Гренинг. Великое безмолвие

Пока электричка едет сквозь меняющую бетонную шкуру Москву, смотрю и спасаюсь Филипом Гренингом и его "Великим безмолвием".
Медленный поезд подкрадывается с Курскому вокзалу, где в стеклянном офисном центре за окном, горят огни и за зеркальными стёклами замешивается варево из колготок, миниюбок, тёмно-синего пиджака,  ширинки на молнии,  толики мониторного света в кабинетном порноинтиме, пары капель клавиш с беспроводной клавиатуры, осязательной нотки сэндвича в отсыревшей коробке, кодового замка и его заветной карточки, листочков нужной бумаги в блестящих файлах - и вуаля! он готов - чай липтон;
а тот человек в капюшоне, спрятавшись там, куда не заглядывают камеры, пишет на стене вокзальной развалюхи, что свобода мысли, это то, что у нас не отнять, отчаянно трясет баллончиком с краской, а я, в безмолвии, всё еду и еду мимо.
Братья винограда, оседлав парк на Каланчёвке, с закусем на газетке, тоже не теряют утро даром...
Рекс Экспресс стоит вдоль платформы с распахнутыми дверями, а мрачный машинист у кабины, глубоко курит и с ненавистью смотрит на мое окно, за которым я смотрю Великое безмолвие...

Великое безмолвие - я ходил по этим дорогам и был добрым, но стал злым.
Великое безмолвие - укажи мне путь обратно.