Когда конец может стать началом...

Стылое позднеосеннее питерское утро было созвучно холодной пустоте внутри. Тая поежилась. Нет ни желаний, ни эмоций. Все выжжено. Пустыня. Два года счастья и три скандалов. Вот такая арифметика любви.

Слезы кончились, терпение тоже. Она ушла. В руках только пластиковый красный пакет с самым необходимым. Машинально собрала. Зачем? Идти-то некуда. Муж не давал иметь подруг, учиться и работать. Сначала нравилось, ведь он всегда был рядом, а потом вдруг стало остро не хватать стороннего общения. Хоть выходи на улицу и приставай к прохожим. Теперь ей некому помочь.

Ноги сами привели на набережную. Темная вода ласково трогала гранит, зовя Таю и пугая. Казалось бы легко: шаг и все. Медленно, словно ожидая, что вот сейчас судьба вмешается, спустилась. Встала на самом краю. Нет больше сил. И мамы нет, чтобы обнять, пожалеть, объяснить, дать совет.

Чуть качнуться и уплыть в бесконечность...

Выброшенный телефон тихо булькнул. Темная холодная водяная мощь смотрела на Таю выжидательно, медленной рябью приглашая к себе. Почему-то отвратительно пахнуло тиной. Тая отшатнулась, поскользнувшись. Нет! Но вода не сдавалась, гипнотически перебирала ступени ниже, пытаясь подобраться к ее ногам. Тая отчетливо представила себе, как эта мрачная сила закрутит ее тело, вопьется болью и утащит на дно. Она изо всех сил сопротивлялась.

Шаг назад, еще. Упала на твердый гранит, сжалась в комочек. Пакет улетел в сторону и раскрылся. Все, что в нем было, сбилось в небольшую кучку. Поползла собрать вещи. Пакет безнадежно порван. Что смогла, рассовала по карманам. Опираясь о стену, встала. Ноги разъезжались. Влага, тронутая ночным морозцем, ледяным катком покрыла каменную поверхность.

Держась подальше от края, попыталась подняться по ступеням, но они безжалостно гнали ее снова вниз. Туда, к холоду и мраку, к ждущему ее мороку воды. Встала на колени, цепляясь из всех сил, ломая ногти, ползла и скользила. Как я могла? Мне бы только выбраться. Я хочу жить!

Равнодушные ступени холодно подставляли свои скользкие грани, норовя столкнуть обратно. Разорванный пакет валялся растерзанным красным пятном, напоминанием: смотри, что с тобой будет, если сдашься. Нет, только вверх! Тая дула на ледяную корочку, грела ее ладонями, потом медленно опиралась на оттаявшие проплешины и тянула тело. Одна ступень, вторая, еще немного, она не смотрела вверх. Считала только пройденные, иначе духу не хватит. Не сдаваться, ползти, упорно, вверх, к свету. Фонари сочувственно протягивали ей лучи.

Не думать, что дальше, только выжить, вот здесь, сейчас, в этой ледяной западне, куда она сама себя втянула. Не жалеть! Я справлюсь, я смогу!

Сверху тень — чья-то рука.
— Держитесь! Еще немного и я смогу помочь.

Как же вовремя! Подуть на ладошку, приложить к камню, опереться, нагреть, растопить, еще рядом, потом вторую, потом уже коленками встать, перевести дух и снова. Казалось, она отдавала граниту все свое тепло.

Сильные руки схватили за шкирку и вытянули Таю через две последние ступеньки.
— Зачем? — незнакомый мужской голос повторил ее же вопрос.

Она пожала плечами. Бил нервный озноб, а ладони и коленки горели. Спаситель достал фляжку и заставил выпить. Горло обожгло, приятное тепло волной расходилось по телу.

— Вам надо домой в горячую ванну.
Она молча кивала, не рассказывать же незакомцу... Зачем ему знать обо мне?

— У Вас есть телефон? Кому набрать?

Из-под мохнатой шапки видны были только тревожные глаза. «Если бы я знала, кому», — спокойно подумала Тая. Главное, выбралась, все остальное потом. Но спаситель не отпускал. Он теребил ее, заставлял шагать на месте. «Надо что-то сказать, и пусть уходит. Нет! Что я буду делать тут одна?» Еще глоток.

На мосту впереди появилась знакомая фигура.
— Тая, вот ты где! — крик летел впереди мужа.

Петр несся, высоко подкидывая колени. Никогда не замечала, как смешно он скачет. Тае на мгновение показалось, что вот сейчас он подойдет, обнимет, как раньше, и... Она простит. И то, что он во всем повелевает и что часто орет о ее полной никчемности, что заставляет плакать и не ценить ни себя, ни подаренную мамой жизнь...

Сильная пощечина прервала мысль. Тая сжалась. Никогда никто ее не бил. Это унизительно и больно.

— Как ты могла? Я нервничал, а ты с другим! И ведь подозревал! А ну домой!
Щека горела финальной точкой, но теперь она хотела жить. Из-за такой мелкой мрази мир не кончается. Тая выпрямилась. От выражения холодного презрения в ее глазах Петр на минуту затих.

Широкая спина спасителя заслонила собой Таю.
— Что, чувачок, ты слабых только бьешь?
— Она — моя жена, имею право! А ты-то кто?

Петр без шапки в тонком пижонском пальто, предназначенном для коротких перебежек из машины в офисное или ресторанное тепло, уже пунцовел местами от мороза: нос, уши и щеки сквозь рыжеватую щетину. Он снова попытался достать Таю. Спаситель был проворнее, перехватил руку и сильно толкнул.

— Защитничка себе нашла? — неловко вставая и отряхиваясь, бормотал ее теперь уже бывший муж, — Ну ничего, ничего, дома разберемся.

— Макнуть его? — спросил спаситель, обернувшись.

Петр замер в полупоклоне, а Тая рассмеялась. Не истерически, он действительно был смешон, робко глядя снизу вверх на незнакомца, как напыщенный воробей.

— Оставьте! Так смешнее. Петечка, мы поменялись местами!
— Живи, как знаешь, — не оборачиваясь, бросил муж и побрел обратно к мосту.

Тая повернулась к выручившему ее мужчине:
— Спасибо Вам! — и протянула ледяную ладошку.

Тот словно боялся отойти, вдруг эта взбалмошная девица снова бросится в канал.
— Куда Вы теперь?
— Не знаю, — легкомысленно ответила Тая, ей вдруг стало так легко, — если сможете довезти меня до вокзала, переночую там. Идти мне некуда, а утром я решу.

Незнакомец кивнул, подхватил ее под руку для устойчивости, и уверенно повел к домам. А там был чай и ванна, горячей пеной принявшая натруженное тело, стирая раны и синяки и вселяя надежду.

Только через несколько лет, празднуя очередную годовщину своего спасения, Тая услышала от второго мужа:
— Как хорошо, что я увидел тебя в окно...
— Как хорошо, что я вовремя остановилась, Серёжа.