Школа моего военного детства

В июне сорок первого началась война с фашистской Германией, а первого сентября этого же года я в первый раз пошёл в первый класс. В те годы школа в нашем поселке была лишь начальная – всего четыре класса. Это был обыкновенный дом, расположенный на пригорке, в центре поселка. Отличалось это здание от остальных поселковых домов лишь только тем, что было просторнее и светлее, да крыша была покрыта жестью, окрашенной в ярко-красный цвет.
Мне запомнилась директор нашей школы Мария Ивановна Соловьева. Маленькая пожилая женщина с добрым, но волевым характером. Именно она учила меня и моих сверстников все четыре года. Где-то в середине войны у нашего государства появился гимн – гимн Советского Союза. Помню, с каким энтузиазмом и усердием мы, школьники, изучили его слова и мелодию. С этой целью к нам в школу приходил горный мастер Матюшко, который неплохо разбирался в музыке, хорошо пел, а в данном случае выступал в роли хормейстера и дирижера. И наш хор торжественно пел:
Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки великая Русь…
Вначале получалось не очень. Но уже через неделю наш школьный хор исполнял главную песню нашего государства вполне прилично.
…Ручки – в основном были деревянные стержни, на одном конце которого крепилось перо. Очень редко у кого-то из одноклассников можно было увидеть ручки, в которых роль стержня выполняли металлические трубочки. Уже в середине сороковых годов в нашей школе можно было увидеть и наливные ручки, которые привезли из Германии возвратившиеся участники войны в качестве трофеев. Позже появились и наши отечественные наливнушки. По способу заполнения чернилами они были пипеточные и поршневые. Иногда из таких ручек начинали вытекать чернила, и карманы пиджаков, рубашки и руки оказывались перемазанными.
Основой любой ручки являлось перо. Уж в перьях-то мы знали толк. Различались они по форме, размеру, и даже – по цвету. В первом классе мы писали перьями темно-коричневого цвета с тонко вытянутым кончиком. Такими перьями нас учили красиво и правильно писать буквы, пользуясь или нет нажимом. Другие перья использовались, когда почерк уже выработался. Они были более жесткие, с укороченным носиком.
Среди нас в те годы бытовала игра в перья. Суть игры заключалась в том, что каждый из играющих клал на ровную поверхность стола, парты, пола своё перо спинкой кверху. Тот, кому выпал ход, должен был своим перышком, подсунув его кончик под перо играющего, так прищелкнуть его, чтобы то перо перевернулось спинкой вниз. И тогда оно – твоё. И ты снова играешь. Если не получилось – теряешь ход. Были среди нас и неудачники, и настоящие мастера, которые всегда имели в запасе с десяток перьев. Я был заядлым игроком в перья, но чаще проигрывал, чем выигрывал.
В чём мы писали? В основном, конечно же, в тетрадях. В каждой тетрадке обязательно лежала промокашка. Тетради были в большом дефиците, а поэтому учителя выдавали нам их по счету, строго следя за их использованием. В качестве бумаги употребляли и книги, и газеты, архивы. Помню как я использовал в этих целях архив, который хранился в кладовой почты. Но начальник почты, тетя Соня Пичужкина, уличила меня за этим неблаговидным занятием – и я лишился этого бумажного источника.
Качество бумаги в тетрадях было плохое. Бугорков, ворсинок-волосинок на поверхности листов хватало, и все они цеплялись за перо, делая мазню. Поэтому мы имели тряпочки-перочистки для очистки перьев. Дисциплинированные ученики так и делали, а другие, так называемые неряхи, для этой цели могли использовать подол рубахи, или просто чистили перья пальцами, вечно испачканными чернилами. А тряпочек-перочисток каких только не было: и в виде маленьких платочков, и кругляшков, с вышивками и без. Особенно в этом изощрялись девчонки, стараясь всех нас удивить.
А теперь несколько слов о чернильницах и чернилах. На каждой парте делались углубления, куда ставились чернильницы. В годы моего детства были стеклянные чернильницы-непроливайки. Если в них чернил в меру, то при переворачивании содержимое не проливалось, но а при резком встряхивании брызги летели в разные стороны. У кого не было таких чернильниц, они обзаводились флакончиками, бутылочками, баночками, плотно закрывая их пробками и крышками. Понятно, что все эти многочисленные емкости не обладали необходимой герметичностью, а поэтому у их владельцев книги, тетради, одежда, руки и лицо частенько были перепачканы чернилами. Современные школьники не знают, что такое клякса, а в мои ученические годы клякса упоминалась и в стихах, и в песнях, в пословицах и поговорках, карикатурах. А образ нерадивого ученика обязательно связывался с двойками и кляксами в тетрадях, с перепачканными в чернилах одеждой и руками.
Актуальной была в годы моего школьного детства проблема чернил. Фиолетовые и синие чернила разводили из специального порошка. Но в годы войны это был дефицит, а поэтому приходилось пользоваться всем, что могло оставить следы на бумаге. В те времена выпускались кроме простых карандашей так называемые – химические. Если такой имелся, то мелко крошился его стержень, разводился в воде до полного растворения – и получались замечательные фиолетовые чернила. Только вот беда – химические карандаши тоже были в большом дефиците.
Растворялась в воде марганцовка – и этот раствор использовался в качестве чернил. В этих целях употреблялся и сок ягод: голубицы, брусники. А для пущей важности в чернила добавляли чуть-чуть сахару, и буквы и цифры в тетради приобретали от этого красивый блеск. Иными словами мы были богаты на выдумки.
В качестве вместилища учебников, тетрадей, пеналов, чернильниц мы тогда использовали и не ранцы, и не портфели, а простые матерчатые сумки с лямочками, и носили их или в руках, или перекинув через плечо. На многих карандашах тогда крупными буквами было написано «КУТШО», что означало: «Киров убит троцкистской шайкой оккупантов». Вот такой была школьная экипировка моих сверстников в те далекие военные и первые послевоенные годы.
Были у нас в школе в те годы и санитары. Ими, конечно же, всегда были девочки. Они обычно проверяли, моем мы руки и уши – или нет. А раз или два в месяц приходила в школу медсестра, и проверяла нас на наличие вшей и чесотки. И надо сказать, что, несмотря на то, что жизнь на нашем прииске во время войны была вполне терпимой, но одевались мы, ребятишки, плохо, мыло было в большом дефиците, а поэтому в поселке свирепствовали и вши, и чесотка. Особенно этому были подвержены многодетные семьи, лодыри, неряхи. И всегда во время этих медосмотров у многих школьников выявляли и вшей, и чесотку. Не исключением была в этом отношении и наша семья. И нас, у которых выявляли завшивленность, строем отправляли прямо с уроков в баню. И пока мы мылись в бане, нашу одежду обрабатывали горячим паром в вошебойке.
Выявляли и у меня и у моих братьев неоднократно и чесотку. В таких случаях мы в течение двух-трех дней проходили домашний курс лечения, обильно смазывая себя на ночь раствором серы. Но а после рецидивов этого заболевания курсы лечения повторялись.
…В какие игры играли мы, дети той далекой военной поры? Во-первых, играми были заполнены все школьные перемены, особенно осенью и весной, когда на улице было тепло. Играли в лапту, городки, чику, зоску.
В это время на западе, далеко от нас, гремела война. И лозунг: «Все для фронта, все для Победы!» был нам, школьникам, знаком и понятен. Жители нашего поселка отправляли на фронт посылки с теплыми носками, кисетами, мылом, махоркой… Активное участие в этом принимали и мы – ученики. Во всех наших начинаниях идейным вдохновителем и организатором всегда была наша учительница Мария Ивановна.
…Большой популярностью в то суровое время пользовалась наша школьная художественная самодеятельность. И хотя школа была начальная – всего четыре класса, но талантливых артистов среди нас, малолеток, было много. Пьесы ставились, конечно же, на военные темы. Играли мы на клубной сцене даже «Молодую гвардию» Фадеева, где я успешно сыграл роль Ивана Туркенича.
Был у нас и школьный хор, аккомпанировал которому на баяне наш же школьник – Колька Чупин. И вот пред-ставьте себе: сидит на стуле маленький мальчик, а на коленях у него – огромный баян. Колька, несомненно был талант: не зная нот, он сам подбирал любую музыку на баяне. Мотив любой песне схватывал с ходу, и очень точно.
И даже во время войны руководство прииска совместно со школой организовывали летний отдых детей. Для это-го создавались пионерские лагеря, в которых дважды удалось побывать и мне. Первый раз – в поселке Обка, где находи-лось подсобное хозяйство золотопродснаба. Это – в восемнадцати километрах от прииска. Место очень живописное. Жили в стареньком деревянном бараке. Обка – речка мелкая, для купания совершенно непригодная, но побарахтаться и охладиться в ней в летнюю жару было можно – что мы и делали.
Второй раз отдыхал в лагере на прииске Комсомольском, который тоже находился в восемнадцати километрах от нашего поселка, но в противоположной стороне. Жили в здании школы. Дети и на Обке, и на Комсомольском были не только с Золотой Горы, но также и с других приисков – Миллионного и Кукушки. От Комсомольского мы дважды со-вершали поход до небольшого посёлка Дубакит, расположенного на реке Гилюй. Купались в Гилюе, любовались его перекатами, ели дикий лук, который рос в изобилии по берегам этой реки. Запомнился мне по Комсомольскому лагерю Володя Гредюшко, который любил в тихий час, во время послеобеденного сна прикинуться лунатиком. А по окончанию лагерей были пионерские костры с играми и песнями.
Много воды утекло с тех пор. Мои одноклассники стали пенсионерами, дедушками и бабушками. Многих из них нет уже в живых. Судьба большинства из них мне не известна, только очень хочется думать, что все они свою жизнь прожили достойно. Но знаю, что Лиля Самойлова окончила Благовещенский мединститут, Витя Знаенок – Хабаровский институт железнодорожного транспорта, Нина Поляхова – Иркутский институт иностранных языков, а Вера Романов-ская, Лида Ходкевич и Дора Старикова – Благовещенский финансовый техникум. Мои братья – Анатолий окончил Хаба-ровский политехнический институт, а Виктор – университет в Ростове-на-Дону. Федя Новожилов вначале работал парторгом «Зеягесстроя» а после этого много лет возглавлял нашу районную газету «Коммунистический труд». А Коля Чупин много лет был художественным руководителей дома Культуры нашего города, после чего стал руководителем этого учреждения.
Очень сожалею, что за все четыре года учебы в золотогорской начальной школе мы ни разу не сфотографирова-лись, и поэтому у меня нет фотографий ни нашего класса, ни нашей учительницы Марии Ивановны Соловьевой.
Школьные годы не забываются, и мы всегда вспоминаем о них с приятной грустью и теплотой. Школа … наша школа…. Эти слова отзываются в душах светлым чувством. Школа в нашей памяти – это просторные классы, доска, ис-пачканные мелом пальцы, оценки в дневниках, первая любовь, строгие учителя, одноклассники, победы и поражения…