Агафон

                Глава из романа "Кубанский шлях"
   «Камо пойду от скверного духа братии и от лица их камо бегу? Ей, Господи, сквернословы, особенно диакон – отец Агафон. Он вор и разбойник первостепенный: в Успенском соборе в образе Успения выдернут жемчуг, в венце нет камня голубого, на иконе Тихвинской Божьей матери не оказалось перлов, серебряное кадило тоже пропало…. Его рук дело. Ну, а как ревизия, чего доброго, нагрянет», – думал настоятель монастыря третьего класса отец Варавва. И бил поклоны, молился за братию, за себя Господа просил, дабы не уволили его, злосчастного игумена, за непорядочное управление сей обителью. А как управляться, если монастырь был исправительным, для провинившихся священнослужителей – кто за развращённость ума и сердца, кто за прелюбодейство, кто за воровство. Не монахи – сущие аспиды, беглые солдаты, а не святые отцы. Им нужен не отец Варавва, а хороший унтер с большой дубинкой. Кнут и цепи им, а не доброе слово пастыря.
Правда, цепи в монастыре были заведены ещё тридцать лет назад, когда монах Варсонафий ограбил все монастырские кружки для подаяний и поджёг питейный дом в слободке. Тогда кузнецу заказали сделать цепи, укрепить их на столбе, подальше от храма, и время от времени, провинившиеся отцы, вслед за Варсонафием, приковывались к столбу и наказывались розгами, а то и кнутом.
Помолившись, отец Варавва начал обход келий. И что же он видит? Отца Агафона опять нет на месте. Этого следовало ожидать.
Накануне поздно вечером в монастырь, яко тать в нощи, явился архимандрит отец Вениамин. Видно, гостил неподалёку в помещичьей усадьбе и решил проверить святость обители. Он собрал монахов и спросил, читала ли братия сего дня поучения. Диакон Агафон, огромного размера мужик с короткими руками-кувалдами, круглыми чёрными глазами с острым взглядом, возвысился над архимандритом и, не смиряя своего трубного баса, дерзко, без чину, ответил:
– Не читал. Аз есмь глазами слаб, очков же не иму.
Архимандрит потребовал Четьи Минеи и дал отцу Агафону свои очки. Диакон по слогам, с заиканьем едва одолел страницу, чем сильно разгневал отца Вениамина, и тот в объездном журнале записал замечание игумену, отцу Варавве, кстати, далеко не первое. Игумен, в свою очередь, наложил на провинившегося диакона епитимью: три дня беспрерывного моления в келье и тысячу поклонов. И вот, сбежал, аспид!
На следующий день, в воскресенье, к отцу Варавве пришёл сиделец с жалобою на отца Агафона. Что он в субботу, де, был в кабаке и просил в долг вина у его жены. Она в долг ему не дала. Тогда отец Агафон вскочил за стойку, изодрал на бабе рубаху и покусал её.
– Позвать диакона, – приказал игумен.
Но братия Агафона не нашла, и только к обедне мужики привезли его в монастырь из слободки, в телеге, мертвецки пьяного. Назавтра он не был к заутрене, а к обедне приспел опять пьяным. Очевидно, успел ещё что-то украсть из монастырского имущества и променять на вино.
Отец Варавва, ничтоже сумняшеся, распорядился после обедни при всей братии посадить его на цепь. Сидя на цепи, Агафон рычал, аки дикий зверь, и делал страшные рожи, чем веселил братию.
Дни стояли жаркие. В святой обители праздновался день святых апостолов Петра и Павла. Агафон, уже снятый с цепей, сильно напился, пошёл на скотный двор и в злобе стал тягать за волосы молодого послушника. А когда тот вырвался и убежал, полез к пастуховой жене на квартиру. Она закрылась на щеколду. Диакон, выхватив из ограды тынину, ударил ею в окно, которое разлетелось на щепы. При этом он богохульствовал и сквернословил. Молодица схватила ребёнка и хотела, было, бежать. Но отец Агафон стал бить её по лицу, потом по спине тыниною, пока она сломалась.
Тогда он схватил пастухову жену за волосы, бил и таскал по земле. Как рассказывал послушник, притаившийся за овчарней, «бысть вопль и стенания несчастной до шестого часу». Понадобилась сила трёх человек, чтобы схватить отца Агафона, скрутить вервием и опять посадить на железную цепь.
Но тут зазвонили к ранней обедне, и началась служба, которую отцы отслужили с тщанием и рвением, поскольку не хотели сменить на цепи диакона. После обедни игумен в назидание собрал братию у столба с Агафоном и велел того прилюдно выпороть. Когда диакона огрели кнутом в третий раз, он разъярился так, что вырвал крюки крепления и, пронёсся по обители, аки ветер, сбив по пути кастеляна, отца Мафусаила, который упав, испустил дух. Затем диакон выскочил за врата, и… поминай, как звали.
– Ну, всё, – подумал отец Варавва, – Кому Рождество Христово, а мне – Успенье. Можно сказать, что места я уже лишился.