Заблудшие овцы и заблудшие пастыри

        Пастор (лат. pastor «пастух») или «пастырь» — библейский термин,
        указывающий на обязанность пастыря заботиться о церкви, то есть пастве
       (аллегорически «стадо овец»). В лютеранских общинах пасторами называют
        людей, призванных для публичной проповеди и совершения таинств.
                (Википедия)

        Meine Muse fuehlt die Schaeferstunde...
        Моя муза чувствует пастуший час...
                (Фридрих Шиллер. Восхищение Лаурой)

        Обними меня, мой хороший,
        бесприютные мы с тобой.
                (Вероника Тушнова)


Ноль овец, одна овца...
Чередою без конца
Проплывают перед взором
Белооблачным узором.

Как же, наконец, заснуть? Считать овец? Попробуем. Начинаем считать с нуля, как положено в программировании. Ноль овец, одна овца, две овцы... двенадцать овец...  Или по-немецки: dreizehn Schafe, vierzehn Schafe...

Елена живет в Берлине, переселилась в Германию как переселенка - по-немецки аусзидлерин (переселенец - аусзидлер, переселенка - аусзидлерин), это название этнических немцев, эмигрировавших в Германию из бывших советских республик, из Польши, из Чехии... Нет, не нужно перечислять страны, нужно считать овец! Пятнадцать овец... И с ними овчарка...

Елена вспоминает, что немцы, родившиеся в Германии, ехидничают про аусзидлеров, что у  тех в семье была немецкая овчарка - вот и все их немецкие корни. Первые годы в Германии Елена злилась молча, когда слышала эту так называемую шутку. А в последние годы стала спрашивать шутников:

- А как бы тебе понравилось, если бы твоих бабушек и дедушек называли немецкими овчарками?

Как правило, рассказчик смущался и оправдывался, что не он автор шутки и что он вовсе не имел в виду бабушек и дедушек.

 Ой, ну при чем тут овчарка? Ведь считать нужно овец, не овчарок! А с другой стороны, столько овец, как же без овчарки и без пастуха? Елена представляет себе пасущихся овечек и пастушку с пастушком, похожих на фарфоровые фигурки. Картинка, возникшая перед ее мысленным взором, называется пасторалью. Как раз то, что нужно, чтобы заснуть!

Елена вспоминает, что такой идиллический тет-а-тет по-немецки называется пастушьим часом (Schaeferstunde: Schaefer - пастух овец, чабан; Stunde - час). Или же пастуший час означает свидание не обязательно идиллическое, но обязательно интимное и эротическое.

Елена вспоминает доклад ученой феминистки, в котором не гипотеза высказывалась, а утверждение о том, как возникло выражение "пастуший час". Елена слушала доклад в свободолюбивой коммуне - нет, в свободнолюбовной коммуне.

Сразу после объединения Германии коммуна хиппи из Западной Германии купила очень дешево профсоюзный дом отдыха в земле Бранденбург (той, что окружает Западный Берлин) вместе с полями рядом с ним и основала компанию с ограниченной ответственностью. Теперь коммуна называлась образовательным центром. Коммунары устраивали курсы и семинары, например, по ненасильственной коммуникации, занимались экологичным сельским хозяйством, но главной темой была свободная любовь.

Елена в поисках своего места в обществе пошла по линии наименьшего сопротивления и проводила в коммуне времени столько, сколько позволяла работа и на сколько хватало денег. Работа позволяла проводить в коммуне три с половиной дня в неделю, а проживание в ней и курсы стоили недешево.

Доклад был о свободной любви в Древнем Китае. Докладчица рассказывала, что женщины в нем были свободны выбирать не только занятие по душе (докладчица сказала: "Выбирать, хочет ли она быть, например, шаманкой или ремесленницей"), но и сексуального партнера. Мужчины приходили из соседней деревни. Мужчины же, живущие в этой деревне, отправлялись в деревню соседнюю. Женщины жили в общем доме в отдельных комнатах, и если к женщине ночью приходил мужчина, он оставлял перед дверью свою обувь, чтобы им не мешали. Докладчица рассказывала об этом, захлебываясь слюной.

Когда же женщина шла на базар продавать фрукты или изделия своего промысла. то на обратном пути она могла встретить пастуха со стадом овец и провести с ним часок-другой. Отсюда и выражение "пастуший час". О том, какими путями выражение пришло из Древнего Китая в современный немецкий язык, вопрос не ставился.

В тот раз Елена взяла с собой в коммуну спальный мешок - его отдал ей Уве из берлинского "Кружка друзей" коммуны.

"Кружок друзей" собирался в Берлине раз в неделю. В коммуне отношения между людьми были сердечными и товарищескими, или же они казались такими Елене, потому что она платила, а "покупатель всегда прав". В "Кружке друзей", напротив, царила жесткая конкуренция за место в иерархии. Уве был омегой. Ниже его в иерархии "Кружка друзей" был только Антон.

Антон и Уве оба были математиками. Уве был из Бремена, а Антон был иностранцем - из Австрии. Антон покинул Австрию навсегда, познакомившись в Германии с идеей свободной любви и полагая, что в Австрии он не встретит привержениц этой идеи. В "Кружке друзей" Антон раздражал и женщин, и мужчин тем, что сочинял эротические истории, в которых мазохиста Антона принуждали к сексу ведьмы и другие агрессивные и падкие на Антона создания женского пола. Антон своей омеговости не замечал, а Уве омеговость мешала, и он сердился на Антона за то, что в "Кружке друзей" отношение к ним было одинаковым. "Друзья" воспринимали и Уве, и Антона как похожих друг на друга, и Уве всячески показывал, что он не такой, как Антон, и что он не любит Антона, а Антон и этого не замечал.

Вата в спальном мешке оказалась сбившейся комками, и спать в таком мешке было холодно. Промерзнув в спальном мешке в большой палатке, Елена побрела к дому, в котором находился так называемый университет. На чердаке "университета" на матрасах спали "студенты". Днем в этом помещении проводились занятия.

На чердаке Елене было не теплее, чем в палатке. На одном из матрасов она увидела мирно спящего Антона и вспомнила, что Антон привез с собой из Берлина толстое пуховое одеяло. Осторожно, чтобы не напугать его ледяным холодом, разбудила Антона и пролезла к нему под одеяло, где ее окутало тепло. Одеяло было как нагретое облако, и Елена заснула с чувством счастья.

Утром Антон радостно сообщил Елене, что ее приход ночью напомнил ему о сочиненной им истории про ведьму, которая "тоже" пришла к Антону в постель. Елене стало смешно, потому что, в отличие от похотливой ведьмы, она от Антона ничего, кроме тепла, не хотела.

После этого, чтобы не искушать Антона, Елена стала ночевать в так называемом Доме любви. В нем в отдельных комнатах стояли кровати для парочек, желающих заняться любовью. Двери в комнаты не запирались. И если комнату занимали, то выставляли перед дверью обувь, как в Древнем Китае. Елена выбрала комнату с большой квадратной кроватью и оставляла перед дверью свои кроссовки.

Среди посетителей коммуны была одна "пасторин" - женщина-пастор. С безупречной фигурой и с холодным выражением длинного лица. Она сообщила, что периодически посещает коммуну, чтобы оторваться в ней сексуально. Рассказала, что практикует садо-мазо с коллегой-пастором из другого городка. Похвасталась, что когда недавно венчала пару, то люди в толпе говорили, что "пасторин" красивее невесты.

Елена сердится на  "пасторин", но вспоминает знакомого пастора-мужчину, который еще тщеславнее, чем знакомая  "пасторин". Теперь Елена сердится на них обоих: где их пастырское смирение и забота о пастве?

Нет, считая овец, невозможно заснуть!

Елена встала и села за компьютер. Решила провести, по Шиллеру, пастуший час с Музой.