Свобода по Пушкину

Тема свободы в лирике Пушкина

1.

Проблема свободы занимает в творчестве Пушкина особое  место.  Она не могла не стать главной для него. С нею, в разных аспектах, он встретился, а лучше сказать – столкнулся – в юности. Тогда он пережил патриотический подъем русского народа в борьбе с Наполеоном. Затем он наблюдал накал полических страстей вокруг проблем самодержавия и крепостничества. Тема свободы была ему близка и потому, что за свободу отдали жизнь или свою свободу его друзья или хорошо знакомые молодые люди. Эта  тема получила в творчестве Пушкина разносторонее освещение в разных жанрах.

Первое опубликованное стихотворение Пушкина, напечатанное за его полной подписью, - "Воспоминания в Царском Селе", было написано в 1815 году (прочитано на экзамене в лицее) и посвящено победе русской армии над Наполеоном: "Венчалась славою счастливая Россия!" Поэт воспел победу русского народа в борьбе за национальную свободу, свободу от внешнего врага.
               Их цель иль победить, иль пасть в пылу сражения
               За Русь, за святость алтаря.
Через три года поэт написал "К Чаадаеву". Здесь звучит тема политической свободы. Поэт ощущает себя "Под гнётом власти роковой". Эта идея соединяется с патриотизмом и с борьбой с самодержавием.
               Мой друг, отчизне посвятим
               Души прекрасные порывы!

Впервые в русской поэзии темпераментное призывание свободы сливается с интимным переживанием, с любовной страстью:
                Нетерпеливою душой
                Мы ждем Отчизны призывание,
                Как ждет любовник молодой
                Минуту верного свиданья.
Так он выражает предельную преданность этой идее, одновременно, в сущности,  показывая этим, что и политическая борьба, и увлечение женщиной – всё это страсти. («И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет!» – воскликнет его герой Алеко в поэме «Цыганы»).

Соединение разнородных страстей – политических и любовных - кажется залогом победы. Любовник  ждет «верного» свидания, то есть такого, которое обязательно состоится, – так и  борец за свободу уверен в победе:
               И на обломках самовластья
               Напишут наши имена!

Как видим, здесь не только забота о свободе, но и о личном успехе, о славе.
В оде "Вольность" Пушкин утверждает идею юридической свободы, когда свободу личности охраняют законы, иначе говоря – законы защищают права человека.
               Где крепко с вольностью святой
               Законов мощных сочетанье.
Он даже царям даёт урок:
               Владыки! вам венец и трон
               Даёт закон - а не природа.
Хотя в России именно природа давала венец: власть передавалась по наследству, по праву рождения. Это было подтверждено императором Павлом.

 В стихотворении "Деревня" Пушкин выступает против экономического насилия. Описывая деревню, он замечает:
               Здесь братство дикое, без чувства, без закона
               Присвоило себе насильственной лозой
               И труд, и собственность, и время земледельца.
Он мечтает о рабстве, падшем "по манию царя", то есть он не призывает к революции. (Мания - мановение, движение руки)
В стихотворениях "Узник", "Птичка" поэт мечтает о физической свободе:
               Мы вольные птицы.
События 14 декабря 1825 года оживляют тему свободы, политической и физической. В послании лицейскому другу Пущину "В Сибирь" Пушкин уверяет его:
               Оковы тяжёлые падут,
               Темницы рухнут, и свобода
               Вас примет радостно у входа...

 Как известно, мечте Пушкина не суждено было сбыться, но он оставался верен своим свободолюбивым убеждениям: "Я гимны прежние пою" -  в стихотворении "Арион".
Во время южной ссылки Пушкиным овладевает сомнение в том, что народ сможет добиться свободы. В стихотворении "Свободы сеятель пустынный" он сокрушается о напрасных усилиях по пробуждению народа к политической борьбе: "Но потерял я только время, благие мысли и труды". Он приравнивает народы к овцам: «Их должно резать или стричь».
В стихотворении "К морю" поэт драматически прощается со свободной стихией - морем и с Байроном, певцом свободы. Он слышит шум морского прибоя, «как друга ропот заунывный, как зов его в последний час».

Тема свободы никогда не исчезала в творчестве Пушкина. Он  жаждал полной, абсолютной  свободы для творчества: "Зависеть от царя, зависеть от народа...- Иная, лучшая мне надобна свобода!" Он заявил: На свете счастья нет. А есть  покой и воля».

В итоговом стихотворении "Я памятник себе воздвиг нерукотворный" он ставит себе в заслугу проповедь свободы: "Что  в мой жестокий век восславил я свободу".
Как видим, свобода нашла в творчестве Пушкина многоаспектное и противоречивое изображение. Для общественного употребления провозглашена свобода. А для самого себя ему нужна воля.

2.

УЗНИК

Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном,
Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно.
Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: «Давай улетим!
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер... да я!...»

Стихотворение написано в Кишиневе, где Пушкин во время южной ссылки жил в комнате с решеткой на окне в доме на постоялом дворе.  Этой решеткой оно и навеяно.
В русском языке два понятия: свобода и воля. Свобода – юридическое понятие, то есть состояние, ограниченное законом. Воля – это полная независмость ото всего, анархия по сути. Поэт воспевает именно волю: «мы вольные птицы», подобно ветру. Уж ветер-то  абсолютно свободен.

Во глубине сибирских руд
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Несчастью верная сестра,
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье,
Придет желанная пора:
Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы,
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас.
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.

Свобода – здесь буквально: освобождение из заключения, от сибирской каторги и ссылки.  Но сказано также: «Темницы рухнут»  - и рухнут они прежде освобождения заключенных.  То есть не сами арестанты себя освободят, и не те, кто их туда поместил. Иначе темницу бы открыли, а не сломали.  «И братья меч вам отдадут». Значит – их единомышленники доведут дело до конца, разрушат тюрьму, освободят пленников – еще и меч им отдадут. Меч здесь – символ чести, шпага офицера, которую во время гражданской казни сломали над головой каждого офицера, обреченнного каторге. Выходит, Пушкин надеялся на повторение восстания? И на его успех?

Пушкин сострадал репрессированным, среди них были его друзья. Пущин был его самым близким товарищем по лицею.  Он услышал в послании Пушкина цитату из «Прощальной песни воспитанников лицея», написанной поэтом-лицеистом Антоном Дельвигом:  «Храните, о друзья, храните... В несчастье гордое терпенье». Эту песню они пели на лицейском выпускном торжестве.

Стихотворение Пушкина было доставлено в Сибирь тайно, его привезла туда  Муравьева А.Г., жена декабриста Никиты Муравьева, получившая стихотворение от Пушкина в январе 1827 года.
Князь А.И. Одоевский, офицер, поэт, из Сибири откликнулся на эти стихи.

Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли,
К мечам рванулись наши руки,
И — лишь оковы обрели.
.............................................
Наш скорбный труд не пропадет:
Из искры возгорится пламя, —
И просвещенный наш народ
Сберется под святое знамя.
Мечи скуем мы из цепей,
И пламя вновь зажжем свободы,
Она нагрянет на царей,
И радостно вздохнут народы.

Как видим, Одоевский надеялся на освобождение собственными силами.
В первых словах этого стихотворения есть интересное призание того, что стихи Пушкина вдохновляли восставших:  « Струн вещих пламенные звуки До слуха нашего дошли, К мечам рванулись наши руки».  Стихи Пушкина прозвучали раньше восстания, были услышаны и побудили к действию.  Так и было. Среди бумаг декабристов постоянно находили «возмутительные», то есть революционые стихи Пушкина.

К морю

Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.
Как друга ропот заунывный,
Как зов его в прощальный час,
Твой грустный шум, твой шум призывный
Услышал я в последний раз.
Моей души предел желанный!
Как часто по брегам твоим
Бродил я тихий и туманный,
Заветным умыслом томим!
Как я любил твои отзывы,
Глухие звуки, бездны глас
И тишину в вечерний час,
И своенравные порывы!
Смиренный парус рыбарей,
Твоею прихотью хранимый,
Скользит отважно средь зыбей:
Но ты взыграл, неодолимый,
И стая тонет кораблей.
Не удалось навек оставить
Мне скучный, неподвижный брег,
Тебя восторгами поздравить
И по хребтам твоим направить
Мой поэтической побег!
Ты ждал, ты звал... я был окован;
Вотще рвалась душа моя:
Могучей страстью очарован,
У берегов остался я...
О чем жалеть? Куда бы ныне
Я путь беспечный устремил?
Один предмет в твоей пустыне
Мою бы душу поразил.
Одна скала, гробница славы...
Там погружались в хладный сон
Воспоминанья величавы:
Там угасал Наполеон.
Там он почил среди мучений.
И вслед за ним, как бури шум,
Другой от нас умчался гений,
Другой властитель наших дум.
Исчез, оплаканный свободой,
Оставя миру свой венец.
Шуми, взволнуйся непогодой:
Он был, о море, твой певец.
Твой образ был на нем означен,
Он духом создан был твоим:
Как ты, могущ, глубок и мрачен,
Как ты, ничем неукротим.
Мир опустел... Теперь куда же
Меня б ты вынес, океан?
Судьба людей повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье, иль тиран.
Прощай же, море! Не забуду
Твоей торжественной красы
И долго, долго слышать буду
Твой гул в вечерние часы.
В леса, в пустыни молчаливы
Перенесу, тобою полн,
Твои скалы, твои заливы,
И блеск, и тень, и говор волн.

«Прощай!» – стихотворение было написано перед отъездом из Одессы в Михайловское. Этим переездом ухудшалось  положение Пушкина:  в Одессе было общество, огромная библитотека графа Воронцова, а  в Михайловском поэта ждала полная изоляция и открытый надзор  - полицейский и церковный.

Предел – здесь: граница, она желанна, так как  по морю можно осуществить давнее желание бегства за границу
Умысел – замысел побега
Вотще - напрасно
Другой..   гений – английский поэт Байрон
Главный образ стихотворения – образ моря, воплощение «свободной стихии». Сочетание этих слов: «свободная» и «стихия»  - указывает на то, что свобода мыслится безграничной - как воля. Ведь стихию нельзя укротить.  К этой мысли подводит и упоминание о просвещении, которое ставится наравне с тираном. Просвещение ограничивает человека, налагает на него гражданские обязанности.
 
К Чаадаеву
   Любви, надежды, тихой славы
   Недолго нежил нас обман,
   Исчезли юные забавы,
   Как сон, как утренний туман;
   Но в нас горит еще желанье,
   Под гнетом власти роковой
   Нетерпеливою душой
   Отчизны внемлем призыванье.
   Мы ждем с томленьем упованья
   Минуты вольности святой,
   Как ждет любовник молодой
   Минуты верного свиданья.
   Пока свободою горим,
   Пока сердца для чести живы,
   Мой друг, отчизне посвятим
   Души прекрасные порывы!
   Товарищ, верь: взойдет она,
   Звезда пленительного счастья,
   Россия вспрянет ото сна,
   И на обломках самовластья
   Напишут наши имена!

  Чаадаев Петр Яковлевич (1794--1856) -- русский писатель и философ; офицер; близкий друг Пушкина. С 1821 г. -- член тайного декабристского общества Союз благоденствия. Впоследствии, повзрослев, он перешел на позиции просветительства, осудив революционные методы борьбы.

   Пушкин словно предвидел будущие перемены в мировоззрении старшего друга или гениально предощутил недолговечность любого страстного ощущения и потому взывает:  «Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы» – ПОКА!
 
Свободы сеятель пустынный
                Изыде сеятель сеяти семена своя
 Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя -
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды...

   Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич. 1823

В основе этого стихотворения - Притча Иисуса Христа в Евангелии от Луки: «Изыде сеяй сеяти семене своего» (Лк., 8, 5) на славянском языке.

Христос произносит притчу в присутствии двенадцати учеников, при стечении народа (в русском переводе): «Вышел сеятель сеять семя свое: и когда сеял он, иное упало при дороге и было потоптано; и птицы небесныя поклевали его. А иное упало на каменье и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги. И иное упало между тернием, и выросло терние, и заглушило его. А иное упало на добрую землю и, взойдя, принесло плод сторичный» (Лк., 8, 5—8). Произнеся притчу, Христос возгласил: «Имеющий уши слышать, да слышит!».

Поэт заявляет здесь о себе как о непонятом пророке. Пушкин разочаровался в революционных движениях его времени,  которые терпели крах одно за другим в разных странах, он отказывается видеть в народе движущую силу истории.  Так проявился глубокий кризис его мировоззрения. 

Я памятник себе воздвиг нерукотворный
                Exegi monumentum
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
   К нему не зарастет народная тропа,
   Вознесся выше он главою непокорной
               Александрийского столпа.
   
   Нет, весь я не умру -- душа в заветной лире
   Мой прах переживет и тленья убежит --
   И славен буду я, доколь в подлунном мире
               Жив будет хоть один пиит.
   
   Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
   И назовет меня всяк сущий в ней язык,
   И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
               Тунгус, и друг степей калмык.
   
   И долго буду тем любезен я народу,
   Что в мой жестокий век восславил я Свободу
              И милость к падшим призывал.
   
   Веленью Божию, о муза, будь послушна,
   Обиды не страшась, не требуя венца,
   Хвалу и клевету приемли равнодушно
              И не оспоривай глупца.

Александрийский столп – памятник в честь императора Александра 1 в Петербурге на Дворцовой площади, воздвигнутый его братом императором Николаем 1. Пушкин как камер-юнкер обязан был присутствовать на его торжественном открытии, но он тяготился своим придворным званием, дававшемся молодым людям, и накануне уехал из города. В этом стихотворении он как бы сводит счеты с памятником, поставя свое творчество выше его.  Однако памятник венчается Крестом, перед которым склонился Ангел. Это делает заявление поэта двусмысленным: над кем он величается? 
Последняя строфа звучит по-христиански:  «Веленью Божию, о муза, будь послушна».  В последние годы жизни поэт настойчиво искал путь в Храм. Эта тенденция отразилась и в данном  итоговом стихотворении.