Ч. 1. Секрет винодела. 03

       Схватившись, на всякий случай, за эфес шпаги, Анри так и стоял с открытым ртом, пока к нему не подбежал хозяйский сын.

       – Добрый вечер, месье Анри! Что желаете? – Жером пытался подтянуться и казаться взрослее и серьёзнее, но в его карих, почти янтарных глазах, в беспорядке метались искорки, а круглое лицо, усыпанное веснушками, готово было засмеяться в любой момент.

       – Привет, Жером! – Улыбнулся Анри. – Я хотел бы поговорить с твоим отцом. Он здесь?

       – Сию минуту, месье! – Жером подмигнул, развернулся и забавно поскакал на кухню.

       Через минуту показалась долговязая фигура Готье в белом фартуке и колпаке. Он шёл навстречу другу и улыбаясь вытирал руки о фартук.

       – В Петухе сегодня аншлаг? – Пожав Готье руку, спросил Анри.

       – Да! Второй час носимся от кухни до столов и обратно, все в поту и пару. Ты что-то хотел?

       – Поговорить с тобой хотел, и посидеть здесь, домой не хочется идти. Но я вижу, тебе недосуг, да и мест нет.

       Готье знал, что Анри в затруднительном положении и видел, как ему плохо. Они дружили уже пятнадцать лет и не раз помогали друг другу.

       – Подожди. Думаю, через час освобожусь, и мы сможем поговорить. А сейчас... – Он окинул зал цепким взглядом. – Посмотри, вон там, у камина за большим столом сидит! Это – русский купец. Снял у меня комнаты на всю свою команду на три дня. Я думаю, он не будет возражать, если ты подсядешь к нему.

       В правом дальнем углу у камина сидел крупный темноволосый мужчина с курчавой бородой, в синей атласной рубахе и коричневом кафтане. Он размеренно и с явным удовольствием вкушал блюда Бонне.

       – Добрый негоциант, не жулик какой-нибудь, и умный, по-французски лучше нас с тобой говорит. Может, и пообщаешься с ним, хуже не будет. Пойдем!

       Хозяин таверны склонился над купцом, просил простить и разрешить своему лучшему другу разместиться за одним столом. Купец в секунду оценил Анри и кивнул ему, приглашая занять место напротив. Обрадованный Готье похлопал друга по плечу и спросил, что принести. Анри со вздохом уселся за стол.

       – Водки виноградной и порцию говядины, с утра ничего не ел.

       Купец продолжил трапезу, а когда Анри принесли его заказ, налил себе из кувшина вина.

       – Давай знакомиться, друже! – И тут же перешёл на французский. – Месье Готье сказал, Анри Дюпон тебя зовут? А меня зови Матвей Тимофеич. Александров я, из Вологды, с Севера Руси нашей матушки. – Купец поднял свой стакан в знак приветствия и выпил.

       Анри сделал лишь глоток, покраснел и молча поставил стакан на стол.

       – Э, как тебя! Да что стряслось-то? В любви вряд ли помогу, а если с делами что не так, могу и совет дать. Купец я русский! И секреты держать умею и слово своё. – При этом Матвей Тимофеевич посмотрел бургундцу прямо в глаза.

       Анри морщась выпил ещё, глянул на купца и как под гипнозом поведал совершенно незнакомому человеку всю свою историю, начиная с проклятия старухи, умершей под копытом коня его дяди и закончив смертью родителей, частичной гибелью виноградника и неурожаем последних лет.

       – Да, жаль твоих родителей. Видать добрые люди были! Тем более, должен возродить свой виноградник, чтоб не позорить их, и дедов своих.

       – Как же мне его возродить? Скоро запасы отцовы кончатся, и придётся продавать всю усадьбу. Налоги с каждым годом растут, а виноград опять не вызреет. Вино делать не из чего, через пару лет патент продлевать, а что я им предоставлю? Один уксус?

       – Не горюй, что-нибудь придумаем. Не из таких передряг приходилось выплывать.

       За соседними столами раздался громкий раскатистый хохот, остальные посетители аж жевать перестали. Матвей Тимофеевич стукнул кулаком по столу и развернулся.

       – А ну тихо там! Дайте людям культурно отдохнуть! Чай, не у себя в Архангельске!

       – Прости, Матвей Тимофеич, мы ж по-доброму! – Ответил самый старший, высокий русоволосый мужчина с рыжей бородой. Он цыкнул на свою команду, и человек двенадцать усмехнулись в усы и уткнулись в свои тарелки.

       – Ладно, Кондрат Еремеич, только не распугайте мне местное население, нам тут жить ещё, и дело делать. – Весь этот диалог был на русском, и Анри ничего не понял.

       – Это тоже купцы?

       – Нет, это матросы из Архангельска. А Кондрат – лучший кормщик на Беломорье.

       – У Вас свой корабль?!

       – Нет, сынок. Я из Вологодской губернии. Далеко, конечно, до Архангельска – семьсот двадцать вёрст, а по Вашему – около ста сорока тысяч першей*, но безопаснее, чем через всю Европу. Третий год там арендую корабль, а мой друг вторым кораблем идёт, вместе северным морским путём до Амстердама, потом в Гавр. Всякое на море случается, но команда большая у них, опытная. Это лишь часть – самые надёжные. На море – царь и бог капитан и кормщик, а здесь я. Отдельно им плачу за помощь. На суше тоже свои люди нужны.

       Распродали все меха сибирские, холсты суздальские, в Амстердаме – сало симбирское, в Париже наше Вологодское кружево и серебряные с чернью коробочки. Французы душистые шарики в них продают. А я их духи в Вологду привожу на забаву. Спрос небольшой, у нас баню любят. Мыло сами варим, и травы у нас душистые, масла и настойки разные. В Мадриде ткани роскошные скупили, в Италии – сапоги, перчатки кожаные, В Нормандии о сырах договорились, из Эперне – Шампанское на обратном пути заберем. Да много чего ещё, хитро улыбнулся Матвей Тимофеевич.

       – Так значит, у Вас всё в порядке? Вы успешный торговец, здоровьем, как мне кажется, Вас Господь не обидел...

       – Налей-ка пока, а я тебе расскажу! – Анри разлил по стаканам виноградной водки и уставился на внезапно, словно посеревшего Матвея Тимофеевича.

       – Есть у меня три дочери. Старшая – Лукерья, высокая, статная, волос – словно крыло ворона, рот – мака лепесток, и умна чрезмерно. Средняя – Марфа, кровь с молоком, пшеничная коса толщиной с мою руку, а когда калитки* с мясом печёт, пол Вологды сбегается. Младшенькая – Варвара, Варенька. Вся в мать-покойницу. Мила, стройна, волосы, словно золота волна, глаза – неба лазурь. К тому же добра и рукодельница, каких свет не видывал. Лучшая мастерица наших вологодских кружев. Народ даже песнь сочинил:

       «Варенька – Метелица кружево плетёт,
       иней наш не тает, а душа поёт».

       Матвей Тимофеевич спохватился и перевёл Анри эти строки на французский. Затем как фокусник достал из внутреннего кармана кафтана кружевной носовой платок, раскрыл его, и Анри увидел заснеженный лес, в центре – бревенчатый дом с печной трубой, а на елях птицы. Словно морозный узор на стекле, только прикоснись – и всё растает.

       Воображение Анри разыгралось, и возникла сказочная северная принцесса с голубыми глазами. Она лишь распахнула руки, и сразу появились белоснежные узоры невиданной красоты. Дижонец захотел окликнуть её и уже открыл рот.

       – Сватались к моим дочерям многие. – Вернул его в реальность Матвей Тимофеевич. - Наконец, этой весной помолвки состоялись и осенью предстоят нам свадебные хлопоты. 

       – А...

       – Лукерью и Марфу замуж выдаю, – словно догадавшись о вопросе, поведал Матвей Тимофеевич. – Приданое давно уж готово. Товар свой продал и подарки старшим купил. Для Лукерьи – из Мадрида везу платья испанские, золотом расшитые, а из Парижа – ароматы душистые и безделицы разные для Марфы Матвевны.

       Тут купец глухо звякнул глиняным стаканом о стакан Анри и выпил залпом всю водку. Молодой человек последовал примеру Матвея Тимофеевича, а поскольку пил обычно только вино, закашлялся, покраснел и, как рыба на берегу, стал хватать ртом воздух.
 
       Матвей Тимофеевич протянул ему ароматную сырную булку:

       – Вдохни сначала, а потом закусывай. Эх, нет у вас нашего ржаного, и огурцов не солите. На вот, тебе ещё помидор! Закусывай! – Убедившись, что с Анри всё в порядке, купец продолжил:

       – Варенька попросила птицу невиданную, говорит, приснилась она ей перед самым моим отъездом. Та птица не летает, а желания исполняет. Дело в том, что у дочки моей любимой после смерти матушки ноженьки отнялись. Ей всего шестнадцать, а она пять лет уж как не ходит. А раньше ни часа дома не сидела, всё бегала по лесам и полям, танцевала, весёлые песни пела. Вот скажи, где мне такую птицу достать? И я тебе помогу! – Спросил он скорее от безысходности, чем в надежде получить ответ. – Всю Европу объездил, домой пора возвращаться, а подарка для младшей дочери так и не нашёл.

       У Анри как-то странно загорелись глаза, он схватил за рукав проходившего мимо Готье, и торжественно произнёс:

       – Лучшую бутылку вина из дома Дюпонов, серебряные бокалы, сыры и фрукты!

       Трактирщик удивился, но виду не подал, а отправился выполнять заказ.

       – Ты, сынок, что разошёлся-то? - Матвей Тимофеевич решил, что Анри уже пьян. Но для истинного дижонца только поначалу вторая чарка виноградной водки шоковая терапия, а потом, как говорят на Руси, всё устаканилось. Анри улыбнулся и заговорщически прошептал:

       – Я знаю, что это за птица и как Вам помочь! Вы ведь сегодня только приехали и не успели обойти город, не слышали наших легенд, и в церковь не заходили?

       – Нет. Зашёл лишь в пару трактиров, там не понравилось. Места мало и грязно. А мимо здешнего петуха и вкусных ароматов пройти мои ребята не смогли, с утра ничего не ели. Да и Готье Ваш оказался добрым малым, и комнаты уютные. Разместился со своими матросами и послал письмо управляющему, где нас найти, за столы сели, и ты тут как тут.

       – Ещё будет время, – снисходительно продолжил Анри и покрутил свой ус, как делал это его дед перед дегустацией новой партии вина.

       В этот момент Готье Бонне поставил на стол блюдо с сырами, серебряные бокалы, показал Дюпону младшему бутылку вина и ловко откупорил её. Разлив вино, он подмигнул купцу, и удалился. По правде сказать, до дедовских усов щетинка Анри не доросла ещё, но он почувствовал себя вдруг старше и мудрее, приветственно поднял бокал и заговорил, с поучительной дедовской интонацией.

       – Много в нашем городе интересного, и славится он не только зелёными виноградниками и превосходным вином. Выпьем же его за здоровье Вашей дочери!

       Они чокнулись и осушили бокалы. Матвей Тимофеевич облизнулся, причмокнул, покрутил бутылку и с удивлением взглянул на преобразившегося молодого дижонца.

       – Есть у нас и богатые торговые улицы, и Дворец Бургундских герцогов, Соборы разные и статуя Черной Мадонны, исполняющая желания. И символов у Дижона много: Золотое руно и Андреевский крест, но главный – это птица, сова на северном фасаде Нотр-Дама. К ней все приходят со своими сокровенными желаниями и просьбами. Как она там появилась, никто точно не помнит, давно это было, лет двести-триста назад. Поговаривают, что жила такая птица у одного скульптора и помогала ему во всём. Он её любил, жены у него не было, а когда сова умерла, изваял похожую на фасаде Собора. Лет сто пятьдесят назад спасла эта птица наш город от кровопролитной войны и разрушений. Вот тогда–то и потянулись к ней паломники. Целый ритуал придумали: нужно прикоснуться к сове левой рукой, загадать желание и обойти Собор так, чтобы птица оставалась с правой стороны. А чтобы она никому не раскрыла тайн просящих – сделал её скульптор без глаз и рта.

       – Постой, ты думаешь, я могу унести эту птицу с собой? – И по-русски добавил. – Видит око, да зуб неймёт!

       – Нет, конечно! Я бы Вам и не позволил. – Самоуверенно заявил Анри. Матвей Тимофеевич лишь усмехнулся. – Так, что тогда ты предлагаешь?


       * 1 перш = 18 футам = 216 дюймам ~ 5.5 метров.

       * калитки – небольшие открытые пирожки с различной начинкой.

       Иллюстрация: Картина "Три сестры" замечательного французского художника Эмиля Вернона.

       "Секрет винодела". Глава 4. http://proza.ru/2019/11/10/1079