Счастье

Кошки были у меня почти столько же, сколько я себя помню. Держать в квартире собаку я всегда считала варварством, а возвращаться в пустой дом, когда никто не встречает тебя у порога, не слишком уютно. Поэтому были персидские, сиамские, сибирские и, конечно, дворовые. Кого-то покупали, кого-то брали у знакомых, находили на улице. Когда переехала в частный дом, кошки просто стали приходить сами.

Но, несмотря на их постоянное присутствие в моей жизни, я никогда не могла понять: как можно любить кошек? Именно любить, обожать, таять. Да, они умильные, да, коты правят миром. Но любить? Кошки слишком независимые, самостоятельные и самодостаточные для того, чтобы я их могла полюбить. Поэтому у нас всегда существовал негласный договор: я кормлю и чешу пузико, а за это мне мурчат. В остальном же каждый живёт своей жизнью и не мешает другому. Да, я тоже кошка по восточному гороскопу и тоже самодостаточная и независимая. А для любви есть собаки. Вот где фонтан чувств и памятник преданности.

И так было всю мою сознательную жизнь до осени этого года. Я, наверное, теперь нескоро позабуду этот день — девятнадцатое сентября. Моя кошка решила рожать именно тогда, когда я почти ушла в магазин. Так как девочка она опытная, я быстренько организовала ей коробку и пожелала держаться, а сама быстренько убежала. Сколько я те роды принимала, всегда моё участие сводилось к роли зрителя. А это процесс интимный, да и Маня сама знает, что делать.

Вернулась я быстро, но кошка оказалась проворнее, поэтому встречала меня с тремя комочками: двумя серыми и одним чёрно-белым, как и она сама. Я поздравила новоиспеченную мать, осмотрела малышей и ушла на кухню. Когда часа через полтора вернулась, пересчитала комочки и поняла, что то ли с математикой у меня снова проблемы, то ли кошка любит чётные числа. Обнаружился четвёртый детёныш: самый маленький, серенький.

И когда я взяла это существо на руки, что-то случилось, что-то внутри ёкнуло. Малышка пискнула и доверчиво вытянулась на ладони, а я почему-то решила, что назову её Ликой. Почему? Не знаю. Само пришло в голову, когда я посмотрела на её мордочку. Только на днях я догадалась погуглить значение этого имени. В переводе с греческого Лика значит «сладкая», а второе толкование — счастье. Так оно и было. Маленький серенький комочек счастья.

Время, как ему положено, шло. Периодически я брала малышей, осматривала их. Лика одной из первых перестала фыркать, когда оказывалась у меня на руках. Наверное, узнавала по запаху и понимала, что ничего плохого я ей не сделаю. Остальные малыши ещё хорохорились, а она просто лежала и нюхала окружающее пространство. А я смотрела и таяла.

Последние котята обычно самые слабенькие и недоразвитые. Но не Лика. Ровно через две недели, срок в срок, она открыла глазки. Первая из всех. И первая же пошла — смешно шатаясь, то и дело падая, но посеменила своими коротенькими лапками тогда, когда некоторые ещё только начинали смотреть на этот мир.

Она же первая начала есть. Только из коробки научилась вылезать последняя, так как всё же оставалась самой маленькой. А ещё она громче всех мяукала. Мяукала каждый раз, когда меня видела. Я обходила коробку стороной и терялась в догадках: засовывала к деткам кошку — а она всё равно возмущалась. Давала еду — она ела и потом продолжала орать фальцетом. Успокаивалась только тогда, когда я брала её на руки. Всё так же вытягивалась, смотрела на меня и молчала. А я пристраивала это создание на плечо, чтобы работать не мешало. И как-то спокойно, хорошо было на душе.

В три недели пришлось нести Лику к ветеринару, чтобы её обработали от блох. Октябрь тёплый, дом частный, кошки имеют доступ на улицу и приносят оттуда что попало. Долго думала, в чём отнести животное: просто в руках нельзя, испугается. В результате завернула её в шапку, положила в маленькую сумочку и так понесла. Котёна проспала всю дорогу и ни разу не пискнула. Ей было хорошо: знакомый человек рядом, темно, тепло и уютно. А вот в ветеринарной клинике у бедного ребёнка случился шок.

Люди! Оказывается, в этом мире есть ещё и другие люди! И другие животные, кроме родственников, да ещё и гораздо крупнее её и братиков с сестричкой — в том же кабинете ожидала, пока ветеринар закончит заполнять бумажки, белая крыса. Лика поняла, что её мир никогда не будет прежним.

Мало того, шубку намазали какой-то гадостью (Фронтлайн) и начали гладить против шерсти! Как жить? Девочка изо всех сил протестовала, а я пыталась успокоить, уговорить, воззвать к её совести. И, то ли это подействовало, то ли ей просто надоело ломать трагикомедию, но котёна успокоилась и попыталась заснуть прямо на руках у врача. Ветеринар назвала её лекарством от осенней депрессии. Как же она была права.

Когда Ликуся всё-таки научилась выбираться из коробки, она стала осваивать комнату всего в двух направлениях: изучала путь к миске и путь ко мне. Научилась забираться на диван, подходила и сидела рядом, наблюдала за тем, как я работаю. Залезала под ноут и начинала тарахтеть, лазила по рукам, забиралась на плечо. Если же я её ссаживала, начинала громко возмущаться. Она вообще закрывала рот только когда играла с другими котятами или сидела на мне и ей было спокойно и уютно. Мне тоже, я с каждым днём привязывалась к малышке всё больше и больше. И если этот серенький комочек не сидел на плече, становилось даже как-то не по себе.

Среди всех малышей она поначалу была, откровенно говоря, самой невзрачной. Двое серебристых красавцев, чёрно-белый милаха с розовым носиком и она. Сначала просто полосатенькая, с квадратной мордочкой, ничего примечательного. И я думала, что эту девочку пристроить будет сложно. А она, всего недели за две вдруг стала умильным пушистиком с большущими и печальными глазами.

Я знаю, нам свойственно наделять животных качествами, которых у них нет. Но всё-таки казалось, что она всё-всё-всё понимает — достаточно было заглянуть в её глазки. Когда вдруг не стало её братика и я ревела в три ручья, она сидела в коробке и так смотрела — знаете, кошки тоже умеют плакать. И после расставания с другими котятами ей тоже было грустно. Всё эти кошки понимают лучше нас.

Когда малявка осталась одна, она ещё больше начала нуждаться во мне. Если раньше Ликуся ещё могла поиграться с другими котятами, теперь центром её мира стала я. В первую ночь в одиночестве она никак не могла уснуть: мяукала, выбралась из коробки, слонялась по комнате. А я за стенкой пыталась проявить стойкость характера, понимая, что если сейчас приучу её к тому, что человек всегда придёт на зов, мне её будущие хозяева спасибо не скажут.

Закончилось всё тем, что она пришла в спальню. Своими маленькими лапками просеменила такой большой для неё путь, как-то забралась на высокую кровать (как?!) и подошла ко мне. А потом просто легла, вытянулась на моей шее, положила голову туда, где слышно, как бьётся пульс и заснула. Не прогонять же.

Я тогда боролась с простудой, жутко болело горло, кашель. Но за эту ночь ни разу не кашлянула и, когда проснулась, поняла, что болезнь пошла на убыль. Она меня ещё и лечила. Даже голова болела не так сильно, когда малышка садилась на плечо и тихо-тихо мурлыкала. Мне с каждым днём становилось не по себе от мысли, что придётся её кому-то отдать, ведь и так слишком много кошек.

Лика грустила, когда я уходила, а когда возвращалась — неслась ко мне со всех маленьких ножек. Наверное она, как и я, боялась одиночества. Ей нужно было просто сидеть на мне — даже гладить и играть не надо, лишь бы рядом кто-то был. Тогда можно лежать или сидеть, мурлыкать или кусать мою одежду. Была у неё такая привычка: прижмёт зубами складку ткани, а потом отпустит. Чтобы меня разбудить, кусала за руку. Зубки маленькие, остренькие, бодрит лучше будильника.

В конце концов я поняла, что никому и никуда её отдать не смогу. Это моя кошка, от мохнатых ушек до тёмненьких пяточек. И в тот день, когда я твёрдо решила оставить Лику себе — её не стало. В один день, всего за несколько часов. Ещё утром она была бодрой, весёлой, кусающей мою пижаму. А уже вечером ослабела и отказалась от еды.

Я набрала горячую воду в бутылку, но она по-прежнему считала, что из меня грелка гораздо лучше. Не хотела сидеть за пазухой, вылезала и карабкалась на плечо. Потом я решила всё-таки переложить её на бутылку на пять минут, надо было кое-что сделать по дому. Снова набрала горячей воды, посмотрела на кошку... И поняла, что бутылка ей не понадобится, а дела подождут.

Она умирала у меня на руках, просто и тихо. А я ничего не могла поделать, ничего. Только гладила это лекарство от осенней депрессии, этот маленький серый комочек счастья, в котором заключалось столько любви, что в это невозможно поверить. А она просто смотрела на меня и даже пыталась муркнуть, утешить, что ли. Потом — всё.

Я до сих пор не вылила воду из этой бутылки. Она по-прежнему лежит в коробке, которую я вынесла во двор. Убрала миски куда подальше. Но всё ещё по привычке обхожу в зале то место, где стояла коробка. Всё ещё смотрю под ноги и осторожно закрываю дверь. И постоянно натыкаюсь на подушки, на которых она спала с другими котятами. Натыкаюсь на сумку, в которой носила её к ветеринару.

Мне не хватает этого тёплого мурчащего комочка на правом плече. И когда я засыпаю. А когда просыпаюсь — и просыпаться не хочется. Лика не прожила и пятидесяти дней, в доме полно животных, но без неё просто пусто. Я никогда не понимала, как можно любить кошек всей душой. А теперь понимаю. И понимаю, что такой кошки у меня больше никогда не будет. Не понимаю только, почему так мало? Корю себя за то, что ничего не смогла сделать для этой малышки, ничем не смогла помочь. И прошу у неё прощения.

Лекарство от осенней депрессии. Счастье. Как же тебя не хватает.