Вневизм в эпоху апокалипсиса постмодерна

Поэма Данте Алигьери «Божественная комедия» перевернула представление о времени, не только завершив линейное время, но и подав нам его как нечто свершившееся. С этой точки зрения сегодняшний юбилей революции, или двух революций - это ретроспектива апокалипсиса из книги Нового завета «Откровение Иоанна Богослова», приотворяющего новое время и новое небо. Ожидание второго пришествия связано с технологическим ускорением, когда новейшие средства аудио и видео готовы запечатлеть долгожданный миг возвращения Спасителя, который придет неузнанным. Сегодня апокалипсическое настроение является сильно действующим симулякром. Дело не только в бесчисленных предсказаниях ближайшего конца света (именно эти материалы выходят у журналистов, как ни странно, наиболее яркими и живыми). Еще недавно, например, заявление о том, что Святой престол готов обращать в свою веру инопланетян, могло бы показаться сенсационным 1. Сегодня оккультный мистицизм тесно переплетается с рекламой товаров потребления. Примеров карнавального уподобления апокалиптическим мотивам можно привести немало, их пародийная сторона часто воспринимается всерьез. Сама реальность ухода из жизни конкретного человека ставится под вопрос, потому что он продолжает существовать в виртуальном пространстве. Как писал Жан Бодрийяр, это связано с эпохой всемирного равнодушия: «Нигилизм прозрачности больше ни эстетичен, ни политичен, он не обращается больше ни к уничтожению видимостей, ни к истреблению смысла, дабы заимствовать закат или последние нюансы апокалипсиса. Апокалипсиса больше нет (только алеаторный терроризм пытается еще его отражать, но вот только он больше не политический и обладает лишь одним способом появления, который одновременно является способом исчезновения: медиа – однако медиа это не сцена, на которой что-либо разыгрывается – это лента, полоса, перфокарта, и мы не являемся больше даже зрителями всего этого: реципиентами). Конец апокалипсиса, вместо него сегодня – прецессия нейтрального, форм нейтрального и безразличия.
Возможен ли романтизм, эстетика нейтрального? Я так не думаю – все, что осталось, это ослепление пустынными и безразличными формами, операцией самой системы, нас аннулирующей. Однако ослепление (в противоположность соблазну, который был связан с видимостью, и диалектическому разуму, который был связан со смыслом) ; это нигилистская страсть в высшей степени, это страсть, свойственная модусу исчезновения. Мы ослеплены всеми формами исчезновения, нашего исчезновения. Я нигилист» 2.  «Я над всем, что сделано, ставлю nihil», – произносил еще Маяковский в поэме «Облако в штанах» вослед за Базаровым.
Литературно-философское направление вневизм возникло десять лет назад в диалоге с идеями русского Серебряного века, и сегодня подошло как раз к столетию того рубежа, когда русскому символизму и акмеизму, и его провозвестникам, суждено было исчезнуть. Апокалипсическая тема была предвосхищена даже не Блоком, не Бальмонтом и не Белым, а литераторами Золотого века и прежде всего Пушкиным, написавшим в «Пире во время чумы»:
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья ;
Бессмертья, может быть, залог!
Происходят генетические изменения вещного мира, связанные с геномодификацией человека и созданием «новой», экономичной вещи, которая запрограммирована на смерть, что тоже является тенью апокалипсиса. В искусстве происходит активное разрушение мысли и образа ради уничтожения иерархии целостного мира, что ведет к производству ущербных произведений. Наиболее наглядно это проявляется в живописи.
Задача противостояния постмодернизму и постмодерну, заявленная десятилетие назад в манифесте вневизма, могла показаться абсурдной, ибо мы все пребываем в мире постмодерна, журналистика которого являет его идеалы материалистической доктрины: это гаджеты, реклама потребления, жестокость и имитация жестокости, видимость полярности политических течений, смешение высоких и низких понятий, отсутствие катарсиса. Вневизм при всей вневременности взгляда извне укоренен в сегодняшнем дне, ибо этот взгляд устремлен в наше время, и благодаря этому рождается новое измерение. Так, Владимир Набоков в романе «Дар» предвосхитил «освобождение духа из глазниц плоти и превращение наше в одно свободное сплошное око, зараз видящее все стороны света, или, иначе говоря, сверхчувственное прозрение мира при нашем внутреннем участии» 3.
Течение вневизма, позиционирующее взгляд из вневременности, в то же время устремлено в настоящий миг, обращаясь к теологии и философии. Могут ли слова вневизма быть необманны в этом всеобщем концепте, пронизывающем плоть и дух? Отчего постмодернизм избегает доктрину реинкарнации? Возможно потому, что в ней больше личной ответственности. В манифесте вневизма говорится: «Вневизм ; на излете сквозящей материи, готовый перенести память о ней в инобытие, сохранив все оттенки и тончайшие переливы и пульсации вещества. Его лирический – метафизический – герой на грани пересотворения человека в пророка или иное начало, не объясненное земными словами, но которое можно постигнуть лишь с помощью подлинно поэтической либо ангельской речи. Едва ли это возможно в материи, но является единственно возможным путем для обретения слова. Как уголь, пылающий огнем, дарующий и творящий новую речь, доступную немногим. Энергия трудного преодоления переходит в энергию новотворения и новотворчества» 4.  Поэтому рождаются такие слова как апокалипт (древо апокалипсиса), апокалиптометр (измеритель апокалипсиса), апокалитка (врата в апокалипсис), апоколение (поколение апокалипсиса) и так далее, приотворящие апокалипсис, входящие в состав Вневника, словаря вневизма 5.

За десятилетие вневизм обрел как сторонников, так и противников, это говорит о том, что идея невозможности создания нового направления, о котором говорят уважаемые профессора-филологи по эту и ту сторону океана, принимается далеко не всеми. Изменение языковой образности во вневизме происходит благодаря настойчивому поиску нового смысла вкупе с новым звучанием. Появляются новые персонажи, например, Внекто, являющийся ни лирическим героем, ни хроникером, ни автором. Если символисты остановились перед невыразимым и пытались это невыразимое преподнести, то вневизм говорит о доселе невыраженном. Вневизм преодолевает постмодернистский табу на синтез. Мир сновидений, одолевающий нас, кажется абсолютно ирреальным. Наш ужас перед совмещением времен, смыслов и событий, оживания предметов мы приписываем некоему предупреждению, хотя он ужасен сам по себе для материалистического сознания. Сны бросают вызов постмодерну и одновременно его символизируют. Могут сказать, что таково и пространство современной фантастики, утратившей свою приставку научная. Словарь вневизма, проступающий в стихотворных произведениях, призван ускорить этот процесс создания нового языка, ибо второе пришествие невозможно без проявления Христа через слово, хотя сегодняшний век картинки на экране говорит об обратном. «Такова  последующая наша стадия общественных отношений, это больше не стадия убежденности (классическая эра пропаганды, идеологии, рекламы и т. д.), это стадия разубеждения: «Вы есть информация, вы есть социальное, это вы являетесь событием, это вас касается, у вас есть слово, и т. д.». Возврат, из-за которого становится невозможно локализовать инстанцию модели, власти, взгляда, самого медиума, потому что вы всегда уже по другую сторону. Больше никакого субъекта, никакой фокусной точки, ни центра, ни периферии: чистый изгиб или круговое отклонение. Больше ни жестокости, ни надзора: только «информация», тайная вирулентность, цепочечная реакция, медленная имплозия и симулякры пространств, в которых еще играет эффект реального.  Мы являемся свидетелями кончины перспективного и паноптического пространства (еще моральная гипотеза и солидарная со всеми классическими анализами «объективной» сущности власти), и, таким образом, самого уничтожения зрелищного» 6. Иначе говоря, СМИ обращается не к конкретному человеку, а созданному представлению о нем, которое, как ему преподносится, и есть подлинно свободное я индивидуума. Осмысление симулякра само является симулякром, и в этом смысле постмодернизм плодит свои подобия в желании развенчать его.
Однако быть участником апокалипсического времени совсем не значит осознавать его. Примечателен в этом смысле сборник «Поэзия и революция», составленный из произведений авторов Союза писателей России и Союза писателей Петербурга, стоящих, как считается, на разных идейных позициях, но в то же время одинаково постмодерновых по сути, не способных вступить в диалог с культурой 7. Одни поэты ожесточенно ниспровергают революцию, другие тоскуют по советским дням, однако подняться до апоклиптических видений революции и осмысления обобщений, которые были у поэтов Серебряного века, мало кому удается.
Живем ли мы уже во времена постапокалипсиса? Мы обращаемся к альтернативным методам познания истории и мира, к источникам, содержащим тайное, непроявленное, закрытое, чтобы постичь посюстороннее и очевидное. Снятие печатей чревато катастрофами прежде всего духовными, потому что разряженный воздух эфирных пространств потусторонних знаний требует мистической вовлеченности всех органов чувств.
Популярная сегодня теория о сжатии либо ускорении времени, на мой взгляд, это оправдание инфантильности сознания, которое не может взрослеть в постмодернизме, где каждый – вечный тинэйджер, демонстрирующий чудеса геномодификации и приверженности к внушению через кристаллы экранов, мобильных телефонов, новейших часов от Apple. Если время закручивается по спирали, как график золотого сечения, то мы действительно можем перейти в некую точку, вне нашего времени и пространства, возможно, увидев обратную сторону, ворс ковра времени, либо мы утратим возможность сознания и развоплотимся через хайдеггеровскую «отрешённость» или «крайствование» 8. Мнимый апокалипсис является отражением подлинного, за амальгамы которого страшно заглянуть сквозь театр теней.
Вневизм свидетельствует о том, что метафизика не умерла, вопреки тезису Бодрийяра, она соединяет разрозненные вещи и понятия не эклектически, а творческой силой воли, чей источник вечен и находится вовне и в нас. Вневизм является системой взглядов и синтезом филологии, теософии и философии, расширяя эти понятия и предлагая особое измерение, где пересекаются категории вечные и земные. Преодолеть постмодерн призвана новая область журналистики, которой надлежит сорвать маски лжи.
В лаконичной и образной форме стихотворения мне хотелось помыслить о науке будущего, где филология, философия и теология сольются воедино, под названием «Филотеософия».

Свершились времена,
Мы празднуем итоги,
Где вечности до дна
Испили чашу боги.

И сон, предрастворясь
В минутном ожиданье,
Напомнил коновязь
От мира до страданья.

Застыл и бледный конь,
И сад земных материй
Перетопил огонь
В предвестие смятений,

И тени тяжелы,
И души столь воздушны,
И здесь, и вне должны
Казаться простодушней,

Отринув гологра...
Мерцают куполами
Эпохи, ни на грамм
Не превзойдя словами

Оплаты миражей
И тонущих созвучий.
Созвездие стрижей
Протаяло над кручей.

Проблема нового искусства не в новизне приемов, а в «сумме идей» 9, как полагал Пушкин. Стремление к гармонии, завершенности, осмысленности противостоит разлагающемуся миру материи. Русский символизм умер, – свидетельствовали Блок и Вячеслав Иванов в 2010 году, когда приемы символизма стали общедоступны для эпигонов, которые пародировали внешнее, не затрагивая духовной сути символизма.  Проблема узнавания нового искусства в том, что не всякий, привыкший к симулякрам, сможет его различить. Оно приходит неузнанным.

1) URL:  

2) Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляция. Тула, 2013. С. 200.

3) Набоков В. В. Дар. Роман. Собр. соч. русск. периода в 5 т., Т. 4. СПб., 2000. С. 484.

4) Филимонов А. Вневизм. Поэтический манифест // Синь апельсина. Альманах. № 2. СПб., 2011. С. 303.

5) Филимонов А., Большакова С.  Вневник - толковый словарь вневизма. Вневизм как игра и словотворчество // Второй Петербург, № 23. СПб., 2014. С. 173-179.
 
6)       Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляция. Тула, 2013. С. 54.

7) Филимонов А. Стихотворения // Поэты и революция. Сборник стихов. СПб., Страта, 2017. С. 180-185.

8) Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. Избр. статьи позднего периода тв-ва. М., Высшая школа, 1991. С. 102, 117.

9) Пушкин А. С. // Пушкин - критик. Из статей, заметок, писем, дневников. М., 1978. С. 39.