Сон

Сон. На удивление стройный по драматургии. Очень подробный. Приснился утром между 8.30 и 8.35. Пять минут. Казалось, несколько часов.

Сон.
Снимаем кино. В Ленинграде, но мы, съемочная группа, - из Москвы. Кино почему-то стоит, и нам попутно поручено снять рекламу. Про что – непонятно. Зато известная актриса привела Аллу Пугачеву, мы ее ждем у подъезда.
Солнце, асфальт, трамвайные пути.
Трамвай пытается подцепить к себе другой трамвай, здесь кольцо, запасной какой-то путь, заброшенный. На ржавых рельсах продольные углубления, чтобы реборды колес могли не цепляться за рельсы. Вагоновожатая, комсомолка из Булгакова, оглядываясь, сдает задним ходом трамвай, чтобы подцепить стоящий, который, наверное, поломался. Но для этого ему приходится сойти с рельсов прямо на асфальт - сантиметров на десять – чтобы сцепное устройство попало точно, там мужик ко мне спиной помогает железяки соединить.
Но я спешу, меня ждет съемочная группа и известная актриса, вот фамилию забыл.
Солнце, асфальт…
А Пугачева всё не идет, и все трепещут в ожидании.
А я не въезжаю в сюжет рекламного ролика – не сообщили, оператор матерится на осветителей (типа тутошные не такие как наши), а сам он -  себе на уме, я пытаюсь ему объяснить задачу, фантазирую на ходу, но надо встречать Пугачеву.
Выжжено-рыжее пространство такое, сухо, асфальт, в группе ругаются между собой.
Подхожу к подъезду, откуда должна выйти Алла, остальные ждут. И очень ее боятся почему-то.
Она выходит. Оказалась – молоденькая, субтильная. Я придумал мизансцену на асфальте, ей расстилают какой-то полог, на котором она должна сидеть, но она не то чтобы отказывается, но уводит меня прочь.
Мы с ней перебегаем дорогу перед трамваем, поскальзываемся на ледяном сугробе, ну, торосе таком (а было лето вообще-то), бежим дальше, я приобнимаю ее за плечо. Она на удивление худенькая, субтильная такая, прижимается головой к моему плечу, и я успеваю об этом подумать.
Съемочная группа соорудила несколько рядов стульев, и на них уже сидит массовка – зрители.
У нас с операторской группой и осветителями все время что-то не срастается, я дергаю оператора Сережу из прошлого, спрашиваю: «Колись, чего ты придумал», в общем, сплошной бардак.
Мы с Аллой подходим к этим, на стульях.
Она не капризничает, вполне дружелюбна, я что-то пытаюсь врать ей про то, где ей надо сесть или встать, попутно думаю об авторских правах, и что от рекламы этой сколько-то времени будут щелкать монетки.
Но мне не все понятно, и я выхожу на улицу, один.
Перехожу трамвайные пути.  Там взгорок между домами, и стоит белый собор с куполами и деревянной колокольней, рядом сопка вровень с собором. Я перехожу взгорок и вхожу в дверь и оказываюсь сразу на этой колокольне.
Это я потом подумал, что она – колокольня. На деле – просто высокая старого серого дерева башня, типа пожарной, наверху площадка из досок, перильца, всё очень непрочное, хлипкое, старинное, источенное дождями, но тыщу раз высохшее.
Неподалеку вижу купола храма, на моей высоте, но они как бы через двор, не знаю, что там внизу…
Я гляжу вниз и сразу сажусь на корточки от ужаса.
Невероятная высота, и площадка подо мной качается, она оказалась этаким балкончиком с низкими перильцами тоненькими.
То есть, я не совсем на башне, а чуть сбоку, но балкончик пружинит подо мной, готовый обрушиться. На расстоянии вытянутой руки – площадка крепкая на «колокольне», но я не могу до нее дотянуться.
И вдруг появляется девочка. Лет десяти или меньше. Белобрысеньккая такая, светлая совсем.
На башне.
Говорю ей, стараясь быть спокойным:
 - Позови, может, кого-нибудь, ага?

И проснулся
Про Пугачеву так и не не вспомнил