Наследство Пророка Глава 14. В лабиринте

Коридоры...
Коридоры бывают разными. Они живут своей жизнью, впитывая чувства тех, кто движется по ним от мечты к мечте, от радости к горю и наоборот… Радости и восторга полны коридоры родительских домов, открывающие дорогу новой жизни. Игривы, веселы и не знают проблем коридоры детских садиков, где жизнь бушует и растет, рвется к солнцу. Звенят, шумят и удивляются школьные коридоры, не уставая завидовать оптимизму и быстрому взрослению тех, кто стремительно движется по ним, вырастая из штанишек ума, волнуются и переживают студенческие коридоры перед будущей ответственностью. В восторге от счастья коридоры, выпускающие в жизнь любимые пары. Грустны коридоры старости. Печальны коридоры, провожающие в последнюю дорогу недавних младенцев. И по-особенному чувствуют себя тюремные коридоры, в которых запечатлены все эмоции человека: горе, растерянность, тоска, обида, боль, - и решимость, готовность, оптимизм и радость… Они принимают людей и провожают, не ведая о дальнейшей их судьбе…
На перекрестке таких коридоров, в Лукьяновском тюремном замке сошлись судьбы совершенно разных людей – по возрасту, национальности, вере и неверию, богатству и нищете. Обвинение, вина, время прихода и ухода – все отличалось в этих четверых особах, передвигающимся в поисках лаврских сокровищ своих далеких предков…
Тишина…
Тишина стала такой ощутимой, густой. И в этой тишине неестественно громко стучали падающие с потолка капли, разбиваясь об пол и мерно рассчитывая мгновения самой вечности…
- Мы стоим на перекрестке, - прозвучал голос Ивана, продвигающегося впереди, нарушивший тишину тюремных лабиринтов следственного изолятора, - Валентин Иванович в каком направлении нам следует идти?
- Согласно моим данным, следует повернуть налево, - перебил попытавшегося выразить свое мнение старик Семена, - я досконально в свое время изучил эти коридоры.
Повернув влево старатели спустя некоторое количество метров наткнулись на новый перекресток, о существовании которого уже не ведал никто…
Мы очень часто в своей жизни оказываемся на перекрестках – распутье двух дорог, месте двух пересекаемых прямых. Одна прямая – это жизнь человека, от рождения до могилы, со всеми ее проблемами, победами и поражениями, радостями и печалями, страданиями и мгновениями счастья. Вторая прямая – предназначение человека – его истинная сущность и цель. И хотя с одной стороны каждый из участников экспедиции находился в тюрьме, - но именно в данный момент все они оказались снова перед полной свободой выбора, - по какой из четырех полных непредсказуемости дорог дальше идти – идти правда в направлении единой цели, - ради которой они и собрались в одном месте и в одно и тоже время…
Внутри каждого из этих «существ» ожила необъяснимая внутренняя радость и огромная жажда неизвестного…
- Господин Глаголев, - нарушил тишину ВИ, - на Ваш взгляд, какое из направлений нам выбрать в этот раз?
Зажглась свеча
И я вошел
В твой милый сердцу
Дом родной.
Мы в доме том
С тобой вдвоем
Сквозь пламя
Понесем, -
Тепло забытого огня…
Я вспомню
Преданность храня…
- пропел Семен, зажигая свечу и поднеся ее к стене, возле которой ютился «совершенно безобидный» Иван, - смотрите, мы проходим второй перекресток. Согласно старым тюремным обычаям сами охранники делали отметины на стенах, чтобы не запутаться при движении по катакомбам, тем более, если они шли не одни, а конвоировали заключенных.
На стенах, проверенных Семеном действительно оказались отметины и стрелки с надписями, соответствующими направлениям тюремных помещений. И только одна стрелка обозначала абсолютно непонятное ни для кого очертание. Под указателем направления были начертаны символы, скорее, напоминающее место к которому лучше вообще не приближаться: на стене были начертаны черепа в виде «10 шаров», выстроенных в правильный равносторонний треугольник, приготовленный для получения удара главным, 11-м шаром, после которого для каждого из них начнется путешествие в свою бильярдную лузу.
- Скорее всего нам в данном направлении, - подтвердил изображенное на поверхности Андрей, - господин Шмидт, Вам ничего не напоминают эти «корпуса» чьих-то голов?
- Древний Рим, - сделав паузу ответил старик.
- Древний Рим? – вопросительно произнесли Семен и Иван почти одновременно.
- Дело в том, что строение Киевских и Римских катакомб практически идентично, - успокоил своих партнеров старик, - и те, и другие представляют собой систему подземных галерей шириной приблизительно около 1 метра с периодически встречающимися нишами для захоронений. Как и в Риме, так и в Киеве хоронили либо в локулах – узких гробницах в стенах, предназначенных для людей простого происхождения, для более знатных предназначались аркосолии – ниши, а особо именитых погребали в криптах – склепах по-нашему.
- Но причем здесь эти черепа? – не выдержал Семен.
- Такое обозначение имели подземные кладбища, - ответил за старика Андрей, - и они подтверждаются изображением, оставленным моим предком.
Андрей указал на похожий символ, изображенный под «змием», которого уничтожает местный былинный товарищ Никита Кожемяка.
- Так значит выход из тюрьмы лежит через кладбище? – произнес Иван.
- А почему бы и нет? - улыбнулся Семен. - Значит мы сразу будем созерцать большое количество драгоценностей, вместе с которыми провожали в последний путь древних наши про-пращуры…
Пройдя около ста метров согласно направления, указанного Семеном группа старателей оказалась перед глухой стеной, «излучающей» им четкое пространственное, не требующее опровержения изречение: «Далее хода нет».
- Ломай, - скомандовал Андрей, и Иван, перекрестившись, начал выполнять монотонные, размеренные и повторяющиеся с четкой машинальной периодичностью движения: большая кувалда, искусно управляемая мощными руками, заряженного на успех Ивана, сделала свое дело. Стена, постепенно поддавшаяся такому сильному натиску, рухнула и перед старателями возник проход, ведущий в еще неизведанную ими темноту…
Естественный страх окутал сознание после того, как фонарь, направленный в проем открыл неровную, шероховатую плеяду ступеней, постепенно уходящих вниз – в глубину подземного мира.
Мы боимся большой высоты и не менее этого опасаемся большой глубины – когда над нами 10-15 метров грунта. И, кажется, проходя под таким неестественным навесом чувствуешь каждую песчинку. Этот груз так давит, особенно в начале, когда попадаешь в этот пещерный лабиринт первый раз: запах – сырой, холодный, как дыхание смерти и вечности – воздушный коктейль, которым приходилось дышать путешественникам достаточно отчетливо отдавал маслом и сыростью.
Фонарь, находящийся в руках Ивана, шедшего первым, «приказал жить» в связи с закончившимся зарядом в батареях, и концессионеры зажгли восковые свечи. При свечах все стало еще таинственнее, загадочнее и страшнее…
Спустившись вниз и пройдя некоторое расстояние группа товарищей попала в один из проходов, похожий на сужающееся горлышко, в конце которого перед ними открылась галерея, полностью заполненная костями и черепами, счету которым, даже при большом желании осуществить калькуляцию поштучно и покомплектно, просто не было.
Увидя эту картину никто не вздрогнул, снова наступила тишина…
- Ничего не появляется и не исчезает, - промолвил старик, - только меняет форму.
- Смотрите, - тихо, но достаточно нервным голосом произнес Семен, направив свой перст в конец галереи, - там что-то есть.
Действительно, в конце огромной, заполненной человеческими останками территории виднелось углубление.
 Подойдя ближе старатели законстатировали факт наличия монашеской кельи, в которой по-видимому жил затворник в полной темноте. Земляная камера представляла собой помещение два метра на полтора оббитая лесными деревянными досками. Лежанка и столик, вырезанные из тех же досок, были рассчитаны на нахождение в помещении достаточно активного монаха. Лежать можно было лишь на боку, поджав колени на этом чудесном одре. А «работать» за столиком, скорее всего, было совершенно также невозможно. Столик напоминал заднюю часть кресла в авиалайнере, на которую с трудом помещалась пища, «любезно» предоставленная авиаперевозчиком.
- Они были чрезвычайно бедны, эти монахи, - брезгливо произнес Семен, увидя остатки нескольких черепков и фрагменты посуды, - о каких сокровищах здесь может идти речь!
Люди, жившие в таких кельях, уходили из общества на долгие годы и посвящали себя молитве, - парировал Иван.
-Да, для твоих размеров эта комнатушка была как раз, - рассмеялся Семен, - тебе пришлось разделить свое существование в данном месте на двое полусуток: первую половину которых в кельи жили бы твои ноги и таз, а вторую половину проводила голова и туловище.
 - Достаточно четкое замечание, - рассмеялся старик, - эти хоромы не для нашего «Валуева» - в те давние времена рост 170 был у достаточно «высоких» членов общества.
- Смотрите, - прервал интеллектуальный диспут своих коллег Андрей, направив свет от находящейся в его раках свечи на стену возле кельи, - что это может быть?
Вдоль всей стены, сколько позволил просмотреть свет от свечей Андрея, Ивана и Семена располагался большой, желтый, свернутый в спираль потускневший от времени змеиный хвост, возле которого были изображены разбросанные в хаотическом порядке человеческие головы. Плавно дойдя до конца стены, старатели открыли для себя совершенно неожиданную картину: над огромным количеством выраставших из хвоста человеческих голов был занесен меч, рукоять которого находилась в правой руке какого-то монаха; в левой руке монах держал непонятного вида головной убор, так же практически направленный им для покрытия этих маленьких человеческих мозговых отростков; ниже виднелась какая-то надпись…
- Картина действительно умопомрачающая, - немного озадаченным голосом произнес старик, подойдя и пытаясь прочитать настенные надписи, - это реально какая-то достаточно неожиданная развязка.
- Развязка чего? – уточнил Андрей.
- Понимаете, молодые люди. В Евангелии не указана точная дата рождения Иисуса Христа. Не указано даже время года, и судя по тому, что в евангельском повествовании говорится о пастухах, пасущих ночное стадо, можно подумать, что событие это произошло летом.
- Но тогда откуда возникла христианская дата празднования рождества – 25 декабря? – задал вопрос Иван.
Дело в том, что одновременно с распространением в начале нашей эры христианства, происходило в греко-римском мире столь же быстрое распространение последней большой языческой религии – культ солнца. В семидесятых годах III века римский император Аврелиан сделал даже эту религию солнца официальной религией всей Римской империи. Она прославляла солнце как источник жизни и потому – как высшую божественную силу. Как и все язычество, это было обожествлением природы, природных живоносных сил. Главным же праздником религии солнца были дни так называемого зимнего солнцестояния.
- То есть последние дни декабря? – уточнил Андрей.
- Именно, - улыбнулся ВИ, - дни, когда после наибольшего отдаления земли от солнца снова начинается наше приближение к нему, и соответственно – возрастание тепла и света, приближение к весеннему воскресению природы и торжеству жизни над зимним умиранием.
Астрономических законов вращения Земли вокруг солнца, конечно, люди той эпохи еще не знали. Для них эта победа света над тьмой, это воскресение природы было божественным чудом. А в центре чуда – солнце – источник света, источник жизни. Культ солнца и стал последней великой религией приговоренного уже к смерти язычества, а праздник зимнего солнцестояния в декабре – большим языческим праздником.
- Поэтому, Вы хотите сказать, что этот культ был для христиан главным противником и соперником? – добавил Андрей.
- Да, - воскликнул старик, - именно он дал христианству последний бой!
В начале IV века римский император Константин, сам бывший сначала солнцепоклонником, обратился в христианство. Этим кончилась эпоха гонений и христианская церковь получила возможность открыто и беспрепятственно устраивать свою жизнь, строить храмы и главное (!) свободно проповедовать свою веру.
- Я читал, что в момент обращения Константина ы христианство, сами христиане составляли не более 10% всего населения империи, - перебил старика Андрей, - причем принадлежали они к городскому населению. Земледельческий слой был почти не затронут христианством.
- Да, - добавил старик, - возникла необходимость донести этим 90%-м основную идею о Христе как Спасителей.
- То есть обратить их к новой вере, - вмешался, показывая свое понимание происходящего Семен.
- Абсолютно точно, - подтвердил ВИ, - а для этого нужно было победить язычество. Методов было два: первый изображен на рисунке – монах, держащий в руке меч и косящий головы язычников – солнцепоклонников символизирует принудительные меры перевода старых идолопоклонников в веру Христа.
- А что же тогда символизирует этот предмет, который держит монах в левой руке? – добавил Андрей.
- Это клобук – греческая шапка, которой он накрывает все языческие недостатки превосходством христианства как универсальной спасительной истины - символизирует собою терновый венец Иисуса Христа и имеет символическое значение «шлема спасения» и «покрывала послушания».
- Так не значит ли это, что сами христиане наложили на языческие даты праздников свою интерпретацию? – воскликнул Андрей.
- Именно это я и хочу сказать, - улыбнулся старик, - христиане «подогнали» языческие верования и наполнили их новой начинкой – христианским смыслом. В декабре язычники праздновали рождество солнца. Вот именно в этот день христиане и стали праздновать рождество Иисуса Христа, как рождение подлинного, духовного солнца, вхождение в мир подлинного, духовного света.
- Заменили прославление рождения физического солнца Божественны? – попытался снова сумничать Семен.
- Всему тому, что вкладывал человек в свое поклонение солнцу – вере в смысл мира, в его светоносность, в его разумность и божественность – всему этому христианство как бы дало имя Христос. Так возник праздник Рождества Христова, как одновременно и увенчание всех человеческих предчувствий и чаяний, всей неистребимой в человеке жажды смысла и добра, и в то же время – как начало новой религиозной эпохи, Эпохи уже не обожествления природы и ее слепых сил, а поклонение тому, «Кто над природой, хотя и отражен в ней, Кто Сам источник всей жизни, содержание ее и цель» - прочитал со стены товарищ Шмидт, - так изнутри было преодолено язычество.
- То есть преодолено поклонение твари, а не Творцу, - произнес Андрей, - так был освобожден человек от порабощения миру и природе от Христа «света разума».
- Да, - добавил старик, - этот именно христианской шапкой и накрывает монах солнечного змия, переводя рождество для славян в христианский праздник.
- Но зачем рубить головы людей? – ужаснулся Иван, - и кто этот монах вообще?
- Это Добрыня Никитич, он же Никита Кожемяка, - ответил старик, тот, кто уничтожил змия – языческих первосвященников, прятавшихся со своими прихожанами церкви триглава в этой пещере.
- Судя по всему, здесь была устроена глобальная резня, - произнес Семен, еще раз обратив внимание всех на количество аккуратно сложенных черепов и костей.
- Огнем и мечем внедряли веру в умы местных жителей Владимир и его дядя, - ответил, вздохнув, старик.
- Дядя? – удивился Андрей.
- Добрыня был дядей и воеводой Владимира – крестителя Руси, - отреагировал ВИ, - он помогал своему племяннику во всем. Брат матери Владимира, Малуши, - господин-товарищ Добрыня как раз и победил с помощью греческой шапки «змия», освободив от «Горыныча» племянницу князя Владимира Забаву Путятину.
- Так значит, в качестве Змея Горыныча выступали местные язычники? – резюмировал Семен.
- Именно, -утвердительно кивнул головой старик, - вот сейчас мы и находимся в этом месте, - месте где и произошла глобальная резня своих братьев по крови, но уже далеко не братьев и сестер по вере. А племянница князя Владимира, или была в заложницах у язычников, хотя, скорее всего сама была язычницей, и Добрыня просто ее взял и вывел из пещеры по ее согласию или не согласию, выполняя приказ Владимира уничтожить всех неверных и несогласных к переходу в новую веру.
 - Жестко, - подчеркнул Семен, - так значит мы находимся сейчас в языческой церкви?
- Я бы даже назвал храме-склепе-усыпальнице и коллективном кладбище одновременно, - уточнил Андрей. - А монах, келью которого мы нашли, был могильщиком-палачом, складывавшим и разделывающим на части усопших «несогласных». 
Да, не зря это место назвали Церковщиной, - добавил ВИ. – Над этой пещерой была со временем воздвигнута Кирилловская церковь в XII веке, первой его половине в честь одного из славянских просветителей – святого Кирилла. Начал строительство этой церкви черниговский князь – Всеволод Ольгович, а после его смерти закончила его жена – Мария Мстиславовна. Именно с этого места в 1139-м году Всеволод Ольгович руководил штурмом Киева в ходе междоусобной борьбы за киевский престол. И одержал победу. Для представителей его семьи эта церковь стала и усыпальницей.
- Я читал что в 1194-м году в церкви погребен был князь Святослав герой поэмы «Слово о полку Игоревом», - перебил старика Андрей.
- Да, но только все эти «хлопцы» похоронены сверху, над этой пещерой, - парировал ВИ, - да интересно, что сказали бы данные князья рода Владимирова, узнав в каком месте они будут погребены – над плацом казненных предков и рядом с сумасшедшим домом – Павловской больницей.
- Каждое время имеет свои недостатки и достойные моменты: но благодаря некоторым негативным действиям в целом в стране наступил позитивный момент формирования единой веры в славянских землях и единого духа одной территории, - произнес Иван.
Все присутствующие: старик, Андрей и Семен посмотрели на Ивана, выразившего за долгие дни совместного общения такую философскую тираду.
- Что Вы на меня так смотрите, смутился богатырь современной киевской жизни, - я это выучил, читая книги Валентина Ивановича. Могу же я не только быть полезным в пробивании стен?
- Так значит мы на правильном пути? – рассматривая пояс своего деда произнес Андрей.
- Да, но нам надо идти вперед, ответил старик.
- Согласно направлений лабиринта Киевского, - улыбнулся Семен, - я уже чувствую запах денег.
- Точнее запах сокровищ Киевских, - уточнил Иван.
- А какая разница, - парировал Семен.
- Большая, большая разница, - вмешался в разговор Андрей, - нам пора.
И четверо «отчаянных парней» выдвинулись в путь, нанеся на поясе лабиринта отметку о прохождении его первой части…
Некто спроси:
- За зло нужно платить
добром, а чем же
тогда платить за добро?
За зло надо платить
справедливостью –
а за добро – добром!