оправдывающие наше поведение.
А Кирилл пропал. Не сразу. Я позвонил ему как-то, он общаться не захотел. Ответил что-то невразумительное, отключился. Зная его не устойчивую психику, я позвонил его матери, через какое-то время. – А Кирилла нет дома. Он уехал на Байкал. Я думала вы с ним. – А по точней нельзя? – Серёжа, я бы с удовольствием, но к сожалению, он и сам не знает, где он будет. – Это на него похоже. А про себя подумалось, это и пугает. Я перезвонил Сашке. – Кирилл пропал. Я к тебе подъеду, поговорить надо.
  Сашка сидел на шикарном диване. Перед ним стоял столик на колёсиках уставленный всякой снедью. Катюшка лежала на диване, вытянув ноги к мужу. Её рука поддерживала большой живот.  Не хотелось нарушать идиллию. Я вздохнул. – Дружаня, что делать будем? – В каком смысле? – А ты вроде не в курсах? – Притомил! Излагай! -  Кирюха пропал. – Не маленький, отыщется. Его взгляд скользнул по беременной супруге. Счастью не было предела. – Он за золотом поехал.- Вот, блин, душа бумажная! Поехал всётаки! И чего ему не сидится в своём архиве? – Что делать будем? – А ничего! Вот, Катюха родит, тогда и будем что-то делать. – Сашка, ты же знаешь, Кирюху одного оставлять нельзя. – А кто его из дома выгонял! Не мог обождать немного? – Он год ждал! А у нас мозги жиром заплыли! В разговор вмешалась Катя. – Чего тут рассусоливать, ехать надо! Это же золото! С ним осторожно надо! – Нет, я не могу тебя оставить одну, в таком положении. – И какое моё такое положение? Или ты мне рожать поможешь? Своё подлое дело ты уже сделал! Остальное, я как ни будь, без тебя. А другу надо помочь! Я не ожидал от Катюхи таких слов. Думал, как все начнёт канючить, выпендриваться, цену себе набивать. – Наш человек! – Куда он рванул? – А кто его знает! Где-то под Иркутском! – Весёленькое дело! – Ты чего лапки опускаешь раньше времени? – Иголку искать в стоге сена! – Не бзди Сашок! Всего  одна Иркутская область! – Молодец, успокоил! – Хорош тебе трепаться, включай уже мозги.
Не привыкли мы долго собираться. Сказали, сделали. Да и чего собираться, когда деньги есть. Благо-даря Сашкиным связям, в аэропорту узнали, что пропажу нашу искать надо в Иркутске. Погода благоволила нашему начинанию. Самолёт взлетел по расписанию, и без происшествий.


«2»
Злость на друзей улеглась. На смену ей пришли спокойные, уравновешенные мысли. – И чего, спрашивается, раскипятился? Ну, отказались, ну не поехали в этот раз. От этого они не перестали быть моими друзьями. Их можно понять. У Сашки жена ждёт ребёнка. Родит скоро. Куда он от неё. Да и Серёгу тоже можно понять. Своё дело, люди, им всем нужно зарабатывать на жизнь, кормить семьи. И ещё ими всеми нужно руководить. А я к этому не приучен. Не моё это. Мысли замедлили своё спокойное течение. Мерный рокот самолётных турбин делал своё дело. Глаза прикрылись сами. На Кирилла навалилась полётная дрёма.
Из предутреннего тумана вынырнули гружёные подводы. Дорога была разбита, нещадно петляла. Кому как вздумается, так и объезжали выбоины. В лужах стояла мутная жижа. – Атаман, что делать будем с офицериками? Чует моё сердце, гнилой они народец. Может, того, в расход их пустить? – А не жаль их? Если мне память не изменяет, не далее, как намедни, один из них спас твою шкуру. Кабы не он, лежать бы тебе с пробитой башкой. – Кому и где лежать, не наша воля. То божий промысел. А на счёт офицеров подумай, дело говорю. 
Кирилл резко открыл глаза. Ни сон, ни явь. Что сейчас было? Что он видел, где был? В иллюминаторе, сквозь просветы облаков, насколько хватало взгляда, стояла таёжная зелень. Мелькали тёмные глаза  озер, перемежаясь с обширными плешинами серебристых болот. – Подлетаем. Гуднул в ухо сосед. – Минут через двадцать посадка.
Иркутск,  встретил его суетой большого города. Но стоило совсем немного отдалиться от шумного центра,  открывался совсем другой город. Всё чаще попадались старинные дома. Кирилл подходил к почерневшему от времени срубу, проводил ладонью по шершавому стволу. Под пальцами попадались шероховатости, неровности, затёсы, сколы, говорившие ему о многом. Старое дерево хранило информацию о людях, строивших этот город, этот дом. Перед Кириллом вереницей проходили не знакомые люди. Кто раздетый по пояс, а кто-то в длинной рубахе на выпуск, с подвязанными волосами. Мелькали в сильных руках остро отточенные топоры, слышалась  не разборчивая речь. Он прикрывал глаза, старался вслушаться в слова, ни чего не получалось! – Оба на, торчёк! – Блин, развелось их! Ты посмотри, куда его утащило. Не торгует здесь, вроде ни кто. – А кто их разберёт, нариков этих.   Чего дружочек, прихватило, или домик сковырнуть удумал? За спиной Кирилла раздался сдавленный смешок. – Или только в раскумарке? Две бойкие девицы без какого-либо страха, глядели на Кирилла. – Ни какой я не торчёк! С детской обидой в голосе ответил он. Сами вы… - А ну! Девчонки воинственно двинулись на него. Кирилл хотел шагнуть назад, но, рюкзак,  больно оттягивающий плечи, превратился в неподъёмный груз, завалил его. Неуклюже падая, он размахивал руками, старался удержать равновесие, чем вызвал новую бурю восторга. Кирилл пытался встать. Ничего хорошего из этого не получилось. Каждая его попытка подняться на ноги, заканчивалась падением, и новым взрывом весёлого смеха. Только освободившись от лямок, он смог подняться на ноги, с досадой ударил ногой свою ношу. Девчонки дружно засмеялись. – Откуда ты, инопланетянин – Из самолёта, блин. Кирилл  заваливал рюкзак на плечи. – А, если не секрет, куда? – Мне на тракт нужно. – К Байкалу пробираешься? Нет, не к нему. Дорога старая нужна, в тайгу уходит, в другую сторону. – А всё равно, к тракту надо. Мимо проезжала гружёная фура. Девчонки замахали рукам. Скорость у машины была не большая, остановилась сразу. – Красавицы, куда путь держим?  - А сам куда едешь?  - На цбка, реактивы везу, будь они неладны! – Попутчика возьмёшь? До тракта старого.  Кирилл топтался за спинами девушек. – Я и сам могу, чего вы за меня. – Турист, что-ли? – Ага, краевед блин. Подвезу, места не пересидит.
Как рюкзак слетел с плеча, Кирилл не понял, и вот, он уже в машине. Девчонки машут ручками, машина тронулась в путь. – Хороши, подружки! Как звать? – Кирилл. – Не тебя, балда! Девчонок! – Не знаю. – Зря, хороши чертовки! Эх, прокатить бы их по разу! Я Семён. Куда путь держим? – Не знаю, пока. Там скит раньше был. – О, братан, так это тебе далече. Напрыгаешься со мной. Да и скита там давно нет. До рево-люции был, жили там божьи люди, лесопилка была, забросили всё давно. Машина резво преодолела подъём, нырнула вниз. И всё. Нет больше города с его шумными улицами, спешащими куда-то людьми. Тайга кругом, и они вдвоём, на машине. Сеня что-то рассказывал, тараторил не умолкая. Кирилл что-то поддакивал, с чем-то соглашался, кивая головой. А сам был далеко, в другом времени, совсем в другом измерении.

«3»

Подводы, растянувшись по дороге хищным удавом, петляли лениво извиваясь. Тяжёлый груз не давал ускориться. Лошади, давно не знавшие отдыха, плелись, понурив головы, совершенно не реагируя на понукания и окрики. – Оторвались вроде, может, передохнём, запалим лошадей, атаман.  Да и самим, не грех оскоромиться. С утра маковой росинки во рту не было. – Нельзя! Ты думаешь, красные упустят такую добычу? Да они землю будут носом рыть, чтобы вернуть золото в банк! – Падут кони, и нам амбец. Да и золото не нужно будет. Сколько ты его на себе унесёшь? – Твоя взяла. Привал! Коней не распрягать! Костров не жечь! А за офицеров пока забудь. Не их час. Уставшие лошади, будто понимая человеческий язык, дружно остановились. Морды потянулись к обочине, старались ухватить прошлогоднюю траву. Обоз рассыпался. 
Офицеры держались особняком. Было видно, в банде они чужие, случайные люди. Константин Льво-вич Зимин был кадровым офицером, штабистом. Его спутником был такой же молодой поручик, пехоти-нец. Ефим Худолей особо вопросов не задавал. Привык доверять приказам, старшим по званию, по опыту. Волей случая, они оказались вместе при отступлении войск. Потом окружение. Опять вместе. Теперь в банде. А если разобраться, то и налет на банк, был задуман, просчитан, осуществлён Зиминым. И только благодаря этому, удалось избежать многочисленных жертв. – Константин Львович, не кажется ли вам, что нам  пора уходить из банды. Мы сделали, что хотели, наша доля при нас. Не стыдно будет за кордоном оказаться. – Поручик, вы молоды и наивны. Нас не отпустят с таким количеством золота. Не ровён час, шлёпнуть могут. – И что же вы предлагаете? – Надо отстать от основного обоза. Если я не ошибся, дальше будет бчажина с водой, по ней и уйдём. – Куда? – В тайгу. Переберёмся через болото. На той стороне нас будут ждать. – Кто? – Божьи люди. Скит на той стороне. – Так вы за раннее всё просчитали? – Ты не поверишь, какой сюрприз тебя там ожидает. Ни слова больше. Всё увидишь сам. Если всё сложиться.
Машину качнуло больше обычного. Кирилл ударился головой о кабину. Перед глазами возникла дорога, виденная им только что, в зыбком сне. – Гляжу, сомлел совсем, умаялся, бедолага. Рюкзачок на тебе не хилый. – Где мы? – Аккурат, будем проезжать поворот на Шаманку. – Останови. Мне туда надо. – Там, вёрст на двадцать, ни одной живой души нет. Да и дорога там, будьте нате! – Останови машину! Кирилл начал терять терпение. Непонятная сила гнала его из тёплой кабины. – Не вопрос! Семён резко нажал на тормоз. Поведение пассажира стало внушать ему опасение. – Псих какой-то! Мелькнула мысль. А Кирилл уже тащил тяжёлый рюкзак из кабины.
Ноша за плечами не ощущалась. Ноги сами несли его по паршивой дороге. Но, он этого не замечал. – Вот, именно здесь, стоял  когда-то золотой обоз. Кирилл зримо ощущал присутствие лошадей на этой до-роге. Дорога незаметно пошла вниз. Журчание воды было слышно даже отсюда, сверху. Бетонная труба еле справлялась с мутной водой. То, что ручей брал своё начало где-то в болоте, Кирилл не сомневался. Вода была не просто мутная. Она была буро- ржавого, коричневого цвета. У входа в трубу переезда, вода создавала водоворот, и только  порядком раскрутившись, взбив на поверхности шапку пены, устремлялась в отведённое ей ложе.
- Здесь они стояли! Кирилл скинул с плеч рюкзак. Как охотничий пёс начал делать круги, вить петли, всматриваться в лес на правой стороне. Он ждал подсказку, знак, что угодно, но что-то он должен был увидеть! И это произошло. Он увидел старый, почерневший затёс. Кирилл подошёл к дереву. Шершавый ствол лиственницы давно залечил нанесённую ему рану. Рука прикоснулась к шершавой коре дерева. Глаза закрылись.
Два человека разговаривали о чём-то. Один был в военной форме. Другой был в серой, домотканой накидке с капюшоном, скорей напоминал рясу священника. Они торговались. Ударили по рукам. Видение исчезло, растаяло, как туман. Брошенный им рюкзак сиротски валялся на грязной дороге. Кирилл вернулся за ним. С трудом завалил себе на спину. – Интересно, чем дальше я ухожу, тем тяжелее он становится. У-у-у, зараза! И на хрена мне всё это надо? А маленький язычок там, где-то внутри говорил: « - На троих брал! С запасом!» Кирилл стал копаться в своих мыслях. – До последнего надеялся, други мои вместях со мной будут, ан не вышло! И что теперь? Тащить весь этот ненужный груз? Ну, уж, дудки! Сказано, сделано! Рюкзак  привален к знакомой листвяшке. – Ну, скажи на милость, на кой хрен нужно было брать столько тушёнки!? Одному опупыриться! Банки бережно составлены под деревом! Немного облегчённый рюкзак свободно взлетел на плечи. Решил идти берегом ручейка, где суше. Тайга была светлой. Лиственные деревья еще не распустились, матёрые хвойники были без жалости вывалены. Это ни сколько не радовало. Взгляд то и дело натыкался на пни. Под ногами зачавкало. Болотная жижа, пузырясь, вырывалась из под ботинка. В нос ударяло смрадным дыханием. Как-то незаметно суша кончилась. То ли Кирилл задумался, не заметил, как сушь перешла в мочило, то ли ещё чего, в общем, в голове поселилась паника. Кирилл стал затравленно озираться по сторонам, выискивал ориентир. На глаза попала старая зарубка. Ноги сами повернули к затесанному дереву. – Не ходи туда! Там Ганина  гать!  Токое место! Тупик! Голос был на столько реален, что Кирилл стал озираться по сторонам, выискивая, кому он принадлежит.  – А куда мне? Вопрос повис в воздухе, адресата он не нашёл. Ноги сами повернули в противоположную сторону. Рюкзак нещадно натирал плечи. – Надо облегчить его! Под ногами оказался сухой островок. На  столько, маленький, что его можно было принять за кочку. Но, на нём росло дерево. Кирилл привалил к нему свою ношу. Руки тряслись от напряжения. Из рюкзака  было всё вынуто. – Зачем мне всё это! Зачем? Кирилл отупело смотрел на бесполезные вещи. – С комфортом решил путешествовать! А не вышло!. Голос,  тот, что внутри, изрёк : « Выжить бы!» И опять, его захлестнул панический страх. – Что мне действительно нужно? Глаза лихорадочно метались по куче ненужного, бесполезного барахла. Верёвка! Нужна! Фонарь, нужен. Еда! Рука сама потянулась к сухарям. Вода! В рюкзак полетела бутылка простой воды. – И это всё? А одежда? А носки? – Унести бы ноги! Страх гнал его вперёд. А как известно, советчик он плохой.

Болотная жижа стала доходить до коленей. Ноги стали замерзать. Плохо слушались. Противный, лип-кий страх полностью овладел сознанием Кирилла.  Он стал петлять, метаться из стороны в сторону. Страх перерастал в не управляемую панику. – Остановись, подумай! Голос кричал в ухо! – Что ты творишь! Но, тело не хотело прислушаться к доводам разума. Солнце пропало, из тучи начал накрапывать дождик. Те-перь, его мочило и сверху. Тело стал бить озноб. То ли от холода, то ли от страха. Под ногами оказалась твёрдая почва. Пусть она была скрыта водой, но, ноги твёрдо стояли на земле. Кирилл обнял чахлое деревце руками.  И что-то произошло. Страх, сковывающий его душу, куда-то улетучился, волнение, мешавшее ему сосредоточиться, улеглось. Кирилл снял очки, попытался их протереть. Ни чего не вышло. Сквозь мутные стёкла разглядеть, что-либо, было невозможно. И тут, он увидел свет. Не ясный, мерцающий, будто кто-то подсвечивал себе мобильником. Кирилл старался протереть глаза, сфокусировать зрение на световом пятне. Но тщетно. Рассмотреть, кто там, он не смог. – Эй! Кто там? Помогите! Я кажется, заблудился! Свет стал приближаться. И Кирилл, наконец, смог различить, кто это был. Перед ним стояла бабушка, божий одуванчик. – Эко тебя угораздило! Ты посмотри, куда тебя лешак загнал! Того и гляди, лихорадка скрутит. Ступай за мной. На твердь тебя выведу. Бабушка повернулась, исходящий от неё свет усилился, приобрёл голубоватое сияние. И бабулька пошла по воде, как по сухому. Кирилл брёл по воде, погружаясь по пояс, и даже ниже. Рюкзак телепался на одном плече, как обвисший парус. А бабка шла по воде, не набрав даже в галоши. Верить в реальность происходящего не хотелось. Кирилла бросало то в жар, то в озноб. На лбу выступили капельки пота. Они скатывались по лицу, попадали в царапины, в глаза, начинали щипать. Размазывая их по лицу, Кирилл старался не упустить из виду свою странную проводницу. Сколько он брёл за старушкой, не понятно. Время не существовало. Они из него выпали. Наконец, ноги почувствовали относительно сухую землю. Силы стали стремительно покидать утомлённое тело. Кирилл стал опускаться на колени. – Ну, ну, касатик, не обдумай! Ляжешь, не поднимешься! А мне тебя  не дотащить. – Передохну немного, и пойдём дальше. – Не обманывай себя. Не подняться тебе. А сыра земля вмиг заберёт твою силу! Поднимись! Голос приобрел грубую силу. Прозвучал, как приказ, не терпящий ни каких проволочек. Земля, так манившая к себе, отшатнулась, отпрянула назад. Кирилл послушно поднялся с колен. – Немного осталось, потерпи, касатик! И опять голос исходил от древней старушки, был ласков и печален. Он послушно поплёлся за старушкой. Что было по сторонам, куда она его вела, Кирилл не видел, не соображал. Он видел только спину своей проводницы, шёл на автопилоте. Скрип отворившейся двери, пахнувшее избяное тепло, лишили его последних сил. Кирилл стал заваливаться набок. Больше он ни чего не помнил.

«4»
Иркутск! Мы шли по улице Седова. Пялились на старые дома. Глазели по сторонам. И что делать дальше, не понимали. Куда, в какую сторону двигаться, не было ни малейшего представления. – Ну, что скажешь, бизнесмен? В какую сторону направим свои стопы? – Ты офонорел? Или пешком решил другана искать? – Да пофигу мне, как искать! Куда, в какую сторону путь держать? Я демонстративно развёл руками, описывая полный круг. Сашка задумался, почесал макушку. – А давай обратимся в краеведческий музей, наведем справки, определим направление. – Не опоздать бы, не спокойно у меня на душе. Чую, влип  наш очкарик, крепко влип. Сказали, сделали. Музей встретил нас  тишиной, прохладой. Ни души! – Ау, люди! Кто живой, отзовитесь! Сашке ответило глухое эхо. Двери, ближайшие к нам, отворились, на пороге стояла пожилая, немного растрепанная, немного заспанная пожилая женщина. Экскурсии не будет, заболел наш экскурсовод. – Мы не по этому поводу обеспокоили вас. Нам бы получить информацию по интересующему нас вопросу. – Может, я вам, чем помогу? Мы переглянулись с другом. – А может! Друг у нас пропал. В поход собрался, краевед, блин. В тайгу! – Тогда вам  в полицию, не в музей. – Вы не поняли. Он работник архива. К нему в руки попали интересные документы. Вот, он и решил в одиночку, проделать этот путь. – Весьма, туманно! Не секрет, о чём документы. – О сибирском золоте. – Понятно. Золото многим спать не даёт. И не только у вас. Наши, местные горе копатели пытались искать. – И как успехи? – По- разному. Кому попало, то золото не даётся. Не по адресу вы. К Алексею Григорьевичу вам надо. Уж он-то про это золото вам прочитает лекцию.
Мы заполучили долгожданный адрес. Долго расшаркивались в прощании. На этом наше везение кончилось.  Искомого объекта дома не оказалось. И когда будет, было не известно. – Ну, что будем делать? Я спросил у Сашки. – А чего ты у меня спрашиваешь? – Ты чего придуриваешься? Кто у нас мозг операции? – Да, уж! Явно не ты! – А в глаз? – Узнаю старого друга. Ни чего не меняется. В гостиницу пойдём, Ночевать где-то надо! – Ну, об этом и я догадывался! – А чего не сказал? – Мозг у нас ты, вот и думай! На душе было не спокойно, муторно. Хотелось куда-то идти, что-то делать. Но, вектора движения тело не получало. Вот, вся маята от этого и шла. Не обращая внимания на аскетическую обстановку двух местного номера, мы дружно завалились на скрипучие, продавленные кровати. Разговаривать не хотелось, кусок в горло не лез. Когда пришёл сон, мы с Сашкой не заметили. С ним улеглись все наши тревоги. А  долгожданное утро не принесло ожидаемого результата. Только не четвёртый день нам удалось встретиться с Алексеем Григорьевичем. Он очень подозрительно выслушал наш сбивчивый рассказ о пропаже нашего друга. Но, откровенничать с нами не спешил. Голову наклонил на бок, как грач вышагивал по комнате, то и дело вскидывал глаза на нас. Опять останавливался, и продолжал своё движение. Наше терпение быстро кончилось. Первым не выдержал я. – Как вы не понимаете, наш друг в беде, мы места себе не находим! А вы упрямитесь! Нам от вас нужно только предполагаемое направление! А вы тут петли вьёте! – Тем более, пропал ваш коллега, работник архива, краевед! Блин! – Чего же вы молчали? Это в корне меняет дело! Грешным делом, я подумал, передо мной очередные охотники за золотом! – Дядя, короче! – Не так быстро, молодой человек! По всем видам, ваш друг, мой коллега, направился на Шаманку. Но, этот маршрут уже не единожды отработан. На много перспективнее Байкальское направление. Мы с другом переглянулись. – Нам на Шаманку! Почти в голос заявили мы. От этого названия исходила какая-то магически притягательная сила. И мы ни секунды не сомневались, наш  дружаня пропал именно там. 
Найти машину, идущую в нужную нам сторону, оказалось проблематично. Не перспективным оказа-лось направление. Деревня, под романтичным названием Шаманка, давно умирала. Весь лес, удобно расположенный, давно вывалили. Остались не удобья, да болота. Другого производства в таёжном поселке не могло и быть. Люди в основном, выживали за счёт охоты, сбора ягоды, личных огородов. Да и осталось их совсем не много. Не хотели люди жить без цивилизации. Бежали, кто куда. Но, мир не без добрых людей. Нашлась частная машина. За умеренную плату решился довезти нас до места.
«5»
- Ах, огонь тебя пропали! Свалила всетаки тебя лихоманка! Старушка деловито сновала вокруг Кирилла. Не смотря, на свой преклонный возраст, сила в руках ещё была. Рюкзак полетел в одну сторону, мокрая одежда в другую. Кирилл очнулся на мгновение. Жёлтое лицо старушки, словно восковая маска, смотрело на него. – Очнулся, касатик, не поднять мне тебя на лавку. Ты уж, как  ни - будь, сам! Кирилл, не осознавая, что совершенно голый, полез на широченную скамью, приставленную к окну. И всё, беспамятство опять накрыло его. – Вот и славно! Теперь-то я тебя выхожу. Не издавая ни единого звука, бабулька начала перемещаться из одного конца избушки в другой. На Кирилла полились какие-то настойки. Старушкины руки заботливо, бережно втирали в тело целебную влагу. С губ слетали слова молитв. Одна молитва сменяла другую. Одна настойка сменялась другим отваром. Тело Кирилла начало гореть. Крупные капли пота катились не переставая. – Слава тебе Господи! Не зашла лихоманка глубоко! Руки проворно сновали над телом, протирали  пот, при этом опять произносились молитвы. Ни чего этого он не слышал.
Очнулся Кирилл за полночь. Почему он так решил, не понятно. Только темно было, а рассветать не начало. В избушке света не было. Одна свеча горела на старомодной конторке. Бабушка, вся в белом, склонилась над какой-то книгой, что-то не разборчиво шептала. Нереальность картины ни сколько не смутила Кирилла. Тело было приятно сухим, тёплым. Весь он был укрыт, завёрнут, словно в кокон. Шевелиться не хотелось. Здоровый сон свалился на него откуда-то сверху.
Тишина и запахи стремительно ворвались мозг. Кирилл сел на своём жёстком ложе. Пахло ладаном, сгоревшими восковыми свечами, травами. Мутное от времени стекло пробивался хмурый дневной свет. И только теперь, в эту секунду, он понял, что раздет до нага. Нет на нём даже фигового листа! Память не выдала информации. Провал, чёрное пятно. Дверь жалобно заскрипела. На Кирилла пахнуло дождливой сыростью. Ворвался шальной сквозняк, заставляя его поёжиться. Возникло желание опять нырнуть под толстое, стеганное одеяло, отгородиться от враждебного мира, свернуться улиткой, стать маленьким, не заметным. – Ишь, чего удумала! И не смей, не тронь его! Хрычёвка старая! Знаю, зачем пришёл! Не тебе решать! – С кем разговариваешь, бабушка? – Проснулся, милок? Агашка, товарка моя давняя, озорует! Угомона на неё нет! – Нет ни кого в избе. Бабушка смешно хихикнула. – Ты думаешь, сбрендила старушка! Умом тронулась? Нет, милок, с головкой пока дружу. И опять раздался хитрый смешок. В объяснения вдаваться не спешила. – Разговор перевела на другую тему. – Как звать тебя, юноша? – Какой я юноша? Мне скоро тридцать! Ответом ему был всё тот же хитрый смешок. – А по мне, все, кому более пятидесяти, пацаны! – Тогда сколько вам лет? – Я старушка-вековушка! По второму кругу молодушка!  И опять, по избе раздался смех. – И все же, сколько вам лет? – А сам прикинь, с первого года я! – Это что, с девятьсот лохматого? Смех  по комнате разлетелся серебряным колокольчиком. – Ни кто так смешно не называл тот год! Кирилл, боясь ошибиться, вновь и вновь пересчитывал в уме бабкины годы. – Сто семнадцать! Не может быть! И что, Самого Ленина видела? – Бог милостив, не довелось антихриста увидеть! Ну, хватит обо мне, что со мной сдеится! Бабкина речь порядком забавляла Кирилла. Она могла разговаривать на правильном, давно умершем, русском языке. И вдруг, ни с того, ни с сего, переходила на простонародное наречие. За её разговором чувствовалась школа, образованность. Но, она была почему-то спрятана, не показывалась, не выпячивалась наружу. Век! Век, с хвостиком, прожила! Черепаха Тортила! В голове не укладывалась сама цифра 117! А по виду не скажешь. Нормальная старушенция, семьдесят, может, чуть больше. Бабка сноровисто суетилась около стола. Кирилл внимательно присмотрелся к старушке. Плохая освещённость не давала возможности сделать какие-то выводы. – Одёжка твоя не высохла, на, вот, домотканое одень покамест. Руки заботливо положили на лавку аккуратно сложенную одежду из грубой ткани. И тут, Кирилл увидел руки, лицо старой женщины. Вызывал удивление цвет кожи. Создавалось впечатление, будто под кожей был воск. Сама кожа была на столько, тонкой, что при малейшем изгибе, появлялись не морщинки, как у нас, а изломы. Ещё чуточку, и она лопнет!   – Я за самоваром, а ты поднимайся, смущать тебя не буду. Бабка опять смешно хихикнула. Штаны были широки. Пришлось стягивать в поясе верёвкой, вставленной в пояс через прорези. Длинная рубаха, на выпуск, почти до коленей. Кирилл критически оглядел себя. –  И так не красавец, теперь, и вовсе. Девок пугать. Отворилась дверь. Бабулька, божий одуванчик, несла самовар, старинный, на дровах. В избе запахло дымком. - Почаёвничаем? Умилённая улыбка растягивала рот. Ни одной щербинки, ни одного изъяна в зубах, Кирилл не заметил. – Ой, врёт бабка про свой возраст! - Посидим рядком, поговорим ладком.  Как звать тебя, касатик? – Кирилл. – А меня, стало быть, Серафима Петровна Зимина. В большую, фарфоровую кружку, с громким журчанием полился кипяток. – Зачем пришёл, не спрашиваю, в бреду всё выложил. Спросить хочу, знаешь откуда?- Про что? Про двух офицеров, про обоз золотой.  Чай был вкусный, ароматный, но, до того горячий, не возможно было отхлебнуть, не обварив губ. А Серафима припивала крутой кипяток, ничуть, не ощущая его температуру.  Кирилл немного сму-тился, не зная, с чего начать. – Из архивных документов, в архиве я тружусь. – Не мог ты из бумажек узнать, про мужа моего Зимина, про сотоварища его Худолея. Говорил, так, словно сам видел их, как шли, что делали. И тропу по болоту не найти тебе, если кто не подсказал. Ушёл бы на Ганину гать, и сгинул бы в топи.  – Видение мне было. Серафима стала креститься, пришёптывать не разборчиво слова молитвы. – Сам про клад говорил? – Кто? Не понял Кирилл. – Муж мой, Константин Львович. – Так, это он золото спрятал? Серафима приставила палец ко рту, зашипела. Про золото не говори, услышит подружка моя, изведёт. В подтверждение её слов в печной трубе загудел ветер, в избу посыпался пепел через зольник.  – Всю жизнь искала, и после смерти ни как не успокоиться. – Расскажи, Серафима Петровна. – Чего рассказывать? В семнадцать лет познакомилась с бравым офицером. Не послушала отца, мать. Убежала с ним. А тут революция, война. Через хороших людей познакомился с божьими людьми. Так в скит и попала. – В какой скит? – На этом месте скит стоял. Это потом здесь лес стали валить, при коммунистах. Пей чай, остыл уже. Бабка вздохнула тяжко, вспоминая свою не лёгкую жизнь. Не хотела больше прошлое бередить. Подхватила вёдра, пошла прочь из дома. Не сиделось дома и Кириллу. Не увидев ни какой обуви, шагнул за порог босиком. Земля, после дождя была влажной. Но, весеннее солнце успело прогреть её. Кирилл жмурился на него. Дышалось легко. Тело просило движения. Кирилл огляделся вокруг хозяйским взглядом. Кругом царило запустение. Ограда из жердей кругом дома покосилась. Подгнившие столбики не держались в земле. Бабка Сима куда-то пропала. Пришлось хозяйничать самому. В сарае, что был рядом с домом, нашлось все необходимое для мелкого ремонта. Лопата, довольно сносный топор, ручная ножовка была изъедена ржавчиной, но еще пригодная к работе. Нашлись и большие гвозди.
Кирилл отбивал жерди, аккуратно укладывал их, сортировал.  Сгнившие опоры, в одну сторону, хорошие в другую. Раскачивал столбики, выдёргивал их из влажной  земли. Физическая нагрузка доставляла удовольствие, радость. Время пролетело незаметно. Когда, откуда вернулась бабка Серафима, он не заметил. – Обедать будешь? Или до вечера решил стучать? Спина  разогнулась с треском. Руки заныли. – Иду! Соберу инструмент, и приду. Серафим стояла в дверях, теребила конец платка, покрывающего голову. В голове крутилась одна мысль. – Не дал бог детей, а он мог быть моим правнуком. – На всё воля твоя, Господь кормилец! Прости мне гордыню мою, по незнанию твоего промысла! Кирилл был рядом. Серафима  повернулась, пошла в избу. – Не ровен час, увидит мои печали. На ходу крестила  лоб, и рот. Пахло жареной картошкой, приготовленной на тушёнке. Ни чего вкуснее, Кирилл не ел. – Ты прости мне мою смелость, пошарилась я у тебя в рюкзаке. Тушёнку взяла не спросясь. – Ничего, бабушка! Сам предложить должен был. Сама чего не ешь? – Я, сынок, мясного давно не ем. – И сколько ты уже постишься? – А  как мужа схоронила, так и не ем. – Давно помер? – В двадцать четвёртом. Ой, обманула! В пятом! Ложка застыла у самого рта. Что же ты ешь тут? – Что бог пошлёт, то и ем. Он милостив. Кирилл отложил ложку. Ему стало стыдно. – Чего ложку отложил? Или не угодила? – Что вы! Вкусно очень. – Мужик должен быть сытым, тогда будет добрым, работящим.  Захотелось поговорить с бабушкой. Не просто так, а по душам. Кирилл чувствовал, знал наверняка, знает многое Серафима Петровна. Ещё бы! Век прожить! Сохранить отменное здоровье, добрую память. Да, ещё с юморком! Но, как подступиться с разговором, с расспросами? С чего начать? Наверное, почувствовала, прочитала его мысли,  разговор начала сама. – Поди, охота поговорить? Как я тут одна, на отшибе? Без людей?  Кирилл немного смутился. – Чего греха таить, только об этом и думаю. – Не торопись, не приспело время ещё. Не готова я. После сытного обеда, физических нагрузок, Кирилла потянуло  на сон. Серафима почувствовала это. Голос стал мягким, вкрадчивым.- Сомлел дружок, не противься, ляг на лавку, подремли. – Колдунья! Как она мысли мои угадывает? И есть со мной не стала! Отравы подсыпала в еду! Мысли в голове стали вялыми, двигались медленно, неохотно. Глаза редко моргали.
***

• Кирилл падал. Стремительно! Где он был, что делал там, внизу, вверху, он не помнил. Сердце бешено колотилось в груди. – Сколько я проспал? Глаза открывать не стал сразу. Прислушался к звукам. Серафима что-то бубнила в полголоса. Послышались до боли знакомые звуки. Она бережно переворачивала бумажную страницу старинной книги. Этот звук, отношение к хрупкой, ставшей ломкой бумаге, были знакомы ему. Кирилл не выдержал. Открыл глаза. Серафима стояла за конторкой, что-то писала огрызком карандаша на аккуратных клочках бумаги, вкладывала их между листами. Переворачивала, бубнила, писала, опять переворачивала. – Что за раритет? – Ты про книгу?  Кирилл подошёл к Серафиме со спины. Заглянул через плечо. Сердце бешено заколотилось в груди.- Это же молитвенник! Тринадцатый век! Сам Иван Грозный читал его, наверное! Руки выдавали его волнение. – Оно, может и читал, только не достался он ему. А ты, прежде чем читать его, реши для себя, готов ли? – К чему? – Изменить свою судьбу, жизнь. Прочитав эту книгу, прежним не будешь! Перед Глазами Кирилла, как в каком-то паноптикуме, проносилась его жизнь. Серые, унылые будни. Книги, архив, пыль в лучах света. – И это всё? Это всё, для чего я родился? На душе стало тоскливо. – Можно? Кирилл с мольбой в глазах смотрел на Серафиму. – Пытай! Серафима посторонилась, уступая центральное место у конторки Кириллу. По привычке, он полез в карман за перчатками. Ни кармана, ни перчаток не обнаружилось. – Ёлки! Он смотрел на свои руки. Побежал на улицу, у кадки помыл руки дождевой водой. На ходу протирал их подолом длинной, нескладной рубахи. Серафима с одобрением глядела на него. Пальцы Кирилла пробежали по старинному фолианту. Огрубевшая кожа переплёта потрескалась, из когда-то коричневой, она превратилась в чёрную. – Сразу понятно, откуда берутся чернокнижники. Старославянская витиеватая азбука была Кириллу знакома, читалась без особого труда. Но, попадались слова, совершенно ему не знакомые. И текст, с начала понятный, терял смысл. Слова начинали путаться в голове, будто нарочно уводили его от истинного смысла. Кирилл начинал буксовать, злиться на себя. Серафима, чувствовала, когда терпению Кирилла приходил конец, клала руку на его плечо, тихонько хлопала, приговаривала. – Не всё сразу! Ишь, какой прыткий выискался! Я, почитай, восемьдесят годков Её читаю, а и мне не всё открылось! С самого начала начинай! Кирилл послушно закрывал книгу, открывал её с первой страницы, начинал читать. И опять, попадал в словесный тупик. Только теперь, на много раньше. Книга не хотела его пускать вперёд! – Не пускает она меня дальше! В сердцах выпалил Кирилл. Колдовство какое-то, наваждение! – Уловил-таки! Молодец! По всему видать, будет с тебя толк. Подсказывать много не буду, скажу одно. Прежде, чем начать читать книгу эту, очисти свои мысли, подумай хорошенько, для чего читаешь её. Добро нести собираешься, или во зле решил прочитать. Начинай с молитвы Отче наш. Да не так, не по дежурному. Вкладывай в слова всю душу, отрекись от всего мирского. И тогда, откроет тебе книга все свои тайны. Если ты будешь готов к этому. Слова Серафимы входили в сознание Кирилла, как  код, как шифр к неведомым знаниям. Сознание вернуло ему видение на болоте, когда бабка шла по воде, не набрав в галоши. – И по воде ходить можно будет? – Оно, кому как,  откроется, и по воде сможешь ходить, аки по суху! Но, если это будет главное в твоей жизни, ни к чему не придёшь. Не думай о себе, думай о других! Живи для других! Бабка Серафима отстранила Кирилла от книги. Кириллу показалось со злом. И сила в движении этом была далеко не бабушкина. Перекрестив лоб несколько раз, Серафима бережно закрыла древний фолиант. – Не разочаруй меня Кирюша. Видит бог, не дождаться мне лучшего преемника. Она опять стала креститься, перекрестила и его. Книга была бережно завёрнута в чистое полотно и спрятана в сундук. На самое дно. Кирилл с сожалением проводил взглядом ценный раритет. – Не о чем грустить. Успеешь, всё выучишь. Жизнь, она длинная. – Оно, кому как выпадет. Кирилл многозначительно посмотрел на бабку. – Не печалься, на тебе смертной печати не вижу. Чист весь, аки агнец божий. Рука Серафимы привычным взмахом, отработанным до автоматизма, перекрестила его лоб,  попутно на себя наложила крестное знамение, повернулась к нему спиной и поплыла к выходу. Кирилл пытался стряхнуть с себя наваждение, заморгал часто. Как бабка выскользнула в двери, он не заметил.
«4»

  Шофёр порядком надоел со своим дорожным трёпом. Сашка вяло пытался поддерживать разговор. Я смотрел в боковое окно. Хмурый день, тёмный лес, враждебно обступивший дорогу с двух сторон, не добавлял настроения.  Давно висевший дождь, прорвал в низких тучах огромную дыру, стеной начал выливать на нас воду. Говорливый водитель приумолк. Машина не стала слушаться управления. Моментально раскисшая дорога превращалась в мыло. – Этого нам только не хватало! Зло пробурчал водила. На очередной взгорок машина взобраться не смогла. – Всё, кранты! Дальше дилижанс не идёт! Засел я тут с вами до просухи! Не везучие вы, братаны! И я вместе с вами! Сашка сидел нахохлившись. Выходить не было ни какой охоты. – Далеко ещё? – Или пёхом решили? – А то тебя охранять останемся? Чего расселся, выметайся, давай! Сашка больно толкнул меня в бочину локтем. – А заплатить? Сашка достал кошелёк. Отсчитал половину оговоренной суммы. – На! – Так не пойдёт! – Ты чего горло дерёшь! Работу не выполнил, а бабло требуешь! Научись водить керосинку свою! – Ребята, я и так с вами горю, а тут, еще и без денег вернусь, и когда! – Чего жлобишься, отдай ему всё, о чём договорились. – Далеко ещё? – Нет, рядом. Вот, на пригорок заберётесь, спуститесь, значит. А там поворотик, дорога пойдёт ровнее. Через мочажину переберётесь, а там, до Шаманки рукой подать. Все свои объяснения водитель активно дорисовывавал жестикуляцией правой руки. Но, на поставленный вопрос, ответа мы не услышали. – Хоршь бодягу разводить! Сколько километров до населённого пункта под названием Шаманка.  Шофёр почесал всей пятернёй лохматый загривок. – Да кто ж его знает? Оно, таёжный километр, не поддаётся точному измерению. Кому как повезёт. Вам уже не везёт. Дойдёте, не собьётесь. Сашка в сердцах хлопнул дверью. Машина завелась, попятилась назад, набирая скорость. Скользя по дороге, ловко выполнила разворот. Из-под колёс, в нашу сторону полетели ошмётки грязи. – Вот шельмец! Умеет водить, а придуривался! – Сашок, это был банальный развод.
Особой поклажи у нас с собой не было. Можно сказать, мы были налегке. Прошедший дождь пропи-тал глинистую поверхность, превращая её в мыло. Ноги не держали. Подъём не был крутым, но и этого с лихвой хватало. То одна, то другая нога начинала проскальзывать, давая пробуксовку. Сашок вырвался вперёд. Я осторожничал. – Чего, протектор стёрся? Пора бы шузы заменить. И только он закончил говорить, его ноги заскользили. Пытаясь сохранить равновесие, он смешно взмахнул руками, резко наклонился вперёд. Сумка, висящая на боку, оказалась сзади, слегка подтолкнула его. Этого оказалось достаточно. Сашка рухнул на дорогу. – Твою мать! Выругался он, стоя на четвереньках. – Чего, твой внедорожник не осилил подъём на одном мосту, пришлось передок включать? Я, задрав нос, осторожно проходил мимо, стараясь не зацепить Сашка. Рука друга предательски толкнула меня под пятку. Совсем не сильно. Слегка. Но, этого было достаточно, чтобы нарушить шаткое равновесие. Как не пытался я удержаться на ногах, не получилось. Смешно размахивая руками, я рухнул чуть позади Александра. – Ах ты, гад! Я попытался ухватить друга за штанину,  стараясь стянуть его вниз, до своего уровня. Сашка вырвал ногу, слегка толкнул меня в плечо, и я поехал вниз, скользя по глине, как по льду. – Знай своё место, холоп!
Провозились мы не долго. Но, этого времени хватило, чтобы вываляться в глине, превратившись в двух поросят. – Мать моя женщина, роди меня снова! Ну, и что теперь прикажешь делать? У нас даже сменной одежды  с собой нет. – Так пойдём. Я подошёл к другу, всей пятернёй мазнул его по лицу.  – Походишь немного грязным, крыса офисная! Что будет за этим, я предполагал, не дожидаясь ответки, я ринулся вниз. Сашка нагнал меня в самом низу. Вода возле трубы бурлила и пенилась, создавая водоворот. – Вот тебе и купель! – Вид непрезентабельный! – А ты видишь альтернативу? Налетел ветер. Облака, висящие над тайгой, нехотя стали разбегаться, уступая место небесной сини. – Вот, и сушилка подоспела. Я первым шагнул в ручей. Вода была ржавой, но достаточно прозрачной. Пахла болотом. Домыться мы не успели. Наше внимание привлекла кочка. Вернее сказать, то, что на ней лежало. Под чахлой лиственницей стояли банки, совсем новенькие, блестящие в лучах солнца, привлекающие наше внимание. – И на кой хрен мы мылись? То, что эти банки бросил Кирилл, у нас не вызывало ни как сомнений.
– Нет, ты скажи мне, тупоголовому, зачем нужно было лезть в это болото? – Не стони, о Кирюхе подумай! Живой ли? Сашка замолчал.  Неясная тревога гнала нас дальше. О правильности выбранного направления мы не задумывались. Просто брели по болотной жиже, разгребая ряску. – Смотри!  На сухом островке валялись раскиданные вещи. – Кирюхины вещи! Свитер его. Сашка крутил в руках намокшую вещь друга. – Совсем ему худо! Я толкнул Друга в плечо. Двигать надо! – Куда? Сашка стоял, озирался по сторонам. В его глазах читалась паника. Вот, вот и он сорвётся в истерику. Чего нюни распустил? Хорош за шкурку свою дрожать! О друге думай! Мой голос вернул Сашке способность трезво думать. Я знал, это временно. – За мной! Ноги сами несли меня. Я просто шёл по наитию, на каком-то автопилоте. И вот, под ногами обозначилась твёрдая почва. Болото кончилось. Впереди обозначились молодые деревца ольхи, берёзки, плотной стеной окаймляющие край болота. Мы продрались через не послушные заросли. – Ну вот, а ты стонал!  Не выберемся, утонем, засосёт! За густым лиственным подлеском начинался чахлый, сосновый бор. Деревца стояли тоненькие, прижимались друг к другу, словно поддерживая друг друга. Я остановился. – Куда теперь? В какую сторону? То ощущение правильности выбранного направления, та ниточка, которая вывела нас из болота, почему-то оборвалась. Я начал метаться в разные стороны, петлять по плотным зарослям молодого сосняка. Сашка, видимо почувствовал, что я не знаю, куда идти дальше. – Что, кокер-спаниел несчастный, потерял след? – А ты, такой грамотный, может, сам пойдёшь впереди? Я нарочно нагнул молодую сосёнку, резко отпустил её. Сашка дышал мне в затылок.  Лохматая, колючая вершинка достигла задуманной мной цели. Колкие иголки шлёпнули  друга по лицу. – Ты чего, офонарел?  Я двинулся на него, изображая на лице невероятную злость. Сашка попятился, споткнулся и упал. Я улыбался, довольный достигнутым результатом. – Псих! Друг представлял собой жалкое зрелище. Мокрый, грязный, весь в смоле и хвое. – Наверное, я выгляжу не лучше.  Подумалось мне. Улыбка сама собой сползла с моего лица. И тут, мы услыхали какой-то странный звук. Толи всхлип, толи вздох, может, сдавленны крик. Не понятно. Мы, не сговариваясь, рванули в одну сторону. Ветки  хлестали по лицу, царапали в кровь. Боли не ощущалось. Какая-то непонятная сила гнала нас вперёд, поднимая дыбом всю шкуру, шевеля волосы на затылке…
«5»
Внимание Кирилла привлёк старый сруб колодца. Потемневшие от времени колоды вызывали обманчивое впечатление ветхости. Кирилл гладил рукой сруб, стукал по нему кулаком, ударил ногой. – Сработанно на совесть, на века! Заглянул в колодец, зачем-то туда крикнул. На барабане сиротливо болтался огрызок старой, обтрепанной верёвки, продетой через кольцо. Вместо ворота было огромное, деревянное колесо. С боку, в отверстия были забиты шершавые, не струганные колышки. – Новодел! Ни как они не вязались с этим добротно сработанным колесом. Зачем-то крутанул колесо. Заскрипело тоскливо старое дерево. – Чего удумал, касатик? Когда и как подошла к нему Серафима, Кирилл не услышал. И не произвольно вздрогнул. – Чистить буду. За водой то, далеко ходишь, а колодец на дворе! – Не совался бы ты туда. Одному не хорошо. А я тебе не помощница. Какой случай, там и останешься. – Ничего, бабушка, я осторожненько. – Вижу, упрямый ты. Ну, да чего с тобой поделаешь! Дерзай, коли решил. На всё воля господа! Серафима перекрестилась, пошла по своим делам, не сказав больше ни слова.
Верёвка была новая, прочная. Кирилл продел конец  через кольцо, торчащее посередине. Привычно завязал её  на два узла, подёргал, затягивая для надёжности. В сарае нашлась старая, железная бадья, ло-пата. Для удобства пришлось укоротить черенок. Бадья поехала вниз. Следом нырнул и Кирилл. Колодец не был глубоким. Но, до края  руками не достать. В первой бадье наверх был поднят большой мусор. Ки-рилл подумал: « Совсем легко!» Когда пошла земля, бадья заметно потяжелела. И с каждым разом становилась всё тяжелее. Приходилось нагружать всё меньше и меньше. Ноги дрожали, руки тряслись от напряжения. Земля становилась влажной. Под ногами зачавкала грязь. Лопата упёрлась во что-то твердое. Кирилл начал разгребать грязь руками. Под жижей обозначился деревянный ящик. Попытка открыть его не увенчалась успехом. Окапывая его руками, разгребал грязь в стороны. Но, она снова и снова сплывала к ящику. Поняв, что из этой затеи ни чего не выйдет, Кирилл стал черпать грязь в бадью.  Нагрузив бадью, Кирилл выбрался из колодца. Сил поднять её наверх не было. Он присел, тут же, возле сруба, опершись на него спиной. Перед глазами, от напряжения, плясали разноцветные круги.  Сознание отключалось от реальности само, давая отдых всему телу. А потом, как то сразу, без какого-то перехода пошли видения. Молодая женщина с трудом тянет ящик по земле, возвращается в дом, вытягивает другой, точно такой же ящик.  Подтягивает эти ящики к колодцу. Собравшись с силами, поднимает ящик на сруб, толкает его вниз. Следом полетел и второй ящик. Силы оставили женщину. Она опускается возле колодца, приваливается к нему спиной, точно так же, как и он сейчас. – Это же Серафима, молодая совсем! Видения растаяли, как и пришли внезапно.  – Это же она золото утопила в колодце! Зачем?  Кирилл открыл глаза. Перед ним стояла Серафима. – Таки докопался!  Она внимательно вглядывалась в глаза, старалась для себя что-то определить. – Зачем же ты золото утопила? – Ш-ш-ш! Бабка прижала палец к губам. – Да кого ты боишься? Нет ни кого кругом. – Не знаешь многого, не ведаешь! Младень! Та похоронка не одного человека на тот свет отправила. И мужа моего, и товарка моя давняя, до сих пор болтается  между миров, не упокоенная. Того и гляди, начередит чего! Кровь на нём, злоба людская. И покуда не отмолиться тот клад, не дастся он в руки людям. А нашедшего, до преж, великие беды ждут! На Кирилла глядели глаза, горящие, каким-то не понятным огнём. – Сбрендила старушка, на старости лет. А вслух, ни  чего не ответил. – Не лазил бы ты Кирюша в колодец, от греха подальше. Лежит оно, окаянное там, и пускай себе лежит. – Нет, вроде в норме, старушенция моя. Подумал Кирилл. Не переживай, не полезу. – Вот и ладненько, вот и умничка! Бабка выпалила слова скороговоркой. – А то, я грешным делом подумала, бес в тебя вселился. Оно… Серафима кивнула в сторону колодца. …Многих с ума сводит. Не таких богатырей в землицу укладывает. Ладушки. Не скучай тут без меня. Я в посёлок схожу, кой чего прикуплю. Мужика байками не накормить. – А до посёлка далеко? – Не, рядом.  К вечеру обернусь. – Может, мне с тобой? – Нет, не стоит. Я сама.  На ногу я скорая, где лесом, где болотом, напрямки. А с тобой мороки много. Кирилл на секунду отвернулся, а Серафима как будто испарилась. – Ну, старуха! Во даёт! Он озирался по сторонам, старался определить, в какую сторону его бабулька  подалась. Ни один посторонний звук не нарушал первозданность природы.
От нечего делать, Кирилл бесцельно бродил по двору. Зачем- то зашёл в сени. В тёмном углу стояли бочки. Он ударил одну из них ногой. Открыл, понюхал. – Солярка! Не забывают, видать бабушку трактористы. Рядом стояли фляги, канистры. В них оказался керосин. – Ого! Да у бабушки тут, ГСМ маленький! Кирилл вышел на улицу. Взгляд упёрся в сруб колодца. – Нет! Обещал, не полезу. Отвернул глаза в другую сторону. Подошёл к пряслу. Зачем-то подергал за столбик. А глаза опять косили в сторону колодца. – Что за чертовщина! Не имея сил бороться с возникшим желанием, Кирилл подошёл к колодцу. Золото манило его. Или не золото? Он так и не понял. Бадья была привязана, верёвка проверенна. Кирилл стал опускаться в колодец. Нехотя, сопротивляясь из последних сил свалившемуся на него мороку, он начал черпать грязь в бадью. С каждой лопатой его сила воли ослабевала, замещалась чьей-то чуждой, другой волей. Он, как зомби, нагружал, выскакивал из колодца, вываливал грязь, спускался опять, нагружал и вываливал. Ящик был очищен. Перевернув его в сторону, Кирилл обнаружил под ним второй, стоящий на ребре. Трясущимися от неимоверного напряжения руками, Кирилл открыл ящик. В его руках оказался увесистый слиток. На него смотрел двуглавый орёл. Дикая, безумная радость охватила его. – Я сделал это! Вот оно, золото! Я, я нашёл его! Моё! Руки схватили ящик за ручки, спина напряглась, затрещали сухожилия. Чавкнув напоследок, он оказался рядом с первым. В ту же секунду, в колодец хлынула вода. Кирилл инстинктивно схватился за верёвку, Подтянулся на ней и… Непонятным для него образом, она упала к его ногам. Освобождённая вода, истомившаяся по свободе, вырывалась пенными бурунами на волю. Паника захлестнула сознание Кирилла. Он стал бестолково цепляться за края сруба, пытался отыскать хоть какую-то щель, но ничего не выходило.  Сверху что-то захохотало, заулюлюкало, упругая волна спустилась в колодец. Буруны всплеснули, всё затихло. Успокоенная вода начала  заполнять колодец. К Кириллу пришло отрезвление. Вода стала доходить до пояса. Разгорячённое работой тело, не ощущавшее холода вначале, начала бить крупная дрожь. – Вот, тут тебе и шандец! Мысль больно стеганула по сознанию. – И это всё? Конец? Для этого я появился на этот свет, чтобы утонуть в каком-то чесоточном колодце? В богом забытом уголке сибирской тайги? Ну, уж дудки! Этого вы не дождётесь! Кирилл начал лихорадочно соображать, искать варианты своего вызволения. – Даже если вода не поднимется высоко, я не доживу до прихода бабки Серафимы. Окочурюсь от холода. Сколько я смогу проплавать в ледяной воде? Этот вариант сразу отпал. Внимание Кирилла привлёк черенок лопаты, то и дело показывающийся из воды, словно поплавок. – А если попытаться вставить лезвие лопаты в щель между колод, а черенок упереть в другую сторону. Одно дело продумать, другое дело исполнить! Лопата не хотела занимать задуманное положение. То и дело она срывалась, падала в воду при первом нажатии. Кирилл методично обходил колодец по периметру, проверял каждый угол, каждую колоду.  Лишь только на уровне воды лопата заняла устойчивое положение. Стараясь сильно не давить на черенок, он попытался взобраться на неё. С первого раза не получилось. Лопата выскользнула из найденного положения. И только с третьей попытки ему удалось взгромоздиться на импровизирован-ный нашест. Положение было шатким, неустойчивым. А до края не хватало каких-то тридцать, сорок сан-тиметров! Такая малость отделяла его от свободы, от жизни! Вода неумолимо поднималась всё выше. Карман оттягивал слиток золота царской выплавки. – Да пропади он пропадом, не хватало из за него утопнуть в этом колодце. Кирилл в сердцах швырнул его в подступающую воду.
- Ахти меня! Серафиму шарахнуло в сторону. Кое- как удержав равновесие Серафима присела на корточки, опустилась на колени, стала неистово молиться. Клетчатая сумка с продуктами  лежала на боку, рядом с коленями. Сердце бешено колотилось, пыталось выскочить из груди. – Неужели, смертный час мой пробил?  Прошло несколько томительных минут. Сердце понемногу успокоилось. – Однако, не по мне звонит колокол.  Ах, ты хрычёвка старая! Заманила  таки, его в колодец! Чего доброго утопит! Не вставая с коленей, начала шептать другую молитву, прося у бога защиты, помощи для Кирилла. Чтобы послал он ему просветление ума, и помощи! Сколько она молилась, она не отдавала себе отчета. Только, когда совсем отлегло от сердца, она тронулась в обратный путь. Солнце касалось верхушек деревьев. – Однако! Припозднилась я сегодня. Ноги старушки, не нарушая лесного покоя, бодро семенили по известной только ей тропинке. Она знала, была уверенна, с Кириллом не произойдёт ни чего плохого до её возвращения.

«6»
Марь кончилась как-то сразу, неожиданно. Сложилось впечатление, будто деревца не смели переступить незримую черту, кем-то проведённую. Дальше, насколько хватало взгляда, шёл чистый, сосновый бор. Деревья не были матёрыми, видимо это и уберегло их от безжалостной вырубки. Это как-то ещё в голове укладывалось. Не понятно было другое. В бору был порядок. Чистота. Ни какого подлеска, ни какой травы. Ни одного гнилого, больного дерева. Всё это отмечалось на ходу. Мы бежали. За бором начинались заросли молодого березняка, кусты ольх. Пробравшись через них, мы оказались на поляне. Потемневший от времени дом мы заметили не сразу. Создавалось впечатление, он выплывал на нас из какого-то марева. Что мы видели чётко, это был колодец. К нему мы и бросились в первую очередь. А если быть честным до конца, нас к нему подталкивали. Это пришло потом, после, когда к мозгу пришла способность анализировать происшедшее. Не сговариваясь, мы заглянули в колодец. Кирилл стоял по колено в воде, прижавшись к стенке. – Нет, вы посмотрите на него, он ванны принимает! Мать его! – Как водичка? Заговорили мы наперебой. – Не п-п-пов-е-е-р-р-ите, р-р-ребята! З-з-амёрз-з-з, как на морском дне. Зуб на зуб не попадает. Близость спасения лишала Кирилла последних сил. Ноги стали подгибаться. – Ты чего удумал! А ну! Я протянул ему руки. Сашка держал меня за ноги. Ухватив Кирилла понадёжней, я потянул его из колодца. И опять, сложилось впечатление, его толкали снизу, помогали мне, нам! Кирилл скинул с себя мокрую одежду, стал бегать кругом колодца. Затёкшее, замерзшее тело, не слушалось, не гнулось. Движения напоминали движения робота, зомби. – И давно ты там? Я кивнул на сруб колодца. Не знннаю! Постепенно кровь возвращалась в охлаждённое тело. Движения стали  плавными, осмысленными.  – Заболеет! Мы с Сашкой переглянулись – Возись с ним потом! Не сговариваясь, мы сорвались с места, повалили друга на землю, начали его растирать, мять, щипать. Срывали траву, тёрли ей как мочалкой. Кирилл кричал, старался вырваться. Мы держали крепко. За этой вознёй нас и застала бабка Серафима. – Ах, варнаки лесные! Тати дорожные! Я вам сейчас! Бабка Серафима угрожающе двинулась на нас, замахиваясь тяжёлой сумкой. – Не надо, бабуля, мы свои! Кирилл получил долгожданную свободу. Тело приятно горело. От прежнего озноба не осталось и следа. Мы уселись на земле, обнялись. – Святые угодники! Ни дать, ни взять, святая троица! Бабка поставила сумку к ногам, стала креститься. – А нас, в школе так и звали. Это друзья мои. Если бы не они, окочурился бы я в колодце, от холода. Серафима оглядывала цепким взглядом Кирилла. – Нашёл, чего искал? Кирилл внимательно посмотрел на Серафиму, затем перевёл взгляд на товарищей своих. – Нашёл! Я всё своё давно нашёл! Воды в колодце море! Не придётся тебе далеко ходить! Вот, только отстоится не-много. – Кстати, о воде! Не плохо бы и нам ополоснуться. А то мы ломились через болото, да по мари! Сашка критически себя оглядывал. Зачем-то понюхал у себя под мышкой. Ну и душок! Несёт, как от леша-ков! – Ты, милок, чего не ведаешь, того не говори! Кабы не они… Бабка подхватила сумку, пошла в дом, не закончив фразу. И тут, мы с другом прозрели, вспомнили, про ту силу, которая нас толкала, гнала по болоту, через марь. Не сговариваясь, мы повернулись в сторону леса. Волосы на затылке зашевелились сами собой. По коже пробежала не приятная волна. Мысленно мы поблагодарили неизвестно кого. Неприятные ощущения, страхи, сразу улеглись. – Так, как на счёт искупаться? – За домом чан с дождевой водой, плещитесь на здоровье, ответила Серафима, не поворачивая головы. Одёжку вынесу, какая есть. А лахи ваши простирну позже. Поди, есть хотите! – Что за раритет? Сашка проводил взглядом Серафиму. – Ребята! Вы не поверите, сколько ей лет! Кирилл был готов взорваться своими похвалами в бабкин адрес. Мы знали, если его не остановить, его речь может затянуться. Я его грубо оборвал. – Хорош трепаться! Есть охота! – Э-э-эх!  Вот, так мы все прожрали, просрали  целый пласт нашей культуры. Безвозвратно потеряли вековые знания! А ей, между прочим, сто семнадцать лет! – Сколько?  Мы проговорили, нет прокричали в голос! – Она царя видела! – Кирюха! Ты гонишь! – Да ну вас! Кирилл обиженно отошёл в сторону. – Да! Дела! А бабушка-то, не подарок! Сашка первый скинул грязную одежду. – Скорее на оборот, подарок! Мы стояли в трусах друг против друга. Дырявое ведро стояло рядом.  Сашка первым схватил его. Вода не была тёплой! Я закричал! Сашка кинул ведро, бросился наутёк.  Куда там! В два прыжка я нагнал его с полным ведром. Теперь, мы орали оба! – Ага! Теперь сами почувствовали, каково это, в холодной воде сидеть! Кирилл не осторожно стоял возле чана. Мы переглянулись. Без слов стало понятно, чего мы хотим. У Кирюхи реакция запаздывала! С криком И-и и их, дружёк полетел в чан с холодной водой! Памятуя, что он и так насиделся в холодной воде, макать мы его не стали. Выхватили его в четыре руки, поставили рядом. Бабка Серафима стояла рядом. На перегнутой руке, стопкой лежала чистая, домотканая одежда. – Поди, набаловались! Одевайте порты, и в дом! Обед стынет! При упоминании о еде, в животе что-то заурчало. Не сговариваясь, мы похватали одёжку, на ходу попрыгали в широченные штаны, подвязывая их шнурком. Рубахи, такие же широкие, одевали уже в доме. – Умереть, не встать! Ну и видец у тебя, Кирюха! – На себя посмотри, чучело! Кирилл, на правах хозяина, прошёл за стол первым. Мы с Сашкой не решительно топтались, не зная, где присесть. – Чего замерли, падайте, где кому удобнее. Квашеная капуста, отварной картофель, сало, ку-пленное в магазине, лежало на столе. Мы набросились на не хитрую снедь. И, казалось, ни чего вкусней не ели!  Серафима с умилением глядела на нас. – А вы с нами? Я смотрел на бабку, Пытаясь определить её возраст. – Нет, милок! Я позже повечерю. Чтобы не смущать нас, Серафима, не издавая ни шороха, плавно развернулась, вышла из дома. Кусок сала сам собой остановился у рта. – Заметил? Кирилл был доволен произведённым эффектом. – Плывёт! Не идёт! Кирилл хотел уже открыть рот, рассказать про то, как бабка может по воде ходить, про книгу черную. Но, какая-то сила закрыла ему рот. Слова, не родившись, умерли где-то там, глубоко в горле. А следом, в голове прозвучали слова Серафимы: «Не след всем говорить то, что тебе открылось, что откроется. Тебе одному нести этот груз. Привыкай!»
День не кончался. Казалось, солнце зацепилось за макушки деревьев и ни как не может с них сорваться. Кирилл сидел на старой, разбитой колоде, на которой кололи дрова. Друзья бесцельно бродили в бору, неподалёку. На душе было тоскливо. Как ни крути, а возвращаться придётся. Перед ним вставала безрадостная картина. Бабка Серафима одна, в лесу, долгими зимними вечерами, ни кому не нужная! И снегами заносит, не по детски! Как, как она смогла прожить одна, без людей, столько времени! За какие, такие грехи она приняла на себя добровольную схиму? Непостижимо! Серафима стояла рядом. Кирилл привык к её бесшумному появлению. – Однако, пора вам. Завтра поутру, выведу вас на большак. Вижу, истомились вы в моей глухомани. – А поехали с нами! Чего ты тут, одна, со зверьём диким! – А и поеду! Серафима оценила душевный порыв Кирилла, ответила тем же. В груди затеплился огонёк радости. Тоска куда-то пропадала, уступая место  беспричинной радости. В голове зароились какие-то планы, решались бытовые проблемы с обустройством бабки. – Ребята! Идите сюда…. Баба Серафима едет с нами! – А что, и правильно! Оказывается, всех мучил этот вопрос. Как бросить пожилого человека в этой глуши. Решение было принято. Камень с души был снят. – Тогда поедим, и спать! Встаём завтра рано, сборы, тоси, боси… . Сашка был в своей стихии. Решал, командовал. Солнце, наконец, оторвалось от верхушек деревьев. И теперь, ему ни что не мешало свалиться вниз! Лес стремительно почернел, опускаясь в темноту.
Кирилл проснулся от лёгкого прикосновения. – Кирюша, пора, вставай. На старинной конторке стоял свечной огарок. Неяркий, мерцающий свет придавал окружающей обстановке таинственность.  Чапая бо-сыми ногами по прохладному полу, Кирилл подошёл к конторке. Зябко передёрнул плечами. – Накинул бы чего на себя. Не поворачиваясь, сказала Серафима. – Ничего, я так. – Вот, тетрадка, в ней всё подробно записано. Я думаю, разберёшься.  Рука вспорхнула с толстой тетради, словно бабочка, перекрестила лоб. – А в книге закладки бумажные с пояснениями. Рука, опять вспорхнув, перекрестила лоб, теперь, и его. Серафима бережно сложила всё в чистое полотно, аккуратно завернула, перевязала волосяным шпагатом. Из- под лавки достала застиранный рюкзак, почти белый от времени.  – Поедем на поезде. Мне так спокойней будет. Ни кому про книгу не говори. Не должно людям знать про неё. Теперь, кажется всё. Она окинула взглядом избу. – Ахти меня, вешалку старую! Серафима стала истово креститься. – А иконку то, забыли! В рассветном, зыбком свете, на меня строго смотрели глаза. Овал лица был скрыт полумраком,  вековой копотью негасимой лампадки. Но, полукружье, вокруг головы, отсвечивало поблекшей позолотой. У Кирилла рука сама потянулась ко лбу, стала в такт с Серафимой накладывать на себя крестное знамение. По телу пробежала благостная волна, приятно будоража молодую кровь. Где-то далеко взошло солнце. Оно не поднялось над лесом но, его розоватый свет ударил в подслеповатые оконца, прогоняя ночную тьму.  Лик на иконе изменил свой взгляд. На Кирилла смотрели добрые, понимающие, всепрощающие, глаза. – Он и на тебя так смотрит, всякий раз не одинаково? – Он на всех так смотрит. Он всё видит, и всё про нас знает. Серафима встала на колени, попросила прощения, за беспокойство, аккуратно сняла полотняные занавески, перекрестилась, задула лампадку.  А день вступил в свои права полностью. Даже сквозь толстые, бревенчатые стены доносился птичий гомон. Икона, бережно завёрнутая в полотно, последовала в рюкзак. – Теперь, кажись всё. Пойду, раздую самовар, а ты буди други своя, почаёвничаем и в дорогу. Чего тянуть, коли решили.
Серафима выскользнула за двери, не издав ни шороха, ни звука. Руки занимались привычным делом.  Набили самовар мелкой щепкой, залили водой. Дымнув немного, самовар стал ровно гореть. Бабка присела на чурбак. Внутри образовалась пустота. Она это почувствовала. Вынули из неё что-то.  Обводила взглядом  окрестности. Время кончилось. Её время кончилось. Нет, смерти рядом она не чувствовала. Но, и жизни не было! Смысл пропал. – Зачем жила столько лет? Для чего? В голове мысли стали путаться, наскакивать одна на другую. Получалась какая-то каша из обрывков слов. – Святые угодники! Не уж- то головой повредилась! Серафима стала вспоминать молитвы, шептать их на распев. – Нет! Слава тебе господи, с головой порядок. Тогда, что за морок на меня находит? Не найдя ответа, отмахнулась от надоедливых мыслей, сосредоточила всё внимание на самоваре, который уже закипел. – Вот и ладно, вот и хорошо! Она подхватила самовар, понесла его в дом.  Мы все трое, сидели на лавке, у окна. Серафима водрузила самовар на стол, на медный поднос. В комнате приятно запахло дымком. Мы щурились от удовольствия. Солнце выпорхнуло из-за верхушек деревьев. В окно, ярким прожектором, полыхнул золотой свет.  Оно приятно грело спину, путалось в наших не причёсанных головах, щекотало кожу на затылке. – Вот оно! Счастье! Серафима отступила от стола, стала крестить лоб. – Чисто, троица святая! Солнце, запутавшееся в  торчащих в разные стороны волосах, образовало кругом голов нимбы. – Знать, правильно я выбрала! Не ошиблась! Солнце прыгнуло выше. Пропало волшебство. Потухли нимбы, превращая ребят в обычных нечесаных, не умытых детей. – Чего сидим, кого ждём? Марш умываться! Солнце высоко, идти далеко!
Сборы много времени не заняли. Ни у нас, ни у Серафимы. Всё её имущество уместилось в застиран-ном солдатском вещмешке.  – И это всё, что ты нажила? Сашка критически оглядывал бабульку. – Это всё, что нужно, для того, чтобы жить. Человек голым приходит в этот мир, голым и уходит из него. Сказала, как гвоздь вбила. Нам в голову гвоздь вбила. – Коли так, выходим! Серафима пошла к выходу первой. Пропустила нас вперёд, плотно притворила двери, перекрестила лоб, двери, нас. Не оглядываясь больше, пошла в сторону бора. Мы, молча, последовали за ней. Чем дальше отходили от дома, тем быстрее шла Серафима. Мы не поспевали за ней, как ни старались. Первым не выдержал Сашка. – А далеко ещё до дороги?- Или уморился уже? Не поворачивая головы, ответила Серафима. Пот струился крупными каплям по лбу, стекал по шее вдоль лопаток, не приятно щекоча кожу. – Не далече, вот, на пригорок поднимемся, а там вниз пойдём. А под горой, дорога. Недавно прошедший дождь испарялся, наполняя воздух запахами прелой хвои. К нему примешивался запах свежей, сосновой поросли. Почки были липкими, то и дело они касались наших лиц, оставляя на них частички духовитой смолы. Земля парила, готовая к новому циклу жизни. - Господи, куда я иду с ними, зачем? Серафима опять почувствовала внутреннюю пустоту. – Нет мне места в их мире. Моё место здесь, в этом лесу. Или обузой хочешь висеть на их руках? Решение пришло само собой. – Ахти меня, старую вешалку! А избу-то не подпёла слегой! – Зачем? – Как это зачем? А вдруг зверь лесной, или ещё чего. Сделаем так. Я быстренько сбегаю, управлю всё как надо, и догоню вас на большаке. – Да мы уже протопали сколько, как догонять будешь? – А я, на короткой ноге, по болотцам, да марями чуток срежу, глядишь, и нагоню. Вон, Кирюша знает. Мы не успели одуматься, а Серафимы простыл след. Растворилась наша старушка в чистом бору. – Ну и старуха! Не колдунья, случайно? Мы воззрились на товарища. – Нет, не колдунья. Но, кое- что может, что за гранью нашего понимания. Он был готов поведать про Серафиму, всё, что узнал. Но, какая-то сила прикрыла ему рот. – Давайте немного отдохнём. Не сговариваясь,  мы присели прямо на землю, привалившись спиной к стволам деревьев. Воздух, наполненный сосновыми смолами, прелью, входил  в нас пьянящим коктейлем.  Глаза сами  закрылись. Тело получило долгожданный отдых.
Изба встретила Серафиму, как чужую. Пустота, царившая в ней, передалась окружающему. Решение, созревшее спонтанно в лесу, укрепилось. Перекрестилась на пустой угол по привычке. А дальше, всё произошло на полном автоматизме. Руки затворили двери, заложили её тяжёлым брусом. Керосин потёк на пол щедрой струёй. Острый нож отхватил кусочек свечи. – Не много ты себе времени отмерила. Поди, успею! Серафима установила огрызок свечки на полу, рядом с лужей керосина. Вспыхнула спичка.  Она опустилась на колени, начала читать  молитву, Знакомую только ей, раскачиваясь в такт словам. Первым пропал запах керосина. Следом, тело сковала свинцовая усталость. Серафима застыла в каком-то ступоре. Душа вырвалась на свободу, воспарила над лесом. – Привет, подружка! На Серафиму смотрела Агашка. Задержались мы тут, на этом свете. Пора и честь знать. – Э нет! Я при золоте останусь! Моё оно! – Это ты шалишь! Чего доброго, сгубишь души невинные! Серафима обхватила товарку одной рукой, другой рукой оборвала связующую нить. Деревянное тело гулко бухнуло лбом об пол. Ручеёк огня метнулся к канистре, к бочкам с соляркой. Бабахнуло знатно. Два огненных языка, сплетаясь в дикой пляске, устремились в небо.
Видение было коротким. Перед Кириллом стояла Серафима. – Ты уже вернулась? Ответом ему стало короткое: - «Книгу береги!» Над тайгой, басовитым раскатом, прогремел взрыв. Столб дыма был виден даже с того места, где они находились. – Что это? Сашка смотрел в сторону дыма. – Ни чего хорошего! Кирилл подхватил выцветший рюкзак. – Чего стоим, кого ждём? В дорогу пора. – А бабка? – Нет её больше!  Сожгла себя. – Заживо? -  Нет, не думаю. Просто пришло время, вот, и ушла она из жизни. – Вот так, запросто, взяла и ушла босиком из жизни? Не понимаю! - А нам и не надо понимать. Прими как должное.
Как и сказала Серафима, дорога была внизу. Иркутск,  встретил нас шумной суетой. Как и на чём добираться споров не возникло.  Почему-то, не сговариваясь, мы признали главенство Кирилла в этом вопросе.
Вагон был переполнен. Поезд был переполнен. Людская толчея в вагоне неприятно раздражала Ки-рилла. Ему требовалось уединения. Руки сами тянулись к рюкзаку. Но, голос всё время останавливал его. Был ли это голос Серафимы, он не был уверен. Только с наступлением ночи, когда в вагоне затухала жизнь, Кирилл успокаивался, начинал приводить свои мысли в порядок. Тихонько, чтобы ни кого не разбудить, брал в руки книгу, начинал читать. Но! Дальше первой страницы не продвинулся. Стоило открыть вторую страницу, буквы начинали размазываться, сливались в чёрную полосу. Как ни старался протирать глаза, ни чего не выходило. И опять книга отправлялась на дно рюкзака. Кирилл, ни чего не понимая, засыпал в метаниях. Три ночи пролетели как одна. Измотанный бессонницей, он вывалился из вагона, вместе с товарищами в родном городе. Иркутская экспедиция была завершена. – Кирюха, чего смурнй такой! Вроде жив, здоров? Или чего не так? – А, может, мы чего не знаем? Мы наступали на  друга. – Может, нашёл золотишко, и втихаря решил его отжать? Кирилл шутливого тона не принял. – Есть золото, но! Пусть оно полежит пока. Настал наш черёд удивляться, застыть в ступоре. – И много его там? Я неопределённо махнул рукой в сторону. – Прилично. Два ящика. Слитки с царским орлом. – И что? Почему мы пустые? Не пришло его время. Брать его пока нельзя. – Это тебе бабушка нашептала? – Не только она. Охрана у золота приставлена. Чуть не утонул из за него. Ну, да чего рассусоливать, пора по домам. Поди,  дел накопилось у каждого. Кирилл многозначительно посмотрел на каждого из нас. Мы смотрели на друга, не узнавали его. Нет, внешне он не изменился ни сколько.  Те же волосы, очки, лицо. Речь стала другой, взгляд стал другим. Глаза смотрели не так, как прежде. Старше стали, что ли? Нет, не то! На нас смотрели глаза старика! Нет! Глаза мудрого человека! Вот, вот, именно, человека, обладающего вековой мудростью.
Расстались мы тут же на вокзале.  Дела закрутили каждого по- своему. Мы с Александром  ещё как-то пересекались, а вот Кирилл куда-то пропадал, шифровался. Мы знали своего друга. Потому и не доставали его расспросами. Придёт время, сам из подполья выйдет. У Сашки родилась дочка. Радости не было предела.  А спустя какое-то время всё и началось…