Обуза

...По согласованию со штабом фронта, штурм немецкого рубежа у реки Полисть и выход из окружения были назначены на 24 июня в 23 часа 30 минут. Войска были распределены на три колонны. С одной из них выходил Военный совет армии во главе с командующим генерал-лейтенантом А. А. Власовым. Вся техника (артиллерия и миномёты — около 600 стволов всех калибров, около 650 единиц автотранспорта, имущество связи) была взорвана или испорчена. Люди выходили налегке только с личным носимым оружием. Все понимали, что это будет тот самый «последний и решительный бой».
В испещрённом воронками, разбитом, ободранном, полусожжённом лесу между рекой Глушица и Кересть находилось около десяти тысяч (!) раненых. Часть беспомощных воинов лежала на платформах местной узкоколейки, другие на шпалах, покрытых ядовито-обжигающим креозотом. Более удачливые примостились на брезентовых носилках, но таковых наблюдалось до смешного ничтожное количество – единицы. Абсолютное большинство обескровленных красноармейцев располагались на сырой земле между поваленными взрывами деревьями, среди медицинского дерьма, соседских испражнений, искалеченных трупов. Искромсанных сталью людей в прорыв не взяли – прямая обуза. Кто знает, тот поймёт. С ранеными остался начальник санитарного управления армии военврач 1-го ранга К.К. Боборыкин и почти весь состав управления.
26–28 июня все бессребреники попали в плен. Немцы офицеров немного подкормили и отправили в тыловой концлагерь на принудительны работы – сами от непосильной натуги сдохнут. А раненых солдат, младший начсостав, искалеченных командиров первого звена попросту сбрасывали в свежевырытые военными бульдозерами котлованы и зарывали ковшами при помощи гусеничной тяги. Лекарства на вес золота, кто людей идеологического врага лечить будет? Делов-то. Закопали живьём...
Спустя пару-тройку дней престарелые мужики и бабы, согнанные из соседних деревень, уложили рядами в штабеля разлагающиеся трупы расползшихся по округе красноармейцев. Умершие на сырой земле, окоченевшие скелеты застывали в самых неудобных позах. Невероятное по цинизму зрелище. Офицер-эсэсовец, дезертировавший из Красной армии, родом из приволжских немцев, приказывал не жалиться сильно, всех состраданием не пожалуешь.
– Arbeiten! Arbeiten, Untermenschen. Arbeiten, rotbeinigeSchweine! (Работать! Работать, недочеловеки. Работать, краснопузые свиньи!)
С рычанием подъехал грузовик. Из кузова вытащили бумажные мешки с изображениями черепа и костей. Немецкая надпись гласила: «Аufmerksamkeit, Chlor» («Внимание, хлор»). Рассыпав порошок по вёдрам, испуганные местные жители со всех сторон обильно посыпали белой магнезией разлагающиеся на жаре трупы. Во всей округе густо завоняло хлоркой. Под страхом смерти крестьяне работали голыми руками. Мучившиеся без противогазов и какой-либо прорезиненной защитной одежды заходились в кровавом блевотном хрипе и падали замертво. Другие исполнители рабского труда тут же скидывали вновь задохнувшиеся, преставившиеся жертвы в общую кучу мертвецов и обсыпали новеньких жмуриков сверху рассыпчатой хрусткой пудрой. Тысячи и тысячи безвременно ушедших защитников Родины нашли здесь последнее своё пристанище.
Унтерштурмфюрер СС, сидя на табурете за раскладным столиком под молоденькой осинкой, слушал патефон, наслаждался бравым маршем Курта Весселя и закусывал хвалёный русский перегон солёными огурчиками. К концу недели адская работёнка была закончена, хотя множество не собранных в округе тел годами ещё продолжали гнить под снегами да ветрами на просторах лесных урочищ...