Дебри Бабы-Яги. Солнышко лесное

ОКОНЧАНИЕ

Над Рекой Теснин разливался божий день. Лесная шуба бойца Переволошного переливалась еловыми отсветами малахита и сосновым змеевиком, обманкой пирита сверкали берёзы. Рыжим сусальным золотом горели пышные немолодые лиственницы.

Индиговая гладь Чусовой плавно текла в пушистых соломенных берегах. Кто бы мог подумать, что под чернеющими космами дремучих пихт здесь и сейчас разыгрывается настоящая драма?

В Бабоёжном окомелье встретились давние недруги. Змей оцепенел от ужаса. Он хорошенько запомнил Медведя с той сказки, когда гонялся за Чуоси. И теперь за похищение лесной феи, медвежьей любимицы, похоже, ему придётся ответить.

Хозяин леса показал звериный оскал, обнажив огромные клыки. Его тень надвинулась на небо и стала стремительно приближаться. Топтыгин прыжками сокращал расстояние, норовя повалить Горыныча и разорвать в куски.

- Яга-а! Ягушка! – тщётно взывал Змей о помощи. Но сбитая лётчица после драконьего удара ничего не соображала. Превратившись в безумную белочку, она о чём-то бухтела в дупле пенька. Горыныч понял, что Медведь пойдёт до конца. И драка началась!

Горыныч бил хвостом и бросался в Медведя валунами, но он ловко уворачивался. Горный змей бил крыльями и сосны падали на Лесного старика. Но Миха легко отшвыривал стволы полома. Он заревел на всю округу так, что камни стали седыми. Медведь обхватил Змея и вгрызся ему в глотку. Но не тут-то было. У чудища выросла вторая голова, третья…

Многоголовый Змей стал теснить косолапого в ущелье. Над Медведем сузилось крохотное небо, необъятные камни давили его со всех сторон. Коряги и пни окрысились, тянулись корнями к медвежьей морде. Медведь не сдавался, но силы его таяли.
"Спасти Чуоси", - всё глуше раздавались удары сердца. Пелена застилала глаза. Змеевы камни, коряги и золотой осенний лес на другом берегу – всё стало расплываться. Медведь не хотел умирать.

Горыныч тоже обессилел и хрипел. У него горлом хлестала чёрная кровь. Змей сжимал Мишку удавьими кольцами из последних сил. Последнее, что увидел Больщой Медведь – как Царь-лес склонился, темнея покрывалом воина Севера. Змеева гора вместе с корягами захлапывалась над ним…

***

Свадьба Змея с околдованной Чуоси явно расстраивалась. Братцы тигры в свадебном переполохе бросились похищать невесту. Они искали фею, перерыв всю урёму на прискалье. Тщетно. Чуоси как в воду канула.

- А может, и вправду, она в реке? – воскликнул братец Гоша, выбравшись на уступ и вглядываясь в синие воды Реки Теснин. Но река молчала. Её зеркало, усыпанное позолотой берёзовых листьев, нигде не было нарушено. Юная рябина насмелилась и сверкнула листочками, подавая полосатым спасателям знак.

Пафнутий обернулся. Мимо корявых стволов к голубеющему небу, наверх шла тропа. Солнце высветило на ней большие отпечатки змеевых лап. Тигрята устремились по этим следам и вскоре очутились у подножия высоченного дворца. Замелькали их лапы и хвосты. Прижав уши, полосатые спасатели отчаянно вцеплялись когтями в каждую трещинку, рискуя сорваться вниз. Летать они, слышь, не умели.

Гоша ухватился за ушастую корягу и одним рывком взобрался на вершину каменной башни. За старшим братом лез Пафнутий, кряхтя с неразлучной гитарой. Лесная фея покоилась на мягчайшей перине из беломошника. Грудь её вздымалась мерным дыханием. Девушка с поясом из луговых трав спала с открытыми глазами. Река Теснин в этот момент осветилась лучами Солнца - и она переживала за Чуоси.

- Любовь моя! – прошептал Пафнутий. Он сделал шаг и случайно наступил лапой на какую-то ненормальную белку с крючкастым носом, которая металась между феей и дуплястым пеньком. Из беличьих лап выпал золотой орешек и укатился в расщелину.

Белка, выпучив глаза, изрыгнула поток проклятий и нырнула за орешком. Братцы тигры заглянули в то глубокое ущелье и увидели внизу смелого Зайца. Сжав лапки, он отважно бросался на огромного Горыныча и отскакивал, как горошинка от танковой брони.

***

Всю ночь и утро Косолапый яростно дрался с подземным чудищем. Одна за другой с грохотом падали перегрызенные змеиные головы, осталась самая большая. Горный змей, собрав остатки сил, поднялся во весь рост, чтобы обрушиться на Медведя и прикончить его. Окровавленный Старик с трудом разметал валуны и хмуро смотрел, как над ним подымается бронированная махина, и внутренне готовился…

Нет, не к смерти, а к последнему прыжку навстречу Змею! Это же Медведь, и он не уступит никогда.

В равном бою схлестнулись две величайшие культовые фигуры, за каждой из которых стоят целые поколения и фратрии северных лесных людей, сказки их народов. Грандиозная битва была "один на один".

Змей хищно выгнулся и пополз над скалами. Древняя старуха-шаманка в клочкастой волчьей шубе-яге, обращённая в белку, ничем не могла помочь Змею. Ему противостоял сам Хозяин Леса.

Судьями им могли быть только боги, и они, как всегда, вмешались. Дочь Солнца, несравненная и милостивая Зарни-Ань, поспешила на выручку к сыну Пармы. Понеслась её колесница с Серебряным Конём по ясному голубому небу.

Князь Тишины остановился над бойцом Переволошным. Лучезарная богиня сошла на землю по радуге. Лес озарился, солнечные зайчики разбежались по полянкам. Свет вечной Звезды проникал в самые тёмные уголки в дебрях Бабы-Яги и чертогах Горыныча.

Наконец, незримая людям, златокудрая дочь Солнца объявилась на главной площади столицы Змеева царства. Зарни-Ань взмахнула ослепительным мечом и миллиарды миллиардов стремительных лучей вонзились в глаза Змея, до того света не видевшие. Ослепло хвостатое чудовище и окаменело навеки, сложив крылья.

Вмиг наступило удивительное безмолвие. Дочь Солнца удалялась к небесной колеснице, осыпая золотыми листочками тёмный Бабоёжный лес. Потряхивая серебряными нитями в гриве, её дожидался Князь Тишины.

В это время силы покинули медвежье тело. Лесной старик судорожно схватился за старое бревно, теряя сознание. Но когти лишь выдрали шмат гнилушки. Косматый гигант рухнул вниз со стен Змеиных чертогов, увлекая за собой камни. Послышался сильный всплеск. Вода сомкнулась над бурой шкурой, обагряемая кровью.

Тишину разорвал крик. Заяц вскричал, будто смертельно ранили именно его, и со всех лап помчался к реке. Тигры остолбенели. Молнией сверкнула жёлтая трясогузка, пикируя к мохнатому пятну под водой. Медведь переходил границу Жизни. Спазм не позволил воде попасть в лёгкие, и красный комочек медвежьего сердца изредка, раз в минуту, силился протолкнуть кровь.

Старику чудилось детство, где он играл с мамой. И вот он бежит, смешно косолапя, куда-то наверх, к нежно-голубому небу. Затем оглядывается – а мамы нигде нет.

И сам он оказался в гостях у круглолицей Княжны. Здесь одиноко и очень холодно! Лунный медведь смотрит на далёкую Землю и сам себе вслух читает сказки...

…Река Теснин бережно подхватила Медведя, над которым горестно кружил Сырчик. Ледяные волны осторожно вынесли Мишку на берег у перебора. Там, под бойцом Переволошным была его давняя берложка. Глаза Медведя закрылись.

Однако Белая Тигрица, покровительствуя стороне мёртвых, почему-то не спешила за стариком. Она ушла на долгую гору Ослянку и прилегла на шихане, о чём-то задумавшись. Ей было жаль Медведя.

Чёрное покрывало воина Севера стало расползаться, всё сильнее разгорался жар Алой птицы Юга. Мишка остановился на самой границе. Вход в пещеру Хранителей медленно открылся. Ещё немного – и Медведь окажется в Городе, откуда не возвращаются. Его голова появится над запретными Воротами, которые сомкнутся на веки веков.

Эхо от заячьего вскрика отразилось от громадных утёсов священного Города. Берёзы в праздничном наряде склонились над водой. Заяц понял, что делать. Он приносил в лапках воду Реки Теснин и омывал Мишу, тормошил. Длинноухий не хотел, чтобы Хозяин леса уснул навсегда.

Встрепенулась Божественная лосиха, она пронеслась по висячим горным болотам. Лосиха топнула копытом, и в ямке появилась чёрная, мёртвая вода. Сырчик набрал её в клюв и стремглав понёсся к Лесному старику, окропив его.

Соколы-сапсаны взмыли высоко-высоко, к самым истокам Сулёма. Они принесли оттуда Медведю капельки прозрачной и чистой живой воды. Несколько капелек попали ему на глаза, другие просочились сквозь сжатые клыки медвежьей пасти. И случилось чудо!

Я тяжело вздохнул и очнулся. По бережку прыгала знакомая трясогузка. Надо мной склонился заплаканный Заяц. Его мордочка вдруг засияла, расплываясь в улыбке, и мы обнялись.

- Долго же я спал! – удивился Медведь. Он нехотя встал на лапы и отряхнулся, проворчав по привычке, что камень отдавил ему поясницу, можно было вообще-то и соломку постелить.

Зайчик радовался несказанно и даже подбросил Гошу так, что тигрунька сделал сальто. Ворчит Мишаня – значит, живой, и всё в порядке!

Медведь благодарными глазками оглядел собравшихся друзей – Зайца, Сырчика и братцев Тигров. Степенно почесав за ухом, он вдруг озадачился:
- А что с лесной феей? Где Змей?

- Лесная фея в надёжном месте. А Горыныча превратила в камень дочь Солнца, прекрасная Зарни-Ань! – Заяц снова затараторил, обсказав то, что случилось.

- Ну и пусть с ним, со Змеем, - ответил Медведь. И тут же вспомнил:
- Чуоси надо успеть расколдовать! День-то кончается, ввечеру сюда прилетит Лазоревый дракон. Надо споймать момент, понимаешь, Пафнутий?

Миха обернулся к младшенькому тигрёнку, и тот молча кивнул головой, перебирая струны подружки-гитары. Братец Гоша ответственно подошёл к медвежьему заданию. Он залез на сосну, растущую на косогоре у деревни, и старательно всматривался в линию горизонта. Деревенские не очень понимали, куда это тигр уставился, и продолжали копать картошку.

Отважный Заяц вернулся на вершину башни, где спала в колдовском сне красавица Чуоси. Шумел кронами Царь-Лес. Лесную фею окружал изумительной красоты мох. Из него проросли те самые "сыроеги", до которых так и не добралась Баба-Яга.

Длинноухий решил оттуда следить за небесным пространством. К нему присоединился Медведь, довольно оглядев статую замершего Змея. Он поинтересовался у Пафнутия:
- Слышь, поющий тигрёнок! А какую песню ты будешь петь для Чуоси?

Тигрёнок подумал-подумал и ответил:
- Раз солнышко выручило, то самой подходящей будет "Солнышко лесное". Это песня Юрия Визбора, знаешь такую?
- Слыхал, - одобрительно отозвался Медведь. – Ещё б не знать!

Мишка уселся на ватный мох, и снова вспомнил босолапое детство у Двуреченска. Тогда он был маленьким, и носился по лесу в красном галстуке. Никто не мог уследить за ним, даже пионервожатая. Она была стройной и симпатичной девушкой по имени Татьяна. К ней часто наведывался баянист.

Он виртуозно играл на баяне, исполняя и народные песни, и незнакомые тогда Мишаньке мелодии "Битлз". К тому же был тёзкой, его тоже звали по простецки Мишей, и юный пионер этим страшно гордился.

Баянист то приглашал пионеров вместе с вожатой на музыкальный час, то приходил вечерком к нам в шестой отряд. Миша шёл по лагерю "Искра", спускаясь с горы, и на ходу играл!

Тот Михаил глаз не сводил с Татьяны. Конечно, наши девчонки первыми обо всём догадались. Ведь он пел вожатой "Солнышко лесное", которую Визбор сочинил недавно, каких-то пять лет назад. А мы зачарованно повторяли за баянистом каждое слово.

И нашей Татьяне поющий парень приглянулся. Это была счастливая любовь. Как-то после школы я пролез через забор, чтобы сократить путь до дома через ясли-сад. У крылечка стояла знакомая пара с детской коляской. Это - реальная история. Во-от…

Не утешайте меня, мне слова не нужны,
Мне б разыскать тот ручей у янтарной сосны,
Вдруг сквозь туман там краснеет кусочек огня,
A у огня ожидают, представьте, меня!

Мишка блаженно сощурился и искоса глянул на отважного Зайца. Зайчик нёс вахту, нежась в лучах заходящего солнца. Он смотрел на золото-еловое море, окружающее Чусовую, и  не представлял себе, что где-то на далёком Севере наступила Зима. И что эта волшебница приближается, постепенно укрывая нашу землю белоснежным одеялом.

Глядены на бойце Переволошном пустовали. Тигрица Запада оставила их, и теперь кралась по Главному хребту Каменного пояса среди горных речек и курумов, заваленных снегом. Она тоже высматривала Лазурного дракона, который был уже на подлёте.

По ночам дракон пил из водопадов и копил силы. Наступило время Золотой осени, когда сокровища собирают в волшебную Вазу. И он готов сыпать золотом и серебром, прекрасными кораллами и чудесными жемчужинами, источающими пламя.

Лазоревый дракон снижался, пытаясь разглядеть шубку Белой Тигрицы среди снегов. Задачка была сродни поиску чёрной кошки в тёмной комнате. Над Уралом понеслись необычные, благовещие облака. Они летели над соснами и были разноцветными, окрашиваясь в цвета пламени и серебра, золота и кораллов. Драконьи крылья широко распростёрлись, застилая небо перистым свечением.

Первым это заметил Гоша. Взбудораженный тигрёнок перебрался на берёзу, чтобы рассеять все сомнения. Да, это он!

Сосны приветственно горели, схватывая шершавой корой сполохи закатного солнца. Похожий на небесный летучий корабль, дракон Востока плавно опустился на поле близ деревни Мартьяновой. К нему с запада спешила большая Белая кошка, чтобы передать права от Лета к Зиме.

Солнце неумолимо садилось. До исхода дня оставались считанные минуты. Тигрёнок Гоша примчался к башне, где находилась фея и тревожно зарычал:
- Начинайте!

Пафнутий поправил галстук и тронул лапой струны гитары. Он начал вдохновенно петь, восхищаясь любимой Чуоси. И представьте себе, лесная фея ожила! Не поверите, ровно на этих словах:

Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях
Встретишься со мною?

Она подошла к тигрёнку и слушала его песню. И солнце передумало садиться. Оно вспыхнуло ещё раз, чтобы дослушать, озаряя Мартьяновскую дугу. Песню слушала Река Теснин, суровые камни Переволошного и медвежья пещера. Атаман Винокур тоже захотел её услышать.

Лазурный дракон подлетел к башне. Пафнутий подал фее лапу, чтобы та взошла на спину дракона. Вместе с ними в полёт отправились Медведь, Заяц и Гоша. Следом полетела жёлтая трясогузка.

Компания друзей приземлилась на камне Винокуренном и ещё раз спела замечательную песню Визбора. Ели и пихты качались в такт и тихонько подпевали:

Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены,
Тих и печален ручей у янтарной сосны,
Пеплом несмелым подернулись угли костра,
Вот и закончилось все - расставаться пора.

Неужели и правда, всё закончилось?
Да, дорогие читатели, сказке этой подошёл конец.
Не переживайте. Медведь только до весны в берлогу ушёл.
Там глядишь, проснётся и опять что-нибудь сочинит. А?