Круговерть Глава 52

     Обычная река течёт, повинуясь силе тяготения, а какой силе подчинялось общественное развитие человечества? Этого Андрей не понимал хорошенько, но он ощущал эту силу, когда представлял себе мысленно движение истории, когда представлял себе жизнь человечества во времени.

     Эти его представления, вся эта мыслительная работа как-то для него незаметно вывела его из кризиса. Он прочел десятки и десятки книг по истории и по философии истории. Его разум оказался занят переработкой этой информации так, что ни о каком кризисе уже и речи не было. Но нужно было найти теоретическое решение вопроса свободы, осуществления на практике реального самоволия, а такого решения всё не находилось. Оставаясь в обществе, никак нельзя было быть независимым от общества, а значит, и от государства. И если ты хотел послужить людям, ты неизбежно должен был служить обществу, а значит, и государству. А государство, подчиняясь законам общественного развития, ставило и любого человека в положение подчинения этим внешним законам, а не законам внутренним, заложенным в самом человеке. Получался порочный замкнутый круг. И человек попадал в этот круг в результате тысячелетнего развития цивилизации.

     Андрей понимал, что с точки зрения человеческого естества самыми свободными людьми были охотники и собиратели, менее свободными оказывались земледельцы и скотоводы, ещё меньше свободы было у производителей товаров и услуг, к коим теперь принадлежал и он сам. Но с другой стороны, древние люди куда сильнее зависели от капризов природы. Выходило, что освобождаясь от одной зависимости, люди попадали в другую зависимость. «Из огня, да в полымя». И какую бы новую систему общественных отношений человек бы ни придумал, он всё равно окажется в зависимости от этой системы.

     Для животного жизнь в зоопарке может быть куда более благополучной и безопасной, чем в дикой природе, но в зоопарке он не реализует своего божественного, то есть естественного предназначения. Цивилизованный человек тоже чувствует себя в большей безопасности и в большем комфорте, более того, он считает себя свободным, но эта его свобода — свобода в вольере зоопарка, который может быть, конечно, достаточно просторным и комфортным. Только в нём человек тоже не исполняет своего предназначения, как и животное в клетке.
 
     Андрей как-то читал книгу возле открытого окна, за которым щебетали птицы и шумела на ветру листва. Он читал, читал и задремал, а когда проснулся, за окном потемнело и пошёл дождь, птиц стало не слышно больше. Он глубоко вдохнул запах дождя и свежести и вдруг ясно понял, что освобождение может быть только интеллектуальное. Ни тело, ни личность освободить нельзя, освободить можно только разум. И разум должен быть свободен и от природы, и от общества. Он не подумал об этом с помощью понятий и слов, а понял эту истину одним цельным смыслом, явившемся ему прямо вместе с глотком свежего, дождевого воздуха.

     «Душа свободна там, где освобождён разум». И это было как-то связано с «воображаемой реальностью». Так люди называли реальность абстрактного мышления в противовес реальности мышления конкретного. Своеволие и своенравие души — всё это пришлось ему очень по сердцу, но как освобождать разум, было для него загадкой. Он даже не знал, свободен ли его собственный разум или нет. Тот простой факт, что он недавно собирался повлиять на людей, собирался иметь большее участие в общественной жизни, говорил скорее о том, что его разум, скорее, не свободен, нежели свободен.

     Ко всему прочему, он, как все, лечился и следил за здоровьем, он жил в тёплом доме и старался потреблять только здоровую пищу, одевался в добротную и удобную одежду. И так устроился в обществе себе подобных, что мог хорошо жить в нём и даже не ходить каждый день на работу. Это всё не могло прийти само собой, это было результатом деятельности его разума. Его разум находился во взаимозависимых отношениях и с природой, и с социумом. Его разум постоянно был занят борьбой со злом, которое ему, Андрею, могла нанести природа или социум. Его разум боролся со злом, который мог быть нанесён ему — Андрею. Либо причинён его родным, его близким, его соплеменникам, его соотечественникам, всем людям, человеку вообще. Бороться со «злом» у разума худо-бедно получалось. Но любая попытка разума устроить жизнь на принципах добра и любви приводила лишь к насилию и не освобождала от силков, а только сильнее запутывала его в этих силках. «Из силков нужно было высвобождаться умно и расчётливо». Биться и рваться в силках — нельзя было.
 
     Толстой сделал попытку изменить человеческое общество к лучшему, борясь с насилием ненасилием, и не преуспел в этом: гражданская война, мировые войны, эскалация насилия и гонка вооружений последовала после этой его попытки. А самое главное, Толстой сам никак не мог высвободиться и освободиться от участия в этом зле. Для него это была жизненная трагедия. И переживал он её так сильно, что ему часто хотелось смерти. А раз уж Толстой не смог, то куда уж ему, который никому не известен и до которого никому нет дела. «Если самого Толстого государство смогло использовать, то что уж говорить об остальных». Однако чем более безысходным казалось ему положение, тем сильнее Андрей чувствовал, что главный ответ где-то рядом, что он существует, но пока ещё скрыт от него.



Продолжение: http://www.proza.ru/2019/11/08/1291