Марусины байки или записки безголовогорисовальщика

«Рисовальное детство.»

Маруся Рисовалкина , пардон за дурной каламбур, рисовала всегда. Везде и с детства.

Родители быстро просекли, что ставить в наказание в угол Марусю бесполезно, так как в карманах ее всегда были цветные карандаши или на крайняк честно стыренный с маминого рабочего стола редкостный грифель кох-и-нор. Обои в углах, где томилась провинившаяся Маруся  стали заполнятся дивными зайцами, зайчатами, зайчихами м прочей зайцеподобной живностью. Стереть это было невозможно. Даже редкий по тем временам грифель Кох-и-нор , обычно ведущий себя весьма благопристойно, отказывался покидать поверхность обоев в сочетании с мелками, карандашами и иногда слюнями Маруси (это были первые попытки превратить карандаши в акварель, про краски Маруся еще не знала.

Получив свою долю люлей (за напрочь испорченные обои) Маруся ушла в подполье. Она стала рисовать там , где не видно: внутри на мебели. Мебель была деревянная, изнутри светлая и вполне подходила для рисования зайцев. В душе, безусловно, Маруся была прозаик. Она рисовала только про заек, думала только про заек и читала только про заек. В семье ее так и звали: поэт и прозаЕк Маруся Рисовалкина.

Вскоре подполье было раскрыто и от греха подальше, пока еще мебель была крепка и танки наши быстры, Марусю сдали в детсад к себе подобным. Ибо ребенок должен расти среди себе подобных, а не причинять ущерб шкафам и стульям с их нежной внутренней части.

В саду Марусе неожиданно понравилось, она быстро ухватила незамысловатую логику этого сообщества.  Научилась не ждать, а «первая давать сдачи». Рьяно невзлюбила жеманную первую красавицу, которая каждый день собиралась замуж и была способна беседовать только на эти темы. Беззаветно и безответно влюбилась в конопатого Адрюху. И обрела лучшую подругу по единственному с ней сходству: «любовь к ковырянью в носу».  Жизнь определенно била ключом.

Маруся всегда считала, что ходить умеют все, дышать умеют все,  даже говорить умеют почти все, ну или стремятся перейти с птичьего ближе к человечьему языку. И то, что рисовать должны уметь все, было для нее очевидным. Разнообразие человеков и их способностей было в ту пору для нее непонятным явлением.

Неожиданно для Маруси за то, что она рисовала на всем и везде ее не стали ругать, а стали подсовывать бумагу, краски, мелки, ну а карандаши были в карманах всегда, такая уж у нее была хомячья натура.  Вскоре Маруся стала заслуженым художником детского сада и поняла, что нашла свое место в мире. Бедная Маруся, она еще не знала, что ждет ее впереди…

ХХХХ

«Глупости»

Маруся Рисовалкина была женщица строгая. И не любила всякие глупости. Видимо по этой самой причине всякие глупости так любили её...

Пришел как то Марусе заказ: Вот вам кучка фоток (как положено отвратного качества) и вот вам значится задание: объединить с разных фоток в один портрет девочку и девушку.

"Гавно вопрос" - подумалось Марусе - "че нам стоит объединить две фотки в одну? Освещение конечно разное - ну да перекрасим и цветовая гамма естественно разная - подтянем, и люди конечно фотиками перекривлены (у края кадра всегда голову перекашивает), ну да починим голову, ибо велика сила фотошопа мордоправыча и и чары его могучи".

Спустя какое то время Маруся принялась за этот портрет и тут придудонилась... Хто здесь девочка , а хто девушка? С фоток глядели на нее мама с дочкой (судя по схожим физиономиям), причем дочери на вид было лет 16-19, а маме соответственно 40-45. Неэээ, маман, конечно, была в отличной форме: #высокастройнабелаиумомивсемвзяла . Но назвать взрослую женщину с великовозрастным ребенком "девушкой"... было в этом что то нездоровое. Как если б она была прелесть какой дурочкой и лицо было бы не отягощено интеллектом. Но на фото, при первичном осмотре, маман казалась адекватной, хваткой и вполне умудренной жизненным опытом мадам. Или еще можно было бы подозревать, что женщина получила свою очаровательную дылдушку-дочь от святого, пардон , духа и по сему до сих пор пребывала в состоянии непорочной девы. Но этот вариант Маруся как то сразу отмела за недостатком фактов.

Девушка же была остроглаза (взрослая и самодостаточная женчина сквозила в этом взгляде), не по летам строга (и в одежде и в эмоциях на фото) и назвать ее девочкой было , нууу, как бы это выразиться... слегка натянуто.

"Чудесатенько" - мелькнуло в редкой мозговой извилине у Маруси - "походу нынче стало стыдно взрослых женщин именовать эпитетами, соответствующими их возрасту. Женчина, мадам, дама - это уже не в фаворе, будем косить под девушек лет до 70 - пока уже нечем будет крыть и сразу перейдем в бабушки. А чоооо?! мне нрааа!"
Это как у добрых американцев, у них же не принято бабушков и дедушков называть таковыми, а зовут их по имени (видимо чтоб не пугать их, болезных, возрастом и мыслью о привыкании к земле). Вот теперь вобще все идет на упрощение : девочка-девушка-бабушка. Не зря ж нынче понятие молодежь за уши дотянули-растянули до 45 лет.
Ух ты ж! я ж еще ж девушка выходит! - обрадовалась Маруся и принялась рисовать.."

ХХХХ

«МузЭйные  прогулки»

Как то раз Марусичка с Аличкой выгуливали друг-друга по музею. Периодически они устраивали такие выгулы и были весьма собою и музеями довольны. Но в этот раз музей попался какой то скуШный, хотя толпа на экскурсию набралась преогромная. И экскурсоводительница с итальянским профилем, словно с полотен Брюллова, вещала весьма интересно, и интерьеры были витеевато-причудливы , а вот все равно, в целом было скушно. Может потому, как сказала Аличка, много копий , а не оригиналы. А может, Маруся уже просто зажралась по музеям гуляючи.

В каком то зале толпа рассредоточилась вокруг экскурсоводицы и Маруся оказалась напротив стены с портретом. На портрете был статный военный века эдак 19-го. "Генерал, не меньше!" - решила Маруся, нифигашечки не разбирающаяся в воинских званиях, как современников и соплеменников, так и военных российской царской армии, да, собственно, и других стран. У Господина генерала была прекрасная осанка, так что Марусе сразу стало стыдно и она выпрямила свою любимую сутулость и выставила грудь вперед. Теперь она была почти что госпожа-енеральша! Еще господин Енерал был обладателем прекрасных серых глаз, цепких и прозрачных. "Чудь белоглазая" - говорила про таких маменька, обладателем таких же глаз был марусин папА. "Все как я люблю" - подумалось Марусе.

Под портретом господина Енерала стояла пара: сухощавый мужчин с субтильной и какой то нежно-растрепанной супругой. В отличии от Маруси они внимательно слушали экскурсоводницу. Маня посмотрела в глаза мужчины и обомлела, они были точь в точь как у генерала на портрете. Такой же разрез, та же степень прозрачности и даже тот же самый колёр! Как существо рисующее лица Маруся не спутала бы две пары глаз. А тут сходство было на лицо и на лице, вернее на лицах! Маня смотрела на глаза енерала, потом на глаза мужчины, потом на глаза генерала, на глаза мужчины и так раз двадцать пять подряд.

Первой заволновалась растрепанная жена. Гневно сверкнув очами на Марусю она взяла не генерала (но практически настоящего полковника) под руку, обозначив тем самым свои границы и свое имущество. "Полковник" дернулся, глянул на жену, по ее устремленному взгляду перешел на Марусю, увидел ее мечущийся с портрета на него взор, оглянулся на генерала и расплылся в улыбке. Сходство действительно было очевидным. (Про недалекость военных - это все байки, когда надо, они усе схватывают на лету.)

Всю оставшуюсю экскурсию настоящий полковник цвел майской розой и улыбался Марусе. Та же, словно драная коза, брыкала копытом и старалась слинять.

В последнем зале Марусю привлек один стенд, там был сравнительный анализ размеров Исакиевского собора, собора Святого Петра в Риме, какого то собора в Париже и египетской пирамиды. Контуры соборов были наложены друг на друга в одном масштабе и было понятно, что Исакий самый маленький, а собор Петра напротив самый большой, почти с пирамиду. Сей факт так взволновал Марусю, что ей срочно нужно было поделится этим открытием с Аличкой, которая прилежно слушала экскурсоводную даму. Маня повертелась по сторонам с ловкостью суриката, нашла глазами Аличку и поманила ее ладошкой к себе, мол иди-скорей-сюда-чёй-то-интересное-покажу! И тут она поняла, что на одной линии с Аличкой, немного впереди нее, стоит настоящий полковник и недоуменно смотрит, как Маруся машет ему ладошкой, мол иди-сюда-любовь-моя-тебя-давно-уже-я-жду! (ну а что еще мог подумать настоящий полковник, глядя на дамочку, манящуюю его ручкой к себе?)
Полковник расцвел, как маков цвет, и, хищно улыбнувшись, уверенно направился к Марусе. Сзади прогулочным шагом шествовала Аличка-неторопливая.
"Это конец!" - залепетала внутренняя марусина говорилка. В голове роем пронеслась какая то каша из неясных мыслей с гусарами, кражей девиц и еще чем то "романтично-воздушным к поцелуям зовущим".

Полковник подошел и пригвоздил Марусю своими глазами-шилами к какому то антикварному комоду эпохи барокко или рококо (в этот момент это было совсем не важно, да и отличить эпоху Марусе все равно не смогла бы, даже под страхом смерти).

Как всегда выручила внутренняя говорилка, которая включалась всегда сама по себе. "Вобще то я звала подругу" - с придыханиями заявила Маруся, - но и Вы (она сделала глубокомысленную паузу) пойдемте тоже".
С грацией огородного оленя Маня подхватила наконец то подошедшую Аличку и почти понесла ее к стенду, где с воодушевлением стала возмущаться, что Исакий то меньше Собора Петра, а тот, зараза эдакая, почти что с пирамиду египетскую, египетская сила!

"На большие экскурсии больше ни ногой!" - подумала Маня поджав губки - "Мне больше нравится гулять с Аличкой , и с Иечкой ... и с Анечкой... Египетская сила!"

ХХХХ

«Авитаминоз и печаль»

Маруся была в печали. У нее был период весенего авитаминоза и непрухи. Не перло во всем: хотелось рисовать и одновременно не рисовалось, хотелось спать, когда на улице светило солнце и одновременно хотелось бежать гулять (а то это солнце того и гляди слиняет с неба и не успеешь прогуляться под ним). И Маруся легко и охотно огорчалась от всего этого.

И даже с любимыми музеями не везло. Поход на выставку батюшки Федора нашего Конюхова расстроил Марусю неимоверно. Такой интересный мужчина (он так нравился Марусе), один гуляет по лесам по полям , один переплывает море-окияны и один рисует картины. Опять же в союз художников кого попало, наверное, не берут... Придя на выставку (в Михайловский замок, не халам-балам, не арт-подвал в соседнем доме, понимаешь ли!) Маруся в очередной раз легко и охотно расстроилась. Видимо, в союз художников все же брали не за умение хорошо рисовать...
Картины путешественника с лошадиной фамилией огорчили Марусю: аляпистые, пестрые, плоские, в ужасающих гигантских рамах. А где было что то непонятное были подписи-надписи (прям на картине, видимо, чтоб зритель не ошибся, что это такое изображено.) Конечно Маруся понимала, что искусство субъективно и неоднозначно, что зачастую раскручено просто имя, но все равно, как дурочка-с-переулочка огорчалась. "Глаза б мои вас не видели" - прогундосила под нос Маруся, глядя на картины, и тут в зале погас свет. "Ура!" - подумала Маня и удрала смотреть любимые портреты Романовых.

В другой раз была выставка с золотом инков, с дорогими билетами (дорого нынче золото то!) и с малым количеством золота. Фотографировать не разрешали не то что золото, но даже себя, даже если золотишко не попадало в кадр. "А мало его, видимо, потому, что все конкистадоры потырили и переплавили. Вот ничего и не осталось, колесят по миру с малым составом." - решила Маруся.

Третьим огорчением была выставка картин Самой-самой известной мексиканской рисовальщицы, самОй Фриды Кало и мужа ейного Диего Риверы. Мегапопулярная и харизматичная Фрида, как показалось Марусе, рисовала так себе. "Фи, так и я умею"- заметила Аличка, выгуливающая Марусю по выставке.

Но зато Маруся поняла почему Диего И Фрида были такой прекрасной парой: они абсолютно дополняли друг -друга! Диего умел рисовать, но не блистал идеями, Фрида же при полном отсутствии мастерства идеями фонтанировала, как Сальвадор Дали в юбке (да еще и с оголенным бюстом). Короче, вместе они были - гением, а по отдельности Фридой и Диегой (или Диегом?)

Чтоб не обрыдаться, Маруся уползла зализывать раны в музей Фаберже. Яйца убаюкали ее и примирили с весьма субъективным миром искусства.

"Короче, дорогуша, сказала себе Маруся уже дома - уж коли твой любимый художник Репин Илья Ефимыч и ученики его да сотоварищи, и ты не умеешь понимать современное искусство, то не суй свой нос на подобные мероприятия и не морочь голову ни себе ни людям. Ходи в Русский музей и желательно строем."

ХХХХ

«Ролики»

Жизнь любит ритуалы. Каждую весну у птиц-животных начинаются ритуалы поиска самца-самки, спаривания и продолжения рода. У растений  - буйный рост и даже людей не минуют эти игры, начинаются бурные и буйные ритуалы ухаживания, флирта, что в конце концов все равно ведет к поиску самца-самки, ритуалам спаривания и продолжения рода. Что поделать, природа любит ритуалы. Маруся Рисовалкина любила природу.

У Мании каждую весну был свой ритуал. Но, выражаясь слогом юного натуралиста, самец был дааавно уже найден, продолжение рода свершилось дважды, т.е. долг перед родиной и мирозданием как таковой был выполнен. Птенцы уже больше походили на великовозрастных лосей и охотно стучали копытцами уже без Марусиной помощи. А вот весну никто не отменял. И солнце жарило и силы прибывали. Их срочно надо было куда-то деть.  И вот лет эдак 5-7 назад Марусей был придуман ритуал: «Освоение роликов»!

Каждую весну, как только тротуары освобождались от сугробов и луж, Маня доставала из закромов Ролики!  Каждый раз был как первый раз. Во-первых, надо было разобраться какую пару (а их было две: белые и белые) надо убрать обратно в закрома родины, а какую оставить на парковке в коридорчике. Одни были удобнее, вторые, соответственно, неудобные. За зиму информация которые удобны выветривалась напрочь и каждую весну приходилось заново выяснять это опытным путем. И каждый раз на первый выезд, по какой-то непонятной эзотерической причине, попадались неудобные. И первый выезд, понятное дело, был на смарку.

Во-вторых, надо было вспомнить, как эти валенки на колесах «обуваются-застегаются». О, это был тот еще квест! Одеть валенок было пол беды, дальше надо было затянуть шнуровку специальной затяжечкой, зафиксировать специальной фиксашечкой. Дополнительный ремень обернуть вокруг стопы и прикрепить на липучечку, а потом была совсем засада. Некую штукенцию надо было завернуть другой и загадочным фильдеперсным образом застегнуть, а потом еще отрегулировать фиксацию щиколотки специальной загогулиной.
Ох! Каждый год Маруся заново знакомилась с этим загадошным устройством и поражалась его вычурности и непонятности.

Ну ладно, когда этот золостный этап наконец был пройден, все фиксаторы отрегулированы и гордая и довольная собой Маня возвышалась с табуретки во весь свой немалый рост. При этом каждый раз сносила головой декоративную хрень, висящую с потолка и звеневшую как тысяча колокольцев. В обычной, повседневной жизни никто хрень не трогал, висела она достаточно высоко, ну разве что пара-тройка долговязых друзей, тихо материлась, задевала ее тыквой, и пугаясь от звона.  Но ролики возвышали Марусю, как знатные котурны и снос декоративной фигни был неминуем.

Разобравшись с декоративной ерундой и водрузив ее на место, Маня переходила к следующему этапу экипировки: наколенники. И тут обнаруживалось, что наколенники надо было надевать, как гетры, а внушительных размеров ролики этого не позволяли. Каждую весну Маруся наступала на эти грабли. Снимать ролики, одевать наколенники и снова одевать ролики? Нет  - это было смерти подобно. Хитрым путем тряпичная часть наколенника складывалась и наколенники напяливались туда куда им и было положено, то бишь на колени, и крепились ремнями.

Следующим этапом квеста были налокотники. Где у них верх, где низ одному их создателю было известно точно, всем остальным существам это было не очевидно, так что приходилось идти эмпирическим методом. Несколько попыток и истина (которая, как известно, всегда где то рядом, но точно где не известно никому) и истина таки находилась. Можно было слегка выдохнуть и снова судорожно вдохнуть.

Дальше были наладонники. Ну, тут Маруся подошла к вопросу творчески: резко сделала вдох (как в воду нырнула в процесс) нацепила наладонники и застегнула, поняла, что одела неправильно, сняла, перевернула, поняла, что не правильно, сняла переодела, поменяла левую на правую, поняла, что не правильно, но уже только одну, перевернула ее и с шумом выдохнула. Фффууух!

Шлем Маня нервно повертела в руках, тяжелехонько вздохнула, восхищенья не снесла, и убрала обратно в шкаф. От греха подальше, к теплым шапкам поближе.

К тому времени как процесс сборов по-черепашьи неторопливо близился к концу, Маруся была похожа на красну девицу: красная куртка, красные очки, красная помада, красная морда, т.е. форма одежды - парадная.

Такой красной помидоркой она выкатилась из дома, закатилась в лифт, напугав соседку. И торжественно выехала в мир с пандуса.

Первые 15 минут позора прошли ритуально, как в каждом году: Маня спугнула двух старушек, как воробушки они отлетели от нее в сторону. Напугала таксу, не вовремя оказавшуюся на пути. Пару раз споткнулась. Поиграла в человека-мельницу, пытаясь поймать равновесие, чем очень насмешила одного проезжавшего мимо автолюбителя (чудом не въехавшего от смеха в другого автолюбителя).

Потом в Марусином организме что-то щелкнуло, скрипнуло, какие-то шестеренки наконец сцепились, организм вспомнил, что умеет кататься и даже поворачивать и даже разворачиваться и даже любит пытаться делать какие-то пируэты и… Маруся поехала. Нет, даже не поехала. Она полетела. Не носом вниз, ногами вверх, а как птица. Как птица по небу, как лодка по водной глади, как трамвай по рельсам, как пуля в голову. В общем, с кайфом!

Она скользила по гладкому асфальту и думала, какие же молодцы строители, которые этот асфальт заменили. Какая молодец весна, что наконец резко превратилась в лето и можно жить и одеваться легко. И какая она - Маруся все-таки молодец, что в очередной раз справилась с этим жутким ежегодным ритуалом освоения роликов и что теперь все будет просто, легко и хА-рА-шо!

ХХХХ

«Мир полон дур»

«Мир полон дур. Красота дур не спасает мир. Во всяком случае от их дурости.» С этими мыслями Маруся начала свой понедельник, который если верить народной глупости, должен быть весьма тяжелым. Нет, ну не с самого начала дня, конечно, на Марусю свалились эти мысли. Просыпалась она обычно в более благожелательном настроении. Но, стараниями дур, понедельник, равно как и другие дни, сильно портился.

Раньше Маруся не сильно сталкивалась по работе с людьми. Как-то и бог и менеджеры хранили ее хрупкую психику. Но, видимо, лимит работы в башне из слоновой кости был исчерпан и Марусю бросили на амбразуру общения с людьми.

Маруся и раньше читала у главного мозговеда всея Руси, что мозговая активность выматывает людей сильнее всего и гигансткие объемы энергии прям таки утекают в эту ужасныую черную дыру мыслительного процесса. А еще сам сэр Ньютон утверждал, мол каждое тело стремится к покою. Это Манюне было понятно, ее тело очень стремилось к покою, а деятельность и особенно мозговая выматывала до глубины души, до самых печенок, до мозга костей (или костей мозга?) Та к что Маруся вполне понимала, почему стремились люди-человеки держать свою энергию, чтоб не утекала куда ни поподя. Чтоб тело и мозг были в покое. В общем, все это приводило к мысли, что люди не просто не любят думать, а любыми силами и скорее всего неосознанно, защищаются от мыслительного процесса. Чтоб не устать. Ибо дел много, а сил мало.

Ситуация с последней дурой была проста и не проста. И тянулась уже вторую неделю. Красавица-дура желала, что б Маня отрисовала ей по фотографиям портрет семьи. И бог с ним, что все четверо человек были на разных фотках – это было решаемо. Бог с ним, что освещение и цветность везде были разные, это было перерисовываемо. Бог с ним, что все дети были в трусах (ну жарко у них дома и сложно детей одеть, чтоб сфотать), фиг с ним, художник сам пририсует детям какую-нибудь одежду. (Зачем тратить энергию и думать, какую одежду, обычно красавицы-дуры потом выставляли претензию, что одежа не такая, как дети носят.)
Самое обидное было то, что фотки были махонькие, не больше 100кб. (это в наше время, когда все уже измеряется гигами). Люди на фотах были вдали (почти мурашики), качество фоток отсутствовало напрочь, они были либо замылены, либо зернисты. В общем, с чертами лиц была полная засада. А портреты красавицы дуры любили большие,не меньше метра, чтоб просматривались все нюансы их неземной красоты, все свето-тени и переходы их бархатистой кожи, все милые ямочки и веснушечки. Только вот рассмотреть все это на этих убожеских фотках Маня не могла! Не было всего этого на фотках!

Маня несколько раз писала об этом красавице-дуре, но та, на просьбу прислать более качественные фотографии, с упорством бегемота, присылала все тот же первый набор дерьмо-фоток. Или отвечала, что больше фоток нет, это все, что есть. Конечно! В наш век, когда у каждого телефон с фотоаппаратом внутри в это верилось с трудом. Но Мане пришлось с этим смириться. «А вдруг у нее непреодолимые обстоятельства?» - оправдывала для себя Маня красавицу-дуру – «А вдруг, она разбила камеру и не может сделать селфи? Ну нет, это невозможно, она ж, судя по страничке в соц. сетях, селфизависимая. Она ту же бы купила новый или украла, убила, и забрала телефон.» «А вдруг она не может сфотать детей? Вдруг они поутру улетели на Луну или их украли злые инопланетяне для опытов, и это единственные фотографии о ее крошках-малютках? Надо отрисовать их обязательно!»

В общем, Маруся решила рисоватьглядя на то что есть. Сделала все что смогла. Нет, честное слово, она старалась. Даже провела исследовательскую работу в соц. сетях красавицы-дуры, нашла страничку ее мужа, друзей, родных и по крупице восстановила черты детей с разных фоток.
Сама Маня осталась работой недовольна. Ракурсы были не очень, все как то было не очень. Но красавице позарез нужен был портрет. Ладно – подумала Маруся – обычно увидев, что все плохо, у людей сразу находятся фотки, которых до этого никак, ну никак не было.
Так оно и случилось. Красавица-дура тут же выслала кучу новых фоток (волшебным образом у нее появившихся из ниоткуда), видимо, все-таки убила и украла новый телефон, чтоб селфиться.
А еще, эта неземная красота выдвинула ряд претензий: «Что у сына на шеИ?» - писала она. С падежами (как и с фотографиями) она тоже была не в ладу. Маруся не стала объяснять, что мол, вы мне прислали фотки ребенка: в трусах с куском колбасы в руках; в бассейне в плавательном жилете; с книжкой в руках, закрывающей пол лица; в горах, вдали, где ребенка и не видать. Нет, если это был художественный замысел и ребенок должен быть на портрете голяком и с колбасой, то это надо было письменно подтвердить, ибо я - тоже редкая дура и мысли читать не умею. Я взяла в инете фото просто ребятенка, просто в штанах, просто в рубашке и его нарисовала. Но, простите, дуру-грешную, не заметила, что на шее у него висит какая-то цепочка, я как то привыкла к крестикам на шее у детей и даже не обратила на это внимания. Всего этого Маруся не сказала. Она просто закрасила цепочку.

Вторая претензия была сложнее: «Я не похожа на себя, можно сдела чтоб я была похожа на себя» - писала красота неописуемая. Вот тут была заковыка… Фото на котором была девица-краса было напрочь засвечено, черты были почти не видны, все было до боли замылено и не разбираемо (красотуля была похожа на фарфоровую куклу со смазанными чертами, видимо этим себе и нравилась). И в завершении она сфоталась лежа, запрокинув голову на подушки и косы ее небрежно разметались как лучи солнца. Чтоб как-то смонтировать это с остальным семейством (тупо стоящим или сидящим) Мане пришлось волосы ей перерисовывать. Иначе она была бы похожа на мифическую медузу Горгону, а ее мужу пришлось бы, для логики сюжета, пририсовывать шлем Персея (ну, тот самый, с крылышками, который ему Меркурий одолжил на время фриланса).

Кроме того, когда человек лежит, его черты несколько изменяются, не кардинально, но все же, ибо сила тяготения помогает щекам и двойным подбородкам стечь в стороны и вглубь, именно поэтому дамы так любят фото-виды себя в лежачем положении. Найти приличные фотки с лицом Красавицы-дуры в соц. сетях не удалось, все фото были засвечены (ну так же красивей, не видны прыщи и прочие недостатки кожи-морды), все были с фильтрами (заячьими ушками-носиками-очками) или на крайняк со звездочками, блестками и аниме-глазами. Девица явно стремилась усовершенствовать себя и похоже преуспевала в этом. Так что квест «найди ее черты» не удался. А лично ее (как и остальных дур-красавиц) Маня, к стыду своему, не знала. Их прекрасные лица не впились ей в память, и она не могла нарисовать их даже при самом пожароопасном желании. Еще ладно бы они были какие-нибудь раскрученные звездюлечки, и их личиками и тушками были бы заполнены просторы инета. Но нет, увы и ах! Это были локальные звёздушки, местечковые мадонны и их ликов не ведал мир. Не знала их и Маруся. Но это она тоже не написала.

«Мне лоб не нравиться он широкий и гладкий, можно лоб изменить?» - писала «ПрелестьКакая Дурочка». Маня была слаба в вопросах анатомии. Она всегда считала, что широкий лоб – признак большого ума, а гладкость кожи – показатель здоровья, но обладательница широкого и гладкого лба, видимо, была другого мнения. Но этого Маня тоже не написала. Во-первых, этого не пропустил бы добрый и мудрый менеджер, пересылающий Манины опусы заказчику, а их письма-добра Мане. Добрый менеджер не желал ни склок, ни судебных разборок, ни ухода заказчика не заплативши, и включал фильтры, откидывая все эмоции. А во-вторых, в этом не было смысла. А Маня твердо помнила, что в смысле нет жизни.

Каждую неделю жизнь подкидывала Мане парочку таких звездоподобных дам. Может подобное притягивалось к подобному, или наоборот плюс к минусу, кто его знает...

Намедни, к примеру, другая Дурочка-краса прислала несколько суровых фоток мужа. «Ни разу ни улыбнулся, подлюка» -подумалось тогда еще Мане. И еще было прислано фото некоего абстрактного мужичка в неком абстрактном вездеходе. Девица-краса попросила лицо мужа вставить вместо лица мужука в вездеходе. «Дык елы палы»- сказала Маруся – «вставим, не впервой!». И действительно, очень даже грамотно внедрила лицо домоседа-менеджера средней руки в мир дикого бродячего геолога (у которого, если верить бардовским песням, в рюкзаке лежат сало и спички и Тургенева 8 томов). Портет получился оч. даже колоритненький, чему Манюня весьма порадовалась.
«Ааааа! - запаниковала жена менеджера домоседа – он не носит такую одежду и обувь! Что вы нарисовали!!!» «Аааа!» - заголосила она вновь – «Он ни себе не похож, суровый такой, мой улыбчивый! Что вы наделали!» И под финал совсем уже обреченно добавила: « Что ж теперь делать? Я расстроилась!» Видимо, это была рабочая и действенная фраза девицы-красы, вводящая тотально всех мужиков в ступор (особенно домоседа-мужа) и включающая у них программу спасать и не расстраивать нежную и беспомощную красавицу. Но на Мане она почему-то не сработала… «Ты чё, совсем дура?» - разозлилась Маня – «Фотки другие присылай. Чтоб муж улыбался. А вездеход я в инете найду… И на задний план поставлю… Хорошо будет, душевненько…»

Или вот давеча, прислала одна Красота-неописуемая фото себя и любимого шпица. Все хорошо было на фото, и Человек и Собака были прекрасны, качество фото – редкое - идеальное. Небосвод был чист и ясен, пока дама не открыла рот, то есть не начала писать пожелания: «А еще хАчу чтоб было написано внизу, в правом углу, старинным шрифтом: «Дама с собачкой», чтоб было как у Чехова. Я тут специально классически оделась, под ретро.» Маруся попыталась посоветовать, мол, может сменить надпись-подпись, написать: «Я и мой любимый песик» или «Мы с Мухтаром на границе», но тщетно. Девица-краса твердо решила играть в чеховскую даму. Маня попыталась объяснить, что чеховская дама с собачкой – не самый лучший вариант для сравнения, что она исключительно несчастная женщина, изменяющая мужу и глубоко страдающая от своих внутренних переживаний, от измены и невозможности не изменять. Что может стоит хотя б прочесть краткое содержание (и так столь краткого рассказа) прежде чем использовать такое говорящее название. Но, разве интересует какой-то там Антон Палыч, со своими писульками даму, если она дама только снаружи?

Некоторое время спустя Маня заглянула в почтовый ящик и, о чудо! Увидела новое фото от заказчицы семейного портрета. На фото было лицо крупным планом: нежное девичье личико, светлые реснички и бровки играли на ласковом солнце, перламутровые губки мило изгибались в очаровательной улыбке. И даже фото дочки в придачу! Даже одетой, правда с вилкой у лица, но да бог с ней с вилкой! Вилкой больше, вилкой меньше, какая, право, че-пу-ха! Ха-ха! Вспомнилось детское: Не бойся нож, а бойся вилки! Один удар – четыре дырки!
Снизу была приписка от Дурочки-красы: «Маму накрасить. Поярче!»
День был разбит в труху. Вместе с Маней. Вилкой.

«Шлите новое фото! С макияжем! Крупное! Селфи!» – кратко оттелеграфировала Маруся менеджеру и пошла рыдать на плечо к мужу, рассказывая, что мир полон дыр и дур
и красота мир не спасает ни от первых, ни от вторых.

Добрый муж гладил Маню по голове и улыбался ей, не слушая ее трескотню, размышляя как же оптимизировать работу сайта; заработать денег на дочкины танцы, на женины порывы путешествовать; как объяснить сыну понятнее теорию относительности и где на все это взять силы и время…

А еще он думал о том, что мир полон дур…

ХХХХ

"Режим Барина"

«Каждый человек многогранен до ужаса. Иногда даже сам не знает до какого.» – Так думала Маруся Рисовалкина холодным майским днем. Маруся пребывала в мрачно-депрессивном настрое. Злость, обычно помогавшая жить, куда то вся вытекла и оставалась лишь мутная тоска…

«Вот живет себе человек, - думала Маруся - милый, не злой, со своими букашками-таракашками. Переваривает свои трудности–радости. Не вредит народу без надобности. Но потом ему в голову приходит блажь. Что-то надо прикупить, за свои кровные, тяжело заработанные.
В том, что они тяжко заработаны человек даже не сомневается, ведь чем бы он ни занимался, под конец дня он устает так, как никто не устает. И ведь действительно, чует ведь он только свою усталость. Машкину-Сашкину из тех что рядом сидят, он не чует, значит не устали, лоботрясы эдакие. Да вон еще ржут, да жрут чего то, силы есть , значит точно не устали, уууу, лодыри! Так думает этот Добрый Человек и идет себе домой отдыхать от трудов непосильных праведных. А за свои кровные рублики-тугрики, - думает он - я должен получить красоту неописуемую! Во как! И тут у Доброго в сущности человека что-то в мозгу щелкает и включается режим Барина.

Барин – это в сущности тот же самый Добрый Человек, только ему (за его кровные) все Холопы должны, с рубля сдачу на мильон, не менее. А еще все холопы должны Барина обхаживать, поглаживать, уговаривать и извинятся побольше. Холопы они ж такие, им бы лишь бы Барина на копеечку обобрать и поменьше на эту копеечку дать. Обмануть-обхитрить, короче.

И Барин заказывает свой портрет. Большой, парадный, метр на метр двадцать, О как! Чтоб все видели, как он живет по-барски, боГато. И пофиг веникам мороз, что живет Барин в маленькой хрущевке, портрет должен висеть на стене заместо ковра (тот уже повытерся) и показывать благосотояние Барина.

Фото для портрета Барин-батюшка присылает маааахонькое, на любимый телефончик сфотанное, где он вдали, на фоне гор, в кустах возвышается и сам себе нравится, так как в кустах его фигуру не видать, и прыщи в дали не видны. Что? Другое фото? Побольше? Нееее, другого фото нету, честно–честно нету, и новое снять не могу. Нет возможности, телефон разрядился, фотик потерялся, что Вы, блин, пристали, У вас там профессионалы или первый класс вторая четверть? Пусть рисуют! Короче, классное фото! Желаю с него портрет парадный! А, не просто парадный, а попестрее, как у Сереги с первого этажа, в стиле Дринк-арт! Не, как то не так, как же он говорил то… а! Дрим-арт! Такой с брызгами красок, поэффектнее, поярче, чтоб золотые брызги были! (а то Серега дурачок, только цветных попросил налить). Краски пожалели, ироды, съэкономили на Сереге-дурашке!

И холоп-менеджер долго пытается объяснить, что чем лучше качество фото, тем виднее художнику-холопу все черты, нюансы личика барского и тем лучше получится портрет Государя-Барина. Но Барин не верит холопу глупому, сердится, ножкой топает. Чего там не видать, глаз у тебя что ль нет, нерадивый? Я вона все вижу, и ты, напрягись, да разгляди!

Холоп-художник поматерится тихохонько , утрет слезки-сопельки, да пойдет отрисовывать, что видно. Подрисует чего не видно, но должно таки быть анатомически, приукрасит на радость Барину и счастлив не надолго.

Но режим Барина, он, как правило, долгоиграющий и выйти из него сложно. Некоторые особи даже на всю жисть в нем зависают. Но, к счастью окружающих, таких некоторых не сильно много.

А Барин что? Барин смотрит на портрет, да продолжает думать, что вот холоп-художник специально не хочет работать, холоп-ледащий, и патрет ему хороший –да боГатый не рисует из вредности. Да йаааааа., да за свои деньги! Да я из них все выжму! Они мне нарисуют, то, что я хочу, а не хрень всякую.! - топочет Барин ножкой, да сотрясает воздух.
- Что ж ты холоп мне тут понарисовал килограмм 20 лишних!
- Так, сударь мой, они ж у Вас есть, это ж реализм так сказать…
- Ты, холоп, сверни свой реализм свитком, да засунь куда подальше, а мне создай портрет ого-го какой! А что у меня тут за пятна темные на щеке левой? Ты всем их сюда ляпаешь или мне только, из вредности, добавил?
- Так, Сударь мой, кормилец, это ж свет так падает, свето-тени, законы падения-отражения света из школьной физики помните?
- Убрать! Законы падения-отражения! Все должно быть без мешков под глазами, без синяков, второй подбородок убрать! Волос дорисовать попышнее и чтоб я себе нравился! Как в зеркале!

«Ну, конечно же, в режиме Барина Добрый человек использует не такие слова, но смысл, интонация и посыл именно таковы. А холоп-рисовальщик тоже не использует такие слова. А даже если использует, то холоп-менеджер не пропустит этот текст к Барину. Не то тот обидится, ножкой топнет, дверью хлопнет и понесет свою копеечку к более покладистым холопам, кто нарисует барину то, что он хочет видеть.

А видеть Барин хочет себя худым-молодым, независимо от возраста, пропитости и состояния здоровья. Независимо от реализма и зеркала, лик Барина должен быть по мультяшному чист, ровен и гладок, без прыщей и прочих неприятностей, которые сопровождают жисть человеческую (одни свето –тени только как ее портят, сволочье!)

А еще не хочет Барин быть собой, вернее хочет выглядеть, а не быть. И чтоб губы были не как свои, а как у Джоли Губастенькой. И чтоб брови были не свои, а как у Кардашьян Бровястенькой. А то что жгучей армянской брунетке эти брови идут как родные, А Барину(Барыне) славянских кровей с чертами бледными и нежными, как корове седло или две дубины на лбу, так кого ж это интересует то?

В прочем, холоп-художник и сам не против убрать все мелкие неприятности на лике Барина, но видно недостаточно, ибо не понять холопу высоты полета Барского.
А еще Барин владеет фотошопом (прости, хосподи). И шлет холопу–художнику свои творенья с четкими указаниями: «Вот как здесь я проработал. И хочу, чтоб ты так же сделал. Ибо коли я могу, и ты сможешь!» И плевать, что Барин в простоте своей замазал всю морду на фото одним цветом и замылил все до состояния куклы. Раз он смог и ты смогешь.

Холоп–рисовальщик, матюкнувшись с горя, делает все так, как Барин хотел и отправляет это в печать. Холоп-печатник печатает, обрабатывает, да отправляет Барину.

А Барин, перечислив свои кровные денюшки холопу-менеджеру, так устает от этого сложного Барского бытия, что сдувается. Что-то в его голове опять щелкает и включается режим Доброго Человека.

И добрый человек получает свой портрет и радуется, что он такой молодой и красивый вышел на портрете, и он бежит к Сереге с первого этажа и показывает ему свой портрет, и они оба радуются. И даже отмечают это событие. И Добрый Человек пишет прекрасный хвалебный отзыв о своем новом портрете и благодарит добрых менеджера, художника и печатника, за такую красоту и радость!

«Я Вам не скажу за всю Одессу – думала Маруся Рисовалкина – но рисовальщик сидит и тихо канючит, что Репина любят только в музее, а свои портреты на стенах должны быть мультяшками. И что скоро очередной Барин будет учить его рисовать. И выливать на него режим Барина.»

Такая вот занудная вышла у Маруси неделя и мысли текли соответствующе занудные...


ХХХХ

«Никогда так не делай!»

В далеком детстве у Маруси Рисовалкиной все было просто. Умная взрослая родня говорила, что делать, и Маруся доверчиво это делала.  Родня говорила, что надо умываться, и умненькая Маруся шла и умывалась. Родня говорила, что надо ложиться спать и Маруся верила и шла спать. Родня говорила, что надо доедать все на тарелке и Маруся мучилась с каждой ложкой в попытках доесть и быть хорошей.

А потом Маруся взяла и выросла. И пошла в детсад. Такая вот взрослая, самодостаточная и умная женщина. Вот. И сразу начала сомневаться в верности решений взрослой родни, а заодно и остальных взрослых. Ну че мелочиться то?
Например, на сон час в саду заставляли спать.
«Э неее, - думала Маруся, - фигушки! Долго я вам верила, а вдруг спать не надо? Особенно если не хочется. Не буду спать!» И не спала, а болтала с соседом по кровати (кровати стояли парами и можно было болтать с близ лежащим.) А еще научила соседа делать из одеяла домик (подымаешь ноги и одеяло подымается как крыша) и ты в домике. А в домике очень интересно лежать и болтать с соседом из соседнего домика.
За этот домострой Маруся потом огребла и остаток сон часа стояла в углу. А сосед, как только ушла воспитательница и смылась нянечка опять стал строить домики. Я думаю, что он до сих пор этим занимается на своих нынешних сон часах. Но Маруся кроваво обиделась и ушла из строительного бизнеса.

В общем, доверие ко взрослому миру было подорвано. И Маруся решила все изучать сама, опытным путем.

Вот, к примеру, сказали Марусе, что нельзя на морозе облизывать языком металлические предметы класса «качели-карусели». А почему толком не объяснили. Сказали, что язык прилипнет и больше ничего.
Это породило в Марусиной упрямой голове кучу новых вопросов. Причем до этого она даже и не думала о таких вещах, что можно облизывать качели-карусели. Ей бы это в голову не пришло! В принципе! Никогда! Но ведь зачем-то сказали? Может, чтоб думать начала, может, чтоб естествоиспытателем стала? Может это был до сих пор необследованный вопрос и его надо было кому-то начинать изучать? 

Вопросы росли как снежный ком: «А можно ли облизывать качели летом? А только ли к качелям-каруселям прилипает язык? А если скажем лизнуть самолет? А если алюминиевый самолет? А если лизать качелю с двух сторон двумя людями одновременно? Сохраниться ли эффект? А можно не лизать, а грызть качелю? А летом? А втроем? А всей группой?»

В голове рождались теории одна круче другой. В общем, процесс мышления был запущен и теоретическая часть, если бы Маруся могла писать, была бы написана на небольшую докторскую диссертацию на тему «Облизывание металлических предметов в морозных и прочих условиях. Польза и Вред оного.»  И уже пора было переходить к практике. Ибо какая диссертация без практических заданий.

Уговорить соседа по кровати не удалось. Он стал идти в несознанку, говоря, что ему мама не велит, бабушка наругает и вобще, он еще по ночам вздрагивает, как вспомнит, как на них орали за градостроительство на сончасе.
«Слабак» - подумала Маруся и пошла ставить опыты сама.   
«Ну и хорошо, - думала она – не придется потом лаврами делиться. Сама все проведу, обследую, сделаю выводы, стану кандидатом наук, и премию делить с этим трусом несчастным не придется. А на премию куплю пони и уеду в экспедицию, в Индию, тигров ловить, чтоб они там Маугли не обижали. Вот.»

С такими решительными мыслями Маруся ходила по детской площадке, где выгуливалась ее младшая группа.  Качеля была занята, и она была деревянная. «Фууу, еще занозы в язык натыкаются.» – подумала Маруся. Каруселька крутилась, пристроится к ней не было никакой возможности, можно было только получить по лбу и отлететь в сторону (но изучать центробежную силу Маруся решила в другой раз).

О! неподалеку притулилась маленькая горка в виде слоника (если смотреть с боку). Слоник весь был деревянный, но скатывались все по железной пластине. В принципе горка была занята, но мальчик, в гордом одиночестве ее обкатывающий, был в теплой шубе, замотан шарфом и неуклюж, как медведь, во всех своих зимних одежках. Он долго карабкался по ступенькам, быстро съезжал и снова долго карабкался. «Могу успеть!  - подумала Маруся - пока он там топчется быстро лизну, сниму замеры, сделаю выводы и слиняю по тихонькому.»

Маруся решительно подошла к горке, опустилась на колени в позу «собака мордой вниз» и приложилась языком. Подержав пару секунд язык, поняла, что ничего не произошло. Эксперимент, видимо, не удался, пора признавать его неудавшимся и переходить к более прогрессивной теме. Маня решила уходить.
Но вдруг Маруся поняла, что взрослые ее видимо сглазили. Наговорили, что язык прилипнет и ведь сглазили! Он возьми и прилипни! И отрывать его было очень больно!
Еще пару секунд Маруся смотрела, как на лицо ей падают снежинки, как они приземляются и красиво ложатся на металлическую поверхность и тут увидела валенки.
Над ней с верху горки возвышались ноги медлительного медвежонка-мальчика, который наконец-таки добрался до вершины горы и даже уселся для съезда вниз! Катастрофа была неминуема. Чуя опасность, Маня заревела как сирена парохода. На рев сбежалась вся группа. И стала орать, как тридцать сирен парохода. К сбежавшейся группе прибежала воспитательница. И тоже стала орать! На рев воспитательницы прибежала нянечка, но орать она не стала, она стала лезть по ступенькам горки за мальчиком, пытаться остановить его.
Но Мальчик только взбирался медленно. А вот ехал он быстро. Видимо на этих фактах была построена русская народная поговорка, что русские медленно запрягают, но быстро ездят. Скользил по горке он действительно быстро. И прямо в Маню. Валенком в лоб. Валенок оказался на редкость мягким, лоб даже не пострадал. А вот с языком дело обстояло хуже.
Орала Маруся долго. Ругали ее еще дольше. Но вот дольше всего болел язык. Еще несколько дней. Можно сказать, что опыт не удался.

Но, как говорил любимый Марусин писатель Эрих Мария Ремарк (любимый лет эдак через двадцать после этой истории): «Память – это искусство забывать».  О, как он был прав! В этом Маруся убеждалась всю свою оставшуюся жизнь.

 
Однажды летом, когда про горку, мороз и языки уже никто не вспоминал, родители купили большой цветной телевизор! Черно белые телики были уже тогда у всех. Но вот цветные!!! Это было просто как новая модель телефона андроид на фоне стареньких нокиа!
В общем, в Марусином семействе все были счастливы. Приходили друзья родителей, чтоб посмотреть, как он крут и решить, что им такое тоже очень нужно. Приходили Марусины соседские друзья, чтоб потом рассказать своим родителям, как он прекрасен и что им тоже это очень нужно!

А потом Марусин папа взял и все испортил. Он сказал: «Маня, никогда не подноси к экрану магнит! Никогда! Ни в коем случае! Испортишь телек!»
 
Вот скажите мне, люди добрые, вот зачем он тогда это сказал? Ну он что издевался над бедной девочкой?  Да, Маруся знала, что такое магнит. Да, Маруся теперь еще знала, что такое цветной телевизор. Но ей бы никогда, никогда, никогда не пришло в голову, что эти два предмета можно совмещать, да еще в области экрана!

День был убит на размышления, как испортится телевизор. Он растает как дым? Превратится в бутерброд с вареньем? Станет показывать мультики на другом языке?
Два дня были убиты на поиски магнита в доме. Как на грех с ходу магниты не попадались, они видно тоже слышали папин спич и решили расползтись по дому, как тараканы, от греха подальше. Потом один странный магнитик Маня все-таки нашла. Ха! Она вытащила его из какого-то папиного прибора (искренне надеюсь, что это прибор был отдан папе на запчасти, а не в починку.)

Еще два дня были убиты на обдумывание, к какой части экрана надо подносить магнит и какой стороной.
Наконец, Маруся собралась с силами и приступила к испытаниям. Чтоб не портить центр экрана, Маня решила начать с периферии. 

Когда родителей не было дома. (Может мама и была, но она была видимо в другой комнате). А Маруся смотрела какую-то детскую ерунду по телеку. Она отважно взяла магнит, с видом первопроходца подошла к экрану и приложила к нему магнит. Быстро убрала руку. Вроде бы ничего не изменилось. Взрыва не было, телек не исчез, бутерброд с вареньем тоже не появился.
На ответственном уровне было принято решение продолжать опыты. Маня снова приложила магнит к верхнему левому краю экрана.  Когда-то Мане ставили уколы, и медсестры обсуждали вопрос, в какую часть маниной попы лучше их ставить. По их разговорам было ясно, что самая безболезненная часть это верхняя правая и левая четверть. Вот с левой Маруся и решила начать.

Пока Маруся эту мысль додумывала, экран телевизора стал себя вести, как акварельные краски, которые смешиваются, если бумага мокрая. Там, где был магнит, эта акварель вся перемешалась, картинка пропала и появилось, красивое цветное пятно. Пятно ей даже понравилось.

Но Маня поняла, что попала. Она резко выключила телек. Пошла вернула магнит на место (я искренне верю, что магнит был вставлен нужным и должным образом). И пошла спать. Несмотря на светлый день.

Родители были очень удивлены, что ребенок, которого невозможно уложить спать, сам лег на несколько часов раньше. На всякий пожарный, Марусе измерили температуру, посмотрели горло и заставили выпить чай с малиной. После чего девочку поцеловали, уложили в кроватку и пошли смотреть телевизор.

Что было дальше история умалчивает. Сама Маня финалочку помнит плохо. Помнит только, что много кричали. Папа на Маню, Мама на Папу, Маня просто так. Но после этого случая папа долго размагничивал телевизор, а Мане были запрещены мультики и «Спокойной ночи малыши» на некий длинный период.

Но, как говорил незабвенный немецкий писатель с красивым женским именем: «Память – это искусство забывать».

ХХХХ

«Вариативность»

«У каждого умеющего читать есть любимые книги. В разное время, конечно, они разные, но от этого не портящиеся. Скоропортящимся продуктом являются люди, но не книги. Если книга хороша, то она уже не протухнет.  Думаю, дальше мысль развивать не стоит, а то можно Бог знает до чего додуматься и быть закиданной помидорами» -  так думала Маруся, листая любимую книгу.

Читать Марусю научила бабушка-филолог, в 4 года. Бабушке очень хотелось хвастаться соседкам, что ее внучка (маленький белобрысый клоп) уже умеет читать.

 С тех пор у Мани были любимые книги. Но самыми вкусненькими для нее всегда были словари. Не англо-русские или русско-французские (тут, надо признать, Маня была откровенным бездарем и лодырем). А словари что-либо растолковывающие.
У бабушки был словарь иностранных слов. Стаааарый, тооооолстый, еще 1952 года выпуска. В словаре было много идеологии (и будучи взрослой Маня часто хихикала над какими-нибудь формулировками типа: «Астрология – лженаука не признаваемая социалистическими учеными» или «Коммунизм – общественный строй, бла-бла-бла, реализованный гением товарища Сталина».) Это Маня в детстве игнорировала. Ее всегда завораживала лишь первая фраза – перевод с языка исходника и основное значение.  Маруся читала красивые слова, и они ее завораживали. Вот, например, как красиво звучит слово «Вариативность», а? Ну красиво же! И ведь понятно, что это что-то связанное с вариантами, а как красиво формулируется: «наличие нескольких вариантов, неоднородность, изменчивость». Каково, а?

В детском саду Маню всегда задалбливало это отсутствие вариативности в загадках. Вот почему, скажите мне на милость, «Зимой и летом одним цветом» - правильный ответ только «Елка»? Маруся могла с лету найти и назвать еще с десяток объектов, которые зимой и летом были одного цвета. Например, пианино в музыкальном зале, оно не меняло свой цвет от времен года. Или цвет волос воспитательницы, она с упорством морковки красилась хной в ярко-рыжий, хоть зимой, хоть летом. Про осень и весну, между прочим, можно было сказать то же самое. И таких загадок была уйма. Ну может что-то и имело всего один ответ, но это только при нежелании думать или плохом воображении.

Вот поэтому Маня с ранних лет нежно и трепетно полюбила глупые и нелогичные загадки детского фольклора, блуждающие между народом ее возраста. Например, «Черное блестящее посреди огорода» - было пианино. Действительно, мое пианино, где хочу там и ставлю. Или «Маленький зелененький, камни кушает. Кто это?» - правильно, «маленький зелененький камнеед. Хотя, можно было сказать, что крокодил небольших размеров, которого накормили камнями, и ответ все равно был верен. (*Фолькло;р (англ. folk-lore — «народная мудрость».) Это ж вам не математика, где 2+2=только 4 и все! Это ж слова, логика и жизнь! Она знаете какая? Разная, интересная, вариативная!

Когда Маруся пошла в школу, она искренне надеялась, что в таком взрослом и солидном учреждении логики будет побольше. А напрасно…
Это она поняла еще по осени первого года обучения.

Однажды, последним уроком было природоведение, а после него в класс должен был прийти дяденька фотограф и сфотать весь класс. И учеников по одному и парами, кто как захочет и с учителем, и без. В общем, все как в жизни - возможны варианты. Вариативность. Всем было велено прийти нарядными, с бантами, белыми фартуками и прочими причиндалами праздника.

На последнем уроке, на природоведении, на доску повесили плакат, он висел весь урок и таил в себе вопрос. К чему его туда повесили? Пока спрашивали домашнее задание, пока разбирали новую тему, все ломали голову зачем он, что он таит? Там были наклеены 4 фотографии: заяц, медведь, конь и лягушка.

И в самом конце урока, мудрая и славная учительница изрекла: «А теперь дети, будем развивать мышление! (Как будто все остальное время урока было направлено на что-то другое, типа, ковыряние в носу или изучение танца ча-ча-ча. А вот сейчас, наконец-таки, подумаем!»)

«На доске вы видите 4 фотограааафии – как провинциальная ТЮЗовская актриса тянула МарьПална – Кто тут изображен?» И все начали тянуть руки и выкрикивать, кто ж там изображен (как будто никто не видит, и только он, кричащий, может открыть правду миру). «А теперь глаааавный вопрос, ребята – учительница сделала постановочную МХАТовскую паузу, чтоб даже самые балбесы поняли, как это важно – Каких животных можно объединить в одну группу? И какое одно животное в другуууую? И почемуууу?»

Малышня активно затянула руки вверх. И учительница начала по одному опрашивать народ. Посыпалось много милой чепухи, некоторая, между прочим, имела свою неопровержимую логику. Например, «заяц, конь, медведь – волосатые, а лягушка - гладкая». Ну нечем крыть, все истинно так! Садись, пять, дневник на стол! Но на это учительница лишь снисходительно улыбнулась, мол, «охохонюшки, дети!»

Маруся уже год как выписывала журнал «Юный натуралист» и изрядно поднаторела в вопросах животноводства, животноведства и животновидства. Она даже написала в журнал письмо с вопросом: «Почему одни муравьи красные, а другие черные и почему они дерутся? Мы вон с подружкой тоже разных наций, но к войне это почему-то не приводит».
На что добрая редакция даже прислала Мане ответ (мама еще долго его хранила с Маниными рисунками и школьными дневниками). В ответе была выражена радость, что Маруся так интересуется муравьями. И что она такая интернационалистка. А также было рассказано немало интересного про муравьев, надо признать. Но ответа на вопрос, увы, не было. Все-таки взрослые – удивительные существа. Они могут замечательно говорить о многом, обходя важное или интересующее.  (*Демагогия - писал словарь иностранных слов -  (др.-греч.  «руководство народом»; «заискивание у народа»)

Итак, Маруся считала, что знает ответ и смело подняла руку вверх.  Когда до нее дошла-таки очередь, Маня отважно встала и звонко отчеканила: «Конь, медведь и заяц – млекопитающие, а лягушка – земноводное!»

То ли учительница не знала значения слов млекопитающее и земноводное, то ли она была роботом с линейной программой, где был всего один вариант ответа. Поверить во второе было проще. Но учительница, снисходительно улыбнулась и ласково сказала: «нет, Марусенька, не верно, садись».

У Маруси опрокинулось небо, земля стала плоской, стремительно скатилась на трех китов, которые тут же брякнулись на черепаху, офигевше плавающую в мировом океане. А злобный змей Уроборос остервенело пытался откусить свой собственный хвост. Развитие человечества в Маниных глазах стремительно скатывалось на уровень средневековья.

«Как же так! – думала Маруся. Глаза ее уже были как два ручья, полные влаги и готовые стремительно удрать в речку, образовать Волгу и дальше соответственно убежать в Каспийское море.

«Ладно – собралась Маня, скрипнула зубом об зуб – может я чего не понимаю? Допускаю такое. Давайте, выслушаем правильный ответ.»

Опросив еще несколько незадачливых кандидатов, лучащаяся радостью, учительница возвестила: «Нет, мои хорошие!  Все не так! Лягушка, заяц и медведь – дикие животные! А конь – домашнее!» - и, лучезарно улыбнувшись, победоносно оглядела класс.

Слезы Мани каким-то загадочным образом, не успев пролиться, втянулись обратно. Рот скривился. Глядела она исподлобья.  «Ага – хотелось сказать ей – Помним, помним, зимой и летом одним цветом. Ответ - МарьПална. Потому что даже елка знает об вариативности.»

И тут пришел фотограф! И началась почти праздничная суета! Сдвигали в стороны парты, вставали у доски, фотографировались всем классом, потом парами, потом тройками, потом по одному! И тут фотографу пришла в голову креативненькая идея, сделать постановочные фото. Чтоб детки брали в руку указку и словно отвечая на уроке указывали на что-нибудь, ну пусть вон хоть на зайчика на фотографии!
Детки брали указку и показывали кто на зайчика, кто на лягушку… И всех фотографировали!

У Маруси до сих пор где-то в старом альбоме фотографий лежит одна такая фотка. На ней у доски стоит маленькая девочка с гигантским белым бантом. Она исподлобья, с ненавистью, смотрит в кадр и указывает гигантской палкой на лягушку. И в глазах ее светится: «Лягушка – земноводное! А жизнь – вариативна!»

ХХХХ

«Страшная история»

В жизни каждого человека есть кучка разных историй. У каждого есть свое большое горе, своя маленькая радость. Объемы горестей и радостей зависят от характера и натуры. И конечно же у каждого есть своя «Страшная история».

Марусина страшилка произошла на рубеже веков. Но начнем по порядку.

Когда-то в детстве Марусю с мамой занесло в южные края. И жилось ей там очень даже не плохо. Ибо везде процветал интернационализм, свобода равенство и братство. Но все искусственно созданные конструкции, увы, стремятся к разрушению, и СССР к нему однажды тоже устремился. Время шло Маруся изрядно подросла.

И выяснилось, что интернационализм вещь крайне хрупкая. И хотя в крови Маруси было понамешано немало всего, базовую ноту составляли все же славянские корни: русские, украинцы и поляки, но букет оттенялся и наличием еврейской, мордовской кровей и даже, по семейным легендам, туда затесался один грек. Но Манин папа (честь ему и хвала или халва) одарил Марусю исключительно славянской внешностью. Так что ей совсем не обязательно было одевать кокошник или сарафан, чтоб идентифицировать свою национальность.

Друзья по-прежнему оставались интернациональны, а вот незнакомые люди начали проявлять крайнюю недоброжелательность. Марусе не раз говорили, мол вали на свою историческую родину и даже пару раз в общественном транспорте начистили ей чайник.
И решила она двигать в уже заданном добрыми и не очень людьми направлении.

Юг и гнал, и не отпускал одновременно. Заработать на отъезд возможности не было (по причине отсутствия работы.) Уехать без денег тоже было сложно, ибо билеты стоили денег, а ослика (равно как и любого другого средства передвижения) у Маруси не было. Путешествия же пешком не приветствовались и были несколько опасны и неблагодарны для юных дев.

Квартиру продать было сложно. Вернее, продать ее теоретически было можно, покупателей было достаточно, но понимая, что Маруся собирается уезжать, покупатели тут же сбивали цену и говорили: «Отдавай за сколько даем, а то в итоге бросишь и так уедешь, с голым задом».

В итоге Маня отдала свою уютную однокомнатную квартирку за 600 долларов (и это не шутки).
Половину денег у нее забрали на таможне, запугав Маню тем, что если сейчас не поделится, ее не пустят на поезд и посадят в обезьянник. Причину ареста предлагали на выбор от обвинения в проституции до распространения наркоты бравым таможенникам.
Когда же она села в поезд, прошла какая-то странная толпа проверяющих железнодорожников и потребовала специальные документы на Манин рюкзак и рюкзак мужа. А когда таковых документов не оказалось (кроме багажных талонов, честно оплаченных на вокзале) стали требовать высадки с поезда или оплату штрафа. В итоге Маня достала кошелек для оплаты штрафа, поезд начал отправляться, проверяющий выхватил кошелек у Мани из рук оттолкнул ее так, что она летела и считала головой все полки поезда и выскочил на перрон. Больше его Маруся никогда не видела. Как и свой кошелек с деньгами.

Последние деньги Маня отдала за месяц жилья и на остатки купила бутылку шампанского, чтоб отпраздновать наступление нового века! Двадцать первый век начался!

Но вернемся немного назад. Маруся была редкой трусихой и вряд ли бы сама осмелилась поехать в незнакомые края на поиски лучшей доли. Но жизнь, понимая Манины страхи, сыграла с ней в интереснейшую подставу.
Однажды приехал один из ее дальних родственников и вечерком под пивко предложил Мане перебраться в большой и прекрасный сибирский город, где он жил сам, был немалым начальником и обещал помощь с жильем-работой-пропиской глупой и трусливой племяшке.
Не будь этого его порыва, Маня бы вряд ли рискнула сорваться с насиженного места.

Но когда Маня с супругом приехала в Сибирь, дядюшка забыл все свои обещания (ну, можно ли верить разговорам под пивко?) и Маня оказалась один на один со своими проблемами: жилье-работа-прописка.

Муж как-то быстро нашел работу и уехал на вахту, на дальний север, на пару месяцев. А Маня осталась одна. В Сибири. В январе. В незнакомом городе. В полупустой чужой квартире (оплаченной на месяц). Совсем одна. Теплой одежды у нее не было, так как все то, что считалось в средней Азии теплым и зимним, тут вдруг оказалось холодным и летним.

Каждое утро Маня просыпалась и с испугом слушала ветер, воющий за окнами. Дом стоял на отшибе, слегка поодаль от всех остальных толкущихся кучкой многоэтажек и за ним начиналась степь-холмы и все это плавно уходило вдаль в тайгу. Зрелище прекрасное, величавое и пустынное.

Каждый день был похож на другой. Маня вставала, пила чай и шла искать работу. Получив за день уйму отказов и поплакав, темным вечером возвращалась домой.
Вершиной ее неудач было, когда ей отказали в детском саду, не взяв в дворники. «Уж больно вы хлипкая да худосочная» - заявила заведующая - «а у нас тут снег таскать возами надо!» - заявила она Марусе.

Когда говорят, что в Сибири много снега, обычный человек может представить снега по колено. Человек с хорошим воображением представляет снегу по пояс. Но сколько его по факту, знают только те, кто там бывал или живет.

Детская площадка возле дома состояла из горки, качели и беседки. За осень и начало зимы ее всю засыпало снегом, так что торчали только флюгер на беседке и верхняя часть качелей. Чистить такие объемы снега бесполезно. Это понимают не только дворники.
Народ утаптывает дорожки, по которым ходит, деревца обычно показывают их направление-расположение. Но у нового дома на окраине деревьев еще не было, не успели посадить, а тонкие хвостики, посаженные летом, были с головой засыпаны сугробами. Разметок дорожки было не видно. Там, где снег был утоптан жителями, было видно и все ходили по этой тропинке к автобусной остановке.
Шаг в право, шаг в лево, и ты проваливался в пушистый неутоптанный снег по пояс, по грудь или даже по шею.
Молодежь часто баловалась, падая с дорожки в сторону, потом с фырканьем, как из бассейна, вылезала на тропинку, как на бортик бассейна. Днем это казалось смешной зимней забавой.

Но не зря же у каждой медали есть вторая ее сторона. Однажды вечером Маруся шла зареванная после очередных отказов «домой». Фонари были возле остановки, а ближе к ее домику на отшибе их еще не успели установить и какой-то кусок пути, метров сто, был не освещен и не было видно утоптано там или нет.

Пешеходов уже никого не было, как говорил небезызвестный кот Матроскин: «Свои в такую погоду дома сидят, только чужие шастают.» Вот Маня и была той чужой и шастала одна по окраине незнакомого ей города.

Она шла задумчивая и размышляла, что она будет делать, если не найдет работу, где она будет жить в городе, в котором не знает ни одного человека (ну кроме дяди и тети, которая ласково и твердо дала ей понять, что Маня сама по себе, и что ей ничего обещано не было, она якобы что-то напутала).

То ли в воздухе что-то витало, то ли ангелы задумались и отвлеклись. Но Маня, как заблудившийся лайнер, свернула с намеченного маршрута в нейтральные воды, то бишь с натоптанной тропинки.

Подняв брызги снега, она свалилась в не натоптанное, мягкое место, свободный океан сибирских снегов.
Отплевавшись и отфыркавшись, она наконец поднялась, счистила снег с мокрой мордахи, пошарила руками вокруг, нашла свою сумку (а там были документы и ключи). И поднялась во весь свой немалый рост. Снега было по грудь. Слегка проваливались каблуки, куда-то вглубь, видимо к центру земли.
Маруся огляделась. Освещенный фонарями край остался далеко позади, свет от дома был метрах в ста впереди. Вокруг была прекрасная снежная гладь, почти во все стороны. Где-то неподалеку была тропка, но ее утоптанности в вечерней мгле было не видать. Сверху красиво падали хлопья, которые видимо и прикрывали утоптанность, превращая ее в первобытную, чистую целину.

«Ну, ладно» – подумала Маруся, отплевываясь от частых снежинок, липнущих к лицу – «дом там, значит двигаться туда». И она двинулась . Но идти в снегу, мягком, но все же по плотности кардинально отличающемся от воздуха (в коем Маша привыкла передвигаться до сих пор) было довольно неудобно. Даже медленнее чем идти по грудь в воде. Каблуки постоянно проваливались. Ухватиться и облокотиться было не за что. Поверх снега была небольшая замерзшая кромка, тонкий пласт. Приходилось играть в ледокол «Манин» и взламывать эту кромку для дальнейшего продвижения.

«Нет, видимо тут дорожка слегка извивается, а я с нее слетела, надо попробовать в другую сторону»- решила Маруся.
Минут через пятнадцать она поняла, что в другую сторону идти тоже бесполезно. Бултыхание в снегу по грудь шло со скоростью примерно 10 см в минуту. И побороздив в разные стороны, Маруся поняла, что не знает куда ей идти.

Сумка все время норовила удрать на волю, ренегатски соскальзывала с плеча и пыталась убежать. Периодически приходилось останавливаться и наощупь ловить ее и вытаскивать.

Через полчаса ковырянья в снегу каблук одного сапога в чем-то застрял и сапог остался где-то внизу, а нога в носке вольно пошла дальше. Найти сапог на ощупь, как сумку не удалось.

Лапы уже замерзали. Особенно та, что трагически разошлась с башмаком. Варежки были облеплены снегом и промокли. Руки начали мерзнуть.

Мане стало страшно. Вот он дом, рядом, она видела его огни, они были рядом, рукой подать. Но дойти до них с Маниной скоростью можно было разве что к утру. А утоптанная дорожка все не находилась.

С перепугу Маруся начала кричать: «Спасите! Помогите! Люди! Аууу! Эгегей!!!» Но ее дом был в отдалении, группка домов далеко позади, а она где-то посредине и ветер уносил ее вопли куда-то далеко вместе с охапками снега. Возможно долетев в тайгу, они пугали трусливых белок, спрятавшихся по дуплам.

Сил было уже не много. Ноги совершенно замерзли, а слезы на щеках благодаря ветру стали ледяными дорожками на щеках.

Замерзнуть в снегу возле дома, как-то это было сильно обидно, никчемно и глупо и было так себя жалко.

«Господи!» – выдохнула Маруся –«помоги!» Она подняла голову вверх и стала смотреть, как падает снег. Как он рывками несется по небу, мечется в разные стороны, словно хочет попасть сразу во сто мест одновременно. Потом стала смотреть вокруг, уже медленно и уже без любопытства. Уже не пытаясь двигаться.

Кто-то зазевавшийся высоко наверху видимо вспомнил про нее, охнул и позвонил по нужным инстанциям.

Где-то в дали проезжала одинокая машина, запоздалый кто-то спешил домой. Машины Маня не видела, но свет ее фар издалека промчался по ровной глади и на пару секунд осветил тот край, где тонула в снегу Маруся. И она увидела, вон она утоптанная дорожка! В свете фар ее было вполне отчетливо видно, хотя свежий снег и пытался ее скрыть. Маня утолклась от нее всего на каких-то пять-шесть метров.

Еще минут 15-20 было потрачено на проход к дорожке. И наконец она уперлась в снежную стену. Пару раз, обломав верхнюю кромку, Маня с трудом, вылезла, как пловец вылезает на кромку бассейна.
Несколько минут она просто лежала на спине. Просто лежала. Молча. Тихо. Потом встала и аккуратно, боясь снова свалиться в «бассейн» из снега, пошла в сторону дома. Но, видимо, дальше дорожка не виляла и привела ее прямо к подъезду.

Маня пришла, уронила на пол пуховичок, упала на диван, укрылась одеялом с головой и вырубилась. Прямо в мокрых носках.
По ходу ее движения к дивану валялись мокрые варежки, шарфик, шапка и свободолюбивая сумка, которая совершила сегодня несколько попыток побега.

Маня спала и ей снился теплый юг. Ее дача с персиками и ореховыми деревьями и любимый рыжий кот, оставшийся на юге с мамой. Он бегал по кустам и глядел на нее своими желтыми глазами.

Стоит ли говорить, что на следующий день она нашла работу.
А сапог нашла весной, когда сошел снег...

ХХХХ

«Про вранье»

Вранье первое. Противное.

В детстве все было просто. Говорить надо было правду, а жить честно. У Мани в детстве было обостренное чуство на вранье.  Ей нужно было, чтоб все было по честному, «по-честноку». Откуда у нее это взялось, она и не знала сама. Может бабушкинско-дедушкинское воспитание, может книжки про Тимура, его команду и иже сними. А может плохая генетика, бог его знает. Теперь уже не докопаться.

Но то, что в жизни вранье  -  вещь повсеместная, Маруся поняла довольно рано.
В младших классах  была исключительно активная школьная жизнь. И почему то с постоянными перегибами.
То собирали макулатуру, которая потом сгорала на школьном дворе (на кой ляд ее собирали, и кто ее поджигал, было дело темное). То собирали металлолом и особо ярые отрывали батарею в школьном подвале, получали грамоту за сбор железяк, а школу по осени заливало, по причине отсутствия батарей (снятых на металлолом). То косили траву, для каких-то колхозных кроликов, сушили ее конечно тоже на школьном дворе, где она благополучно сгорала. Школа все-таки очень горючая смесь.

Один случай Марусе врезался в голову на всю жизнь. В советском детстве с продуктами было паршиво, ну не то что б есть было нечего, это пожалуй тоже перебор, но вкусняшки в магазинах были редкостью.
Однажды бабушке бог послал кусок колбасы, бабуля где-то отстояла какую-то гигантскую очередь  и принесла палку копченой колбасы с красивым названием «сервелат». Давали по 1 палке в руки. Вес был не велик, с полкило. Пахло обалденно, и венчала эту колбасу прекрасная бумажная медалька, на ней было написано, какая эта колбаса вся распрекрасная и вкусная. А обратная сторона медальки была девственно чиста.
Маруся не долго думая нарисовала там солнышко с бутербродом в ручках-лучиках, на бутерброде конечно же были нарисованы колбасные кусочки.  Маню пожурили за испорченную этикетку но не сильно. Колбасу оставили к какому то ближайшему празднику и строго настрого запретили даже нюхать. «Ну и ладно» - подумала Маруся, -«подожду праздника, не так уж и долго осталось». 

А потом случилось ЧП. В далекой Америке сидел на площади перед Белым Домом и голодал рапрекрасный доктор Хайдер. Кто был этот доктор, зачем он бастовал и голодал, Маня не поняла. Во втором-третьем классе не слишком понятны намерения и поступки взрослых. А уж тем более взрослых американских. Маня не сильно вдавалась в вопрос, но голодный бородатый дядька в шапочке с помпоном, сидящий на холодной улице, вызвал у нее приступ жалости. Глаза у дядьки были умные, в очках, башка здоровая (мозгов видать было много, лопаты четыре, не меньше). И то, что он не хотел войны (А Маня тоже ее не хотела) и то, что он давно не ел, раздуло в Маленькой Марусиной голове такую бурю, что она сразу прониклась к нему симпатией.

 Не зря ж говорят, что русская женщина (даже в самом своем ляльском состоянии) сначала пожалеет, потом полюбит. Маруся всей своей русской душонкой пожалела голодного доктора  и решила, что бедолагу надо спасать.

И тут в школе объявили: «Собираем продукты для доктора Хайдера!»  Боже ж мой,  боже ж мой, что тут началось… Младшие классы возами перли в комнату вожатых разную снедь. Кто то сдавал из карманов любимые ириски, кто то тащил из столовой чебуреки. Некоторые умудрились спереть из дому кастрюльки с нехитрой снедью (за что потом огребли от мам).

Маруся подошла к вопросу рационально. Ириски взрослые дяденьки не любят. Кастрюльки по дороге расплещутся. Чебуреки во время поездки могут засохнуть или не дай бог, протухнуть. А вот копченая колбаса…  Хранится долго, не проливается, сытная и вкусная.  Опять же мясо мужчины любят. То, что надо.  Ну правда нам не достанется на праздник вкусной колбасы. Но мы ж потом еще купим… Когда-нибудь... Наверное…  Да наверняка! А человек голодает. И может умереть.

Этого Маруся допустить не могла. Она отважно взяла колбасу и отнесла в школу. Отдала вожатым, лично в руки, взяла с них честное пионерское, что все это будет отправлено доктору Хайдеру первым же рейсом , отсалютовала и,  утерев скупую пионерскую слезу, ушла домой.

Дома она (как и все ее сердобольные одноклассники) получила свою дозу люлей за пропавшую колбасу.

Дальше жизнь пошла своим чередом. Как то через пару дней Марусе надо было отнести стенгазету в вожатскую.  «Заодно надо будет спросить, ушла ли посылка в далекую америку» - подумала она.  И робко постучала в комнату к вожатым.
Ей не открыли, Маня приоткрыла дверь и заглянула. На большом вожатском столе стояла снедь разных видов: кастрюльки, пирожки, рассыпанные по столу мятые ириски…  За столом сидел председатель дружины школы и резал колбасу для бутерброда. На колбасе висела бумажная медалька… с солнышком, кушавшим бутерброд.

 Маруся поставила стнегазету, свернутую рулоном, у стенки и молча вышла. Потом долго плакала. Ей было жалко доктора Хайдера, который теперь точно умрет с голоду. Себя, получившую по полной от бабушки,  друзей-одноклассников  и было противно. Потому, что вранье было для нее самым противным.

С той поры она стала четко подмечать, что вранья очень много. И, к сожалению, вскоре к нему привыкла.

ХХХХ

"Про вранье.
Часть вторая. Музыкально-комсомольская. "


В конце восьмого класса в жизнь Мани пришло счастье – она, наконец-то, закончила музыкальную школу.

В музыкалку ее отдала мама. Мама всю жизнь мечтала играть на пианино и, конечно, желала этого счастья своей единственной и любимой дочери. Было куплено гигантское, как гроб, фортепиано и Маню торжественно определили в муз. школу.

Сначала Маню взяла на обучение к себе сама директриса. Маруся жалестно пела на детском утреннике и директриса взяла ее на заметку, девочка показалась ей очень перспективной. Но перспективная девица была на редкость не заинтересована в обучении музицированию и,нередко, идя в музыкалку, промахивалась, проходила мимо и шла в любимый бассейн, где прекрасно проводила время, изучая стили плавания. Тренер был другом родителей и всегда был рад Мане.

После директрисы она досталась злой прозрачноглазой учительнице, которая лупила нерадивую ученицу по пальцам за неверную аппликатуру. Однажды Маня не выдержала, расплакалась и рассказала об этом бабушке. Был страшный скандал, учительницу вроде как-то даже наказали, а Маню перевели к молоденькой тоненькой девочке, светлому одуванчику, которая не обижала Марусю, но и не интересовалась ее успехами в музыке, как впрочем и другими учениками. Маню все устраивало. Ее не трогали, и она не трогала никого. Именно на ее уроках Маруся научилась виртуозно зевать не раскрывая рта. Что неоднократно потом пригодилось ей в жизни.

Раз в полгода Маня пыталась устроить революцию и освободится от музыкалки. Но мама с бабушкой были сильнее. Пианино стоило, как слон в зоопарке, а сумма затраченных на музыкалку денег росла с каждым месяцем. Бунт давился в зародыше.

Надо признать, что на сольфеджио, музыкальной литературе и хоре Маня получала истинное удовольствие и регулярные пятерки. А вот со специальностью (игрой на самом интструменте) ну никак не складывалось.

Больше всего на свете Маня любила рисовать и она периодически пыталась пойти в художественную школу. Но в там надо было ходить несколько раз в неделю, а злостная музыкалка занимала шесть дней из семи еженедельных и состыковать расписания разных школ не удавалось никак.
Семь лет жизни Маруси были помечены траурным маршем Шопена. Кстати, Маня умудрилась его одолеть.
В последний год, учительницу-одуванчик сдуло ветром в декрет и Маню отдали мощной даме. «Сила мощь и грация» - можно было назвать ее.
Эта женщина с веслом была громка и яростна, энергична и властна.Дизель-электро-поезд уступил бы ей дорогу при встрече на рельсах темной ночкой.
Маня боялась ее до жути, даже больше мамы и бабушки вместе взятых. Но каким-то странным образом вдруг стала обучаться игре на фортепиано. Видимо с перепугу, не иначе. И даже умудрилась сдать экзамен на твердую четверку, чего раньше с ней не случалось, даже с дуру. Экзаменационная комиссия была в в легком шоке, презренная троишница играла Шопена, да так, что слезы текли даже у самых стойких и глухих.

Самым страшным был экзамен по сольфеджио. Со страху Маруся заготовила столько шпаргалок, что ими можно было выстлать дорогу от музыкальной школы до дома.
Но воспользоваться ими не смогла, преподаватель сольфеджио была остроглаза и обладала абсолютным слухом. Шуршание доставаемой из кармана шпаргалки она слышала даже из коридора.
Но экзамен был сдан на пятак.

С урнами, знаете ли, в стране проблемы были всегда. Ближайшая была на автобусной остановке. Стоявшие на ней люди сильно смеялись, когда подошла девочка с гигантским белым бантом на маленькой голове и стала доставать шпаргалки: из внешних карманов пиджака, из внутренних карманов пиджака, из-за пояса юбки, из карманов юбки, из карманов рубашки, из под манжет рубашки, из гольф. Когда девочка стала высыпать шпоры из белых туфелек – остановка просто рыдала от смеха - Маня тщательно подошла к подготовке на экзамен.

Выйдя с экзамена, и освободившись от «шпор», окрыленная успехом, Маруся отправилась вступать в комсомол. По иронии судьбы дата ее вступления была назначена на тот же день и час. И учила она «демократический централизм» и «тонику-доминанту-субдоминанту-тонику» одновременно.
Но экзамен съел все время и Маня опоздала. Когда ее спросили: « А где ж ты была, юный пионЭр Маруся Рисовалкина, когда все в едином порыве, дружно вступали в комсомол?» Маруся честно ответила, что сдавала экзамен по сольфеджио. «Предпочла комсомолу сольфеджио? Недостойна комсомола!» - резюмировала высокая комиссия. Но, выдержав драматическую паузу,
все же милостиво добавила – «Попробуйте на следующий год.»
Но на следующий год комсомол отменили...

Так Маня освободилась сразу от двух обуз в своей жизни.

Но отношения с враньем были не закрыты. С ним Марусе пришлось встречаться много и разнообразно… "

ХХХХ

Капризули.

День был такой светлый, тихий и теплый, что Маруся не верила своему счастью. Тепло и тихо. Просто сказка. А календарь был исключительно против, и утверждал, что на дворе уже осень.

Видимо от этого диссонанса и от  того, что люди не верят своему счастью, народ так колбасило.

Клиенты капризничали весь день. Три часа Маня рисовала три портрета. А потом до поздней ночи делала правки, которые шли и шли и шли. 

Прекрасная дама заказала портрет великовозрастной дочери и убеленного сединами мужа. Муж был хорош, дочь очень хороша, Маруся необыкновенно хороша и поэтому портрет вышел, ну просто замечательный. Но Прекрасная дама расстроилась.
«Он на этом фото вышел какой-то старый, он в общем то получше выглядит. Я даже не ожидала, что вы это фото возьмете…» - щебетала Дама.
«Нууу, а зачем же ж ты мне его, голуба, прислала? Ежели просто мужем похвастаться, то напрасно, мой точно лучше» - мелькнула гаденькая мыслишка у Маруси.»
 «А можно его малость подмолодить? Или голову с другой фотки подставить?» - заламывала руки Прекрасная Дама.
«Да фигня-война – подумала Маруся – ван минутс, и приставим к нему другое лицо, лишь бы фото качественное было и черты лица видны.»
«Я боюсь, что он на себя посмотрит и расстроится…» - продолжала Прекрасная Дама-мадама.
«Нууу, дорогуша», - опять включилась внутренняя болталка у Мани -  «если убеленный сединами мужчин, отец взрослой девицы , будет расстраиваться, что от времени стареет и портится… То у тебя проблемы, систер…  Пора удирать, пора спасаться бегством.»  Но что то при виде аксакала на фото подсказывало, что мужчину ни разу не огорчал ни его возраст, ни внешность.

Мужчины вобще умудряются считать себя красавцами, почти все, почти поголовно. Как им это удается, Маниному уму было  непостижимо, но это был факт. Странный, противоречивый, но такой тяжелый и увесистый, как кирпич на ногу.

Хорошо.  По итогам голосования  среди Прекрасной дамы было выбрано фото мужа несколько летней давности и голову отрезали именно от туда. Пришлепали к туловищу  и вроде даже вышло вполне прилично. Специальных процедур по омоложению Манюня ему не проводила, понадеявшись на русский авось и  итальянскую фортуну. А зря… На этих надеятся – себя не уважать.

Фортуна с Авосем, по-видимому, быстренько нашли общий язык и слиняли в одном им только ведомом направлении.

«Ах!» - продолжала Прекрасная Дама-мадама  –  шея у него какая-то длинная, и теперь он на брата ее похож».  (То ли это было гипотетическое предложение, то ли у девушки действительно имелся брат, по странной случайности похожий на своего отца). «А можно его несколько состарить? Он конечно тут красавчик, но что то не то…» – вызывала Мадама к Мане.

Маня тихо заныла. Вперемешку со стонами дамы-мадамы, сквозь интернет летели правки от других двух клиентов, замысловатые и непонятные. И ласковый осенний день был убит напрочь.  Он так и не дождался Маню на своих теплых улицах.


ХХХХ

"Везуха."

День был сплошная мешанина, как и положено сентябрьскому питерскому дню. То слепило глаза солнце и приходилось доставать из недр сумки огромные солнечные очки и играть в стрекозу. То начинал моросить какой-то загадочный конденсат и на голову срочно натягивался капюшон. А иногда из-за очередной подворотни вдруг вылетал порта ветра и срывал и капюшон и платок и даже как заправский разбойник пытался выдрать сумку из рук. В общем, все как положено - изменчиво и  непредсказуемо.

Выйдя с выставки Маруся прошлась по кленовой аллее, на которой вопреки названию росли одни каштаны и попыталась найти хоть один каштан. Зачем? Да ни зачем. Каштан в кармашке очень приятно трогать. И если вы хотя бы отчасти кинестетик, то  вам не придется объяснять зачем осенью нужен каштан в кармане. Нужен. Чтоб трогать.  Для радости.

Каштан таки нашелся. Правда, всего один. Зато большой и ослепительно красивый. «Везуха!» - подумала Маня, бережно погружая его в глубину кармана и поглаживая пальцами.

В метро было как всегда обильно.  Всего: народу, шуму, суеты. И вдруг в вагоне заиграла балалайка. Марусина крыша крякнула. Шаблон порвался. Балалайку в живую Маня не слышала со времен музыкальной школы.  И балалайка так яростно жарила "Вдоль по питерской, да по тверской ямской", что народ начал в такт двигать разными частями тела. Сразу вспомнился старый мультфильм. Где Карлсон,  малыш, домомучительница,  скакали под эту знатную "Вдоль по питерской".
Кто играл, из-за толпы, видно не было. На очередной станции струны сделали финальное «брям» и балплайщик выскочил и поскакал в следующий вагон.
Маруся не  слишком жаловала музыкантов в метро. На её вкус они слишком часто фальшивили и слишком вольно перевирали оригиналы. Да и репертуарчик  Марусю не радовал. Так что Маня при первых аккордах, как знатная вредина, сразу надевала наушники. И слушала что-то из своего плейлиста да погромче. Ну и денег соответственно музыкантам не давала.

А балалайщик неожиданно пришелся ко двору. И песенкой  и инструментом и даже ни разу не дал петуха.  «Везуха! - решила Маруся  – даже не фальшивит!»
Она сунула руку в карман, нащупала там купюру и побежала за звуком балалайки.
Балалайщик заскочил в следующий вагон и начал жарить песню «Коробочку».  Про то, как она полна  и что есть в ней ситец и парча и прочее простое женское Щастье.
Маня сунула денежку музыканту в пакет висевший у него на локте, балалайщик повернул к ней лицо и оказался улыбающейся девченкой, белобрысой и патлатой, как Маруся в молодости. 
Голос радио в вагоне  забубнил, мол, будьте осторожны, мол двери закрываются и Маня еле успела выскочить. Метро умчало ясноглазую и улыбчивую балалайщицу куда то в свою глубокую утробу.

Поскольку день был холодным и как то уже уже загрустил желудок, Маня решила порадовать его кофеем. Она зашла в попутную кофейню и выразила вслух свое пожелание, подкрепив его некой нужной купюрой.

- Ну и как сегодня проходит Ваш день – неожиданно спросил ее молоденький бариста, получив от нее заказ.  Так спросил, словно они каждый день тут встречались и рассказывали друг другу, как протекают их дни, словно это была какая-то старая и добрая традиция.
– Простите? – не поняв, переспросила Маня.
-Говорю, как сегодня проходит Ваш день? – повторил бариста ухмыльнувшись. И как дитенышу разъяснил – ну чем занимались, куда ходили, что делали?
Маня немедленно офонарела, но ответила: «Была в музее, нашла каштан, слушала балалайку» .
 – Дельный день, – философски заметил бариста  – Везет Вам, а я вот сегодня скучаю…»
Они еще немного потрепались о погоде-природе, Маруся выпила кофею и, раскланявшись, ускакала в даль.

А по дороге в даль, решила зайти в любимый магазинчик. В котором она бывала раз в сто лет, но все же он был любимым. Может, кстати, по этой самой причине, что так не часто навещался. И там Мане попался обалденный кашемировый свитерок и еще и была какая то гигантская распродажа, что достался он почти даром. «Вот прет то!  - подумала Маня – Везуха!»

Она шла по улице и одной рукой периодически лезла в сумку. Что пощупать заячью шерстку свитерка. А затем засовывала руку в карман, чтоб ощутить прохладную гладкость каштана.

На встречу шел мужчина, лицо его было знакомым и печальным. Маня его откуда то знала. Но не могла вспомнить откуда. И вдруг поняла! Это был актер. Не Бред Питт, конечно, но в тех фильмах, где она его видела, он ей нравился. Такой седой и импозантный и немного грустный. Как его зовут, Маня конечно не знала. С именами у нее по жизни были проблемы. Лица запоминались намертво, а имена улетучивались через две минуты после их оглашения.

Мужчина шел, смотрел под ноги и вздыхал. Видимо, решал какую то свою неразрешимую актерскую проблему. Пока Маруся вспоминала, откуда она его знает, она в него уперлась.  Грустный актер поднял на нее глаза и вся грусть актерского люда в них отразилась. «Ну, тебе то еще чего?»  - спросили печальные актерские глаза.  «Если Вам нужен добрый знак, то вот он, возьмите» - ляпнула Маруся, прежде чем успела подумать и протянула ему каштан, который мусолила в руке. Глаза печального мужчины сначала округлились, а потом засмеялись. Он взял каштан. И как два встречных корабля они разошлись  каждый по своему фарватеру.

«Вот везуха то! - решила Маня – хорошо, что он каштан взял, будет его трогать  и успокаиваться. А у меня еще свитерок есть».
Она потрогала пальцами мягкость свитера и улыбнулась.

День определенно был сплошная везуха…

ХХХХ

"Про балет и Енисей."

«Зато, говорю, мы делаем ракеты
И перекрыли Енисей,
А также в области балета,
Мы впереди, говорю, планеты всей...»
Ю. Визбор.

В далекие советские времена, в далеком Казахстане у самых отрогов Тянь-Шаня прошло босолапое детство Маруси.

Климат был прекрасен. Но как положено в любой прекрасности  есть свое «но». И тут стоит вспомнить, что детство все-таки было советское. А по старой советской  традиции, что советские люди делали лучше всего?  Правильно: ракеты, балет и Енисей. Про Енисей Маня была не уверена, в балете была ни ухом ни рылом. И к ракетам не имела никакого вроде бы отношения. И снова вступает в силу всемогущее «но».

Но зато Маня вместе с огромным интернациональным населением Казахстана раз в полгода могла наблюдать  некий катаклизм:
В славном городе  Байконуре испытывали те самые штуки, которые советский народ делал лучше всего. И нет, балетом там даже не пахло.
После этих испытаний природа Казахстана просто сходила с ума. Погоду рвало-тошнило во все стороны. Пару дней она ходила как ветреная пьянь в угаре, потом, к счастью, все устаканивалось.  Но эту пару дней давали жару всем. Ветер рвал и метал сразу во все стороны, сбивал с ног, пыль и песок летели в глаза и нос.  Деревья мотало-ломало. Живность всех видов пряталась куда и как могла. Люди жутко матерились.

Самое любимое выражение этих дней было: «встретил бы ту заразу, кто это устроил, руки бы вырвал».

Говорят, что в каждом дне есть минута, когда произнесенное вслух сбывается. Но мы не знаем этой минуты и трещим без умолку. Не задумываясь о сказанном.

Прошло время и союз унесло ветром перемен и Манину южную жизнь. И однажды, спустя много времени , где то на болотистых почвах  Невы, она сидела у любимого свекра на дне рождения и рассказывала про кренделя погоды в южном Казахстане во времена своего детства.

Публика уже была согрета хорошим вином и вкусными явствами и Манина болтовня шла легким десертом.

И когда Маруся торжественно произнесла коронную, завершающую  фразу своего монолога: « И все говорили, мол встретил бы ту заразу, кто это устроил, руки бы вырвал…» - все одобрительно засмеялись.

А ее добрый свекр, улыбнулся и сказал: « Воистину, бойтесь своих желаний. А Вы знаете, Машенька, Ваше желание сбылось. Вы встретились с той самой заразой. На протяжении многих лет этими испытаниями руководил я. И два-три раза в год летал на Байконур…»

Маруся поперхнулась шампанским, а публика засмеялась еще веселее. Потом разговоры утекли куда то в гастрономические дебри и про Манин позор все благополучно забыли.

«Дааа, - думала Маня потягивая из своего бокальчика, - лучше бы я про балет что-нибудь рассказала, или про Енисей.»


ХХХХХХХ

«Детские  забавы»

«Жизненный опыт  –  вещь, бесспорно, полезная,» - размышляла Маруся Рисовалкина – «но везде, похоже, работает закон компенсации. Иначе говоря, за все надо платить. И, получая жизненный опыт, мы платим вкусом к жизни и любопытством. Иначе куда ж оно с возрастом девается?
Вот взять, к примеру, детские забавы. Ведь буквально все было интересно. Скучно не было никогда.

Однажды, в довольно нежном возрасте, Маруся увлеклась выпиливанием фигурок из снега. Верхний пласт снега затвердел, его можно было отламывать целыми кусками  и уже из них,  можно было пальцами откорябывать лишнее. Например, делать фигурки любимых Марусей зайцев или собак. Снег, конечно, ломался, и надо было действовать аккуратно. Но Маня, за каких то два-три часа, создала целую коллекцию зайцев и их друзей. Правда, потом неделю провалялась с простудой. Вот сейчас бы у нее на такое не хватила ни интереса, ни желания, ни сил.

А в младшей школе у Маруси были любимые занятия НВП (кто расшифровал – то герой).  Старшие дети на таких занятиях учились разбирать автомат Калашникова, а малявок, типа Маруси, учили делать ватно-марлевые повязки. Маруся так прониклась этим вопросом, что придя домой, сделала ватно-марлевые повязки (на случай химической атаки потенциального противника) для всей семьи и всех своих кукол. Причем куклам повязки были тут же надеты, чтоб встречали грядущий день в полной боеготовности. А ну как Маня уйдет в школу и ее не будет дома в опасный момент? Что тогда?

В те же времена, в первом классе, Марусе было легче дружить с мальчишками. В то время она была командиром звездочки (группы из пяти человек). И она строила свою звездочку на все дурацкие школьные дела. А в свободное время они считали себя маленькой бандой. Маня, конечно же, была атаманшей. И чем  они только не занимались. (Фу-фу-фу! Отставить пошлости! Это был всего то первый класс!)
Например, однажды в особо холодную зиму они ходили и собирали замерзших синичек. Те падали от холода на землю. И если вовремя такую синицу найти и приволочь в подъезд к теплой батарее, то она могла отогреться и ожить. Как это ни странно звучит. Через пару тройку дней сильные, но недолгие холода сходили и синиц выпускали.  Странно, но даже соседи не ругали Марусю за этот птичник у батареи под лестницей первого этажа. Ну а тех птах, которым не удалось помочь, Марусина маленькая банда потом торжественно хоронила и делала им красивые могилки с секретиками.

Кстати о секретиках. Сколько секретиков зарыла Маня в детстве.  Как хорошая белка, и не сосчитать. И как белка, Маня часто забывала, где их зарывала. Что такое секретик, знает каждый, чье детство прошло в догаджетовую эпоху. Берется фантик и осколок стеклышка. Фантик кладется под стеклышко и зарывается не глубоко в тайном месте. А потом приходишь и аккуратненько расчищаешь землю. И из под земли на тебя смотрит словно маленькое окошко с картинкой. Но суть секретика, конечно, только в том, что про него знаешь только ты и пара (в Марусином случае четверка) друзей.

Однажды, Маруся и ее банда занимались все лето дрессурой собаки. Собака была ничейная, молодая и ласковая. Жила под лестницей черного хода одного дома. Банда таскала ей еду, гуляла с ней и дрессировала. Команды были исключительно произвольные. Так одна из них звучала «лизать».  (Ну,  а что? «Сидеть», «лежать» команды есть, чем эта то хуже?)  При этом Маруся подставляла собаке свою мордаху, чмокала ее в мокрый черный нос  и собака радостно начинала лизать Маню в щеку. Собаку потом пристроили охранять детский сад и потом еще долго ходили проведывать.

Как-то раз, среди малышни прошел слух, что в городе появился шпион, и что ездит он на зеленом мотоцикле. Кто пустил слух, уже не ведомо. Может, кто то перечитал детективов. А может, посмотрел фильм про шпионов. Но всю неделю Маня и ее звездочка ходили по своему маленькому городку и записывали номера всех зеленых мотоциклов (коих  с колясками было великое множество) и описание их водителей.                Сильно удивлен был молоденький лейтенант милиции, когда к нему в отделение ввалилась толпа младших школьников и белобрысая девочка молча протянула ему убористо исписанную тетрадку. На обложке тетрадки было каллиграфически  выведено: «Зеленые мотоциклы и их владельцы (возможные шпиёны). Информация собрана звездочкой №2, 1А класс с/ш №5».

Во втором классе Маруся стала командиром класса и количество мальчиков в ее банде значительно увеличилось. С девочками дело обстояло сложнее. Они решительно все хотели замуж, были увлечены тряпочками и Маруся, хоть и любила тряпочки, но почти со всеми девочками в том возрасте откровенно скучала. Кругозор мальчишек радовал Марусю гораздо больше. Как же была удивлена мама, когда однажды на день рождения к Марусе пришли 8 мальчиков и пионерважатая.  (С пионервожатой у Мани были теплые и доверительные отношения, очевидно Маня была для нее, как смешной щенок. Но от именинного  торта у юной шестиклассницы отказаться не было никаких сил).

Если уж быть совсем откровенным, друзья девочки все-таки были. Всего две,  две подружки. Сестры- двойняшки. И по совместительству Манины соседки. Но в день рождения они заболели и не смогли прийти.

Зато с ними Маруся любила ходить собирать подснежники. Весной степь вся покрывалась маленькими пушистиками сон-травы. Конечно, детям в степь ходить одним не разрешали. И конечно, дети не слушались и ходили туда за цветами.

Однажды, когда были уже полны цветами и карманы и руки, Маруся и близняшки решили отдохнуть. День был теплый, весенний, ласковый. Они улеглись на сухую траву (снег уже растаял, и было сухо). Лежали на траве и смотрели в небо. Так было хорошо.
Высоко в небе распевал жаворонок.
«А вот интересно, гнездо у жаворонка есть?» - задала риторический вопрос одна из близняшек.  «Наверняка есть» - заметила вторая – «должен же он где то спать». «Ну, не знаю, мы тут уже часа два бродим, я ни одного гнезда не видела» - произнесла Муся, жуя сухую травинку. «Да когда ж ему гнездо вить, он весь день работает – песни поет» - вальяжно протянула первая близняшка. Или это была вторая, Маня их все-таки путала. «Точно!  - подскочила, как ракета, Маруся – «Жаворонкам некогда. Им надо помочь! Пошли вить гнезда!»

В общем, совет трех юных девиц решил срочно помогать живой природе. А именно: вить гнездо жаворонку. Как выглядит жаворонок, не знал никто. Какого он размера и подавно. Решили, что летает он высоко, и значит, опустившись, вполне может оказаться размером с доброго (или злого) индюка. Гнездо сложили из сухой травы, на дно уложили пахучие подснежники. Рядом насыпали хлебных крошек от оставшейся булочки. Примерила гнездо каждая, на себя, так сказать собственным крупом. Еще до цветов и крошек. Каждая присела в гнездо, ощутила его уют и довольство собой такой жаворонко-заботливой.
Уже уходя, Маруся вспохватилась: «Стойте, а как жаворонок поймет, что это ему? Ему, а не голубю, орлу или баклану?»  И хотя в степях Забайкалья не водились бакланы, все трое призадумались.  В конце концов, в землю была воткнута палка с наколотым на нее листком. На листке шариковой ручкой было написано: «Гнездо для жаворонка. Добро пожаловать». Вэлкам значить.

И три довольные собой девицы, взявшись за руки, пошагали прочь от гнезда. Поближе к дому и поближе к обеду. Солнце грело, карманы были полны цветов, а в небе надрывался жаворонок. Теперь он мог быть спокоен, у него был свой дом.
Так что иногда не понятно, что лучше жизненный опыт или его отсутствие…

ХХХХХ

"Искусство и барыги".

Серым, сирым вечером Маруся собиралась на концерт. Концерт с детства для Маруси был чем то праздникоподобным. Она нарисовала себе парадное лицо, одела новую шляпку, наворотила на шее любимый платок и устремилась.
Маруся торопливо шагала по осенним листьям щедро рассыпаным осенью в парке и предвкушала нечто. Она же шла на первый концерт своего любимого Чайковского.

Вдруг позвонила Аличка и сообщила, что не сможет с ней пойти, заболела, сопли-слезы и тому подобное горе-печаль. Так Маня стала обладателем лишнего билетика.

Второе свободное место Мане было ни к чему, и она решила завернуть в кассу, чтоб сдать не нужный билет.
В кассе очередь пропустила ее без очереди, узнав, что она идет сдать билет. Билеты уже заканчивались, а очередь была знатная: от забора до обеда.
Но кассир подняла на нее очи полные печали и произнесла: «А Вы не хотите предложить билет кому-то из людей? А то сдача билета дело долгое, Вам придется писать заявление, мне идти подписывать его у руководства, перезагружать всю систему на компе. А до концерта 20 минут осталось. Оно нам надо?»

Марусе "оно" однозначно было не надо. Поэтому она сделала разворот на каблуках через левое плечо и голосом отставной майорши четко произнесла: «Дамы! (а очередь на 99% состояла из оных) Не нужен ли кому билет на второй ряд? Подруга заболела, билет остался...»  Дамы с недоверием посмотрели на бодрую и звонкоголосую Маню. Она им явно не нравилась.
- А какой у Вас ряд? – снисходительно спросила одна.
- Второй – не почуяв подвоха, честно ответила Маруся.
- Аааа, протянула дама, - я хотела первый.
- Ну, извините, у меня только второй – слегка огорчилась Маня.
Тут к ней подлетела какая-то бойкая мадам категории «многая лета».
- Сколько хотите за билет? – спросила она взяв Марусю за локоток (видимо, боялась, что Маня убежит с драгоценным билетом и крепко сжала клещи).
- Да ровно столько, за сколько купила, - наивно сказала Маня – как в кассе, мне навар не нужен. Просто подруга заболела и…
- Ах, оставьте Вы со своей подругой – перебила ее «Крепкодержащаязалокоть». И резво добавила: У меня льготы, я - льготница. За полцены отдадите?
Маня малость офанарела: «Извините, я покупала по полной цене, у меня пока нет льгот» - начала Маруся, но увидев, сщурившийся взгляд мадам добавила - «к сожалению, я еще не достойна…» Взгляд «Крепкодержащейзалокоток» слегка смягчился. И она пошла на второй заход.
- У меня льготы, по льготной цене отдадите?
- Знаете, я не касса, у меня льгот нет – начала заводиться Маруся и попыталась выдернуть свой локоть из рук «Крепкодержащей».
- Ах ты, спекульянтка! Барыга! Не стыдно тебе на искусстве наживаться? – заголосила Дама – зовите милицию! Я ее держу!
«Полицию» - охотно подсказывали ей из толпы (видимо, сестры-льготницы).

Маруся уже даже начала пугаться. Слово «милиция» с детства повергала ее в легкий ступор. Но тут на нее обрушилась лавина, которая снесла ее прямо в конец очереди (к счастью вместе с локтем).
Дама-Лавина принесла ее к молодой женщине в хвосте очереди и заголосила: «Милочка! У девушки есть билет во второй ряд! Давай посадим Сашеньку на второй ряд! Чтоб все видно было!»
Милочка посмотрела на Маню, на ""Лавинообразную", и возмутилась: «Маленького ребенка? Одного? Так далеко от нас? Вы что!»
«Лавинообразная» схватила Марусю за локоть («Да что они все сговорились, что ли?» –мелькнуло у Мани).
- Девушка, Вы же будете сидеть рядом? Присмотрите за Сашенькой? Хорошо?

Маня уже готова была вернуться к льготникам и идти сдаваться в милицию. Но тут третьи руки  выдернули ее и уволокли подальше .
- Ох, спасибо Вам – выдохнула Маня, - Вы меня просто спасли…
- На какой ряд у Вас билет – перебила ее «Спасительница».
- На второй – покорно сказала Маня. – Но Вы знаете, я однажды сидела на первом ряду. Так я не знала, куда ноги деть. Вытянуть на проход – как то не прилично. Всю дорогу держать их прилично – как то не удобно. И вобще, мне весь концерт казалось, что контрабасы мужского пола смотрят не в ноты а в ноги, в мои. Так что с тех пор я покупаю билеты исключительно на второй ряд.
- Я предпочла бы первый – пропустив мимо ушей Манин монолог заявила «Спасительница».
- Многие бы предпочли – усмехнулась Маня, - но на прошлой неделе, когда я покупала билет, первый ряд уже был распродан. А есть некоторые профи, которые утверждают, что симфонический оркестр надо слушать как минимум из середины зала. Акустика, звук и все такое…
- Покажите билет, нет, давайте отойдем в сторону, чтоб не светиться. И «Спасительница» оттащила Маню (за побаливающий локоток) в центр холла. Видимо, это была логика из серии: прятать надо на видном месте, чтоб никому и ничего в голову не пришло.
- Покажите билет, он у Вас настоящий? Что он на каком то альбомном листе распечатан?
- Так в кассе дали – смутилась Муся. – Кассир распечатала. У меня у самой такой же.
- Покажите Ваш.
Маня достала свой и подругин билеты и показала. «Спасительница» взяла Мусин билет посмотрела на места и веско произнесла: «Я бы предпочла взять этот».
- Ну, нет – озверела Муся – этот я не продаю, я с подругой хочу сидеть рядом. Мне с ней срочно надо будет обсудить Чайковского, - и выхватила свой и подружкин билеты.
- Ладно – примирительно заявила Спасительница. – Лицо у Вас располагающее. Такие, обычно, как раз у аферистов бывают. Но я Вам поверю.
- Значит так! - остервенела Маня – пойдемте, разберемся.
Она подошла к молоденьким и удивительно хорошеньким контролершам и, вспомнив, что она сегодня отставная майорша, четко продекламировала: «Дамы, разрешите наш спор. Проверьте вашим прибором мой билет. Докажите, что он настоящий».
Девушка мазнула приборчиком по штрих-коду, прибор сдавленно пискнул.
- Настоящий, проходите, пожалуйста, – улыбнулась красавица контролер.
- Благодарю – расплылась Маня и передала билет «Спасительнице». Та передала Мане некую сумму, без льгот. Со стороны это, наверное, смотрелось как расшаркивание и раскланивание шляпами с перьями двух господ века эдак 16-го.
Церемония передачи билета была завершена.

Маня выдохнула и побежала встречать подругу. И по дороге рассказала ей о событиях последних 10 минут.
- Ну ты знааатная барыга – засмеялась Анечка.

К счастью Чайковский как огромная река залил все переживания Маруси своим первым концертом. Зализал все раны и вымыл дочиста.

И когда Маня и Анечка выплыли из этой реки в антракт и их прибило куда-то поближе к кофе и бутербродам, она увидела (и, соответственно, услышала) как «Дама со льготами» говорит кому то: «Обрати внимание, дорогая, какая прекрасная публика сегодня собралась. Исключительно прекрасная. Интеллигентная, как на подбор!» Тут ее млеющий взгляд уперся в Маню и она процедила: «Не считая отдельных личностей…»

«Ну все», - подумала Маруся, – теперь меня тут запомнят и будут звать «Манька-Спекуляция». Или еще хуже «Маня –Барыга». Надо было оставить второе место себе. Складывать на него сумку, шляпку, на крайняк ноги, которые вечно нигде не помещаются. Пойду, забудусь с горя Чайковскым!»
И, подхватив Анечку, она уплыла на второе отделение концерта."

ххххх

"БоБрое утро."

Утро началось бодренько.
Заказчик, некто Бобров, которому Маруся вчера отрисовала все его благородное семейство из Костромы, прислал прямо-таки вопиющее сообщение.
"Что с моим глазом?!!!!" - кричали строки, присланные Благородным Бобровым. Куча восклицательных знаков указывала на сУрьезность ситуации.
"О, Господи," - заволновалась было Маруся - "что же с его глазом? Может он ослеп на него? Или споткнулся в тёмном коридоре комуналки и поставил фингал? Может ему срочно к окулисту надо? Чем могу помочь? Может забронировать ему талончик к доктору Айболиту, Бобров все ж таки?" Вопросы, один глупее другого, роились, как мошкара в августе.

Муся глянула на портрет бойкого Боброва. Мужчина средних лет, средней наружности, с вполне приличными средними глазами. Анатомия была соблюдена, цветовая гамма вроде тоже.
"Ладно, - подумала Маня - "не будем лезть в бутылку". И аккуратненько задала вопрос, мол с которым глазом у нас проблемы?

Ровно через три секунды пришёл отклик.
- Что с моим левым глазом? - восклицал неугомонный Бобров.
Маруся внимательнейше изучила (на всякий случай, оба глаза) Боброва на свежеотрисованном портрете, сравнила с исходным фото. Изьяна, бельма, катаракты, неверного оттенка или формы не обнаружила.

"Не будем пороть горячку", - подумала Маня и попросила мудрого Боброва описать проблему поконкретнее.
Добрый Бобров реагировал мгновенно, видимо, проблема была велика и задевала его до глубины глаза.

"Ну, вот же» - пытался высказать свою мысль неуемный Бобров - "Если смотреть эскиз, то левый глаз норма, тогда правый, от носа к брови какая-то опухлость что-ли, не знаю как правильно сказать..."
- Эээээ,- затупила Маня и попросила обвести ей кружочком, как для балбеса, место предполагаемой "опухлости".

Бобров обвел всю бровь и приписал, чтоб Марусе Непонятливой все стало ясно, как божий день: "На фото её тоже видно, но в жизни такого нет".
"О, как! Неожиданно!" - подумалось Марусе - "А откуда ж она на фото взялась, если её в жизни нет? И самое интересное, откуда я могу знать, что её в жизни нет, когда на фото она есть?"

Ладно, когда в итоге все припухлости были убраны, лицо Мудрого Боброва стало гладким, как тарелка, чем очень его порадовало.
- Вот видите, умеете же, когда надавишь на вашего брата! - Неподдельно радовался Добрый Бобров.

Чуть погодя пришло письмо от мадам Бобровой. "Замените мне, пожалуйста, мужа" - писала она.
"Ёу, систер! Верная мысль! Мужчину, озабоченного припухлостями своих бровей, однозначно надо менять на что-то более потребное! Как я с тобой согласна!" - Маруся аж подпрыгнула в восторге у монитора. - "На кого предпочитаете заменить? Я бы предложила Клуни или на крайняк Камбербетча. Но, понимаю, это дело вкуса! У меня только один вопрос, почему Вы обратились с этим ко мне? Или я нынче на раздаче мужиков?"

"Ой, я файл забыла пристегнуть" - пришло ещё одно сообщение от Мадам Бобровой. На фото бодро бобрился мсье Бобров. Брови его были по-детски припухлы...

"Нда", - вздохнула Маруся - "Вот такая вот неожиданная "Борьба Бобра с Козлом" получилась.

И пошла убирать припухлости на бобровом лице.


ХХХХ


"Злобный памфлет"

   Сегодня на Фестивале идиЁтов, членом жюри коего я являюсь , победила некая прекрасная дева. Заказав портрет мамеля и папеля с разных фото, она попросила их объединить, и, увидев результаты, выразила крайнее недовольство, что глупый рисовальщик не нарисовал их в обнимку.
"Ну, что, сами не догадались что ли? - заявила юная дева надув прелЭстные губки.

   Второе почетное место заняла не менее прЭлестня мадам из славного города Чебоксары. Мадам интересуется (судя по ее странице) исключительно православием и рецептами (что безусловно делает ей честь), но проявила недюженную сноровку в познании композиции в живописи.
Мадам выразила негодование, что композиция не верно распределена в пространстве. Первоначально мама папа и ребенок меж ними были поставлены по центру портрета. Мама, как существо более худое оставила много свободного места от себя до края портрета. В то время как крупный папель даже не весь влез в кадр. Ребенок же был в центре рисунка. Наивный рисовальщик решил, что это будет правильно. Ах,  как он был не прав!
Прекрасная любительница верных композиций велела сместить людей в сторону, чтоб и мама и папа касались своими плечами края рисунка(как атлант и кариатида подпирая визуальный край портрета). Тем самым люди уехали в бок картины.  Папа занимал львиную долю (как и положено льву), мама с дитенышем скромно жались в сторонке. Зато воля заказчика - закон была выполнена. Ура товарищи!

На третьем месте скромно потирает ручки джентельмен из славного Санкт-Петербурга, приславший фото достойное рассмотру под окуляром микроскопа и заказавший гигантский портрет по нему.
На сопротивления рисовальщика , что не видать лиц, было наплевано, мол ничего, рассмотришь. А после было выражен законный вопрос, ну почему ж так плохо все видно? Где четкость лица, где живость линий и где же , наконец портретное сходство?

Так вот дорогие участники фестиваля. Чудес не бывает. Из дерьма-с конфет не делают. Пожелания надо озвучивать. Рисовальщик мыслей читать не умеет (грешен, каюсь).
А сей памфлет завершен. На сегодня все! Усе идут пить чашку кофея!

На веки Ваш,  злобный эстет, рисовальщик Маруся Рисовалкина.

ХХХХ

"Подарки себе и другим".

«Самая большая ошибка дарить человеку то, что нравится тебе самому». – рассуждала Маруся - «Ну вот я люблю оперу. Если я буду дарить своим знакомым рокерам исключительно диски с оперными ариями, то скорее всего однажды огребу. И конкретно. То бишь по полной.
И вряд ли мне удастся приобщить их к прекрасному миру классической музыки. Ибо каждый имеет право на свои вкусы.»

На подобные размышления Маню натолкнуло нынешнее утро.
Одна милая блонди заказала у нее подарок своему бой-френду. Тот больше всего на свете (даже может больше девушки) любил вокалиста и основателя Моторхэда, легендарного и ныне уже почившего Лемми Килмистера.
Маруся даже обрадовалась. Такая не банальная девушка. Хочет сделать приятное не себе любимой(как это нынче положено), а своей второй половинке.
В общем, потратив кучу времени и сил, переслушав, для настра, кучу моторхэда, Маня, таки, сделала портрет.
Мужики стояли и бодренько салютовали, приветствуя всех из кадра.
Парень, кстати, оказался тоже под стать Лемми – столь же брутальный, бородатый, брюнетистый. И среди его мильёна фоток в вк, Маня не нашла ни одной его в спокойном состоянии. Он везде был динамичен и хулиганист. Эдакий рокер-бунтарь.

Ответ заказчицы Марусю убил. Девушка требовала, чтоб юношу сделали милым и добрым.
«У него красивые глаза и милая улыбка. Вы его не так нарисовали!» - возвопила гёрл-фрэнда.

«Эй, подруга! «– запротестовала Маня – «Ты что? С дуба рухнула? –Мужик, рядом с которым на портрете стоит твой бой-френд – это ж Ленни, мать его, Килмистер!  Этот чел - душа моторхэд! Он был почти самый главный хулиган 20 века. Да он бы заплевал любого "няшу" рядом с собой стоящего. И ни один мужчина, в здравом уме, с ним бы рядом не изображал доброго и милого. Или скажем честно, добрые и милые рядом бы не стояли. Удрали бы еще с переферии.
Добрые глаза и милая улыбка - это не про моторхэд. Это рядом с девушками так стоят. Систер, ты, явно, не в теме! Они не попсушники, они -  мать вашу –рокеры!»

 «Нет, нет, и нет!» - Настаивала на своем девушка – «Более добрые глаза и более милая улыбка! Вот, что нам нужно! И чтобы они стояли и обнимались. Он у меня добрый и милый. А вы нарисовали какого-то бандита!»
 
«Ууууу, как все запущено,» – загрустила Маруся – «Может с тобой он и Няша, и даже может подкаблучник, но в душе то он другой. Сотни фоток в его альбоме говорят о нем и его вкусах лучше любой герл-френдушки.»
«А знаете что», - написала юной деве Маня, - «А обратитесь ка Вы к другому художнику. Я тут вам не помощник. Не будет няшка обниматься с мать его, кил-мистером. И мистер-Кил не будет обниматься с няшкой.»
 «Не бывать вороне Коровою, не летать лягушатам под облаком» - процитировала Маруся вслух великую детскую истину. Пойду, забудусь Моторхедом и валерьяновыми каплями…»
И гордая любительница оперных арий улетела в синюю даль.


ХХХХ

«Итак, она звалась Маруся… Или как вы яхту назовете…»

Народной глупостью утверждается, что имя весьма влияет на характер человека.

С именем у Маруси проблемы начались с самого прям таки рождения.
Ежели бы Маруся родилась в стародавние времена, то ее назвали бы Татьяной. Потому как день именно этой святой дамы был ближе всего к Мусенькиному Дню Варенья. Татьяной ее не назвали (но об этом чуть позже).
Но Татьяна Марусю все-таки отметила своим крепким перстом. Как и положено подшефной этой дамы, девочка с детства любила Пушкина, Онегина и Татьяну Ларину. Легко могла признаться первой в любви и накатать про это письмо на 16-ти страницах.
Как и положено каждой приличной Татьяне, имела в жизни своего Онегина. По традиции была им отвергнута. Потом вышла замуж за своего генерала и стала ему «навеки отдана и век ему верна» и еще тихо и долго страдала по своему Онегину.
В общем, АлексанСергеич построил прям таки некий алгоритм жизни Татьян.

Но назвать Марусю Татьяной многомудрые родственники все же не решились.  На это были свои причины. Т.к. одна Татьяна в роду уже была рождена в этот же январский день и умерла во младенчестве от болезни сердца. И когда в то же самое число родилась Маруся (с той же самой болезнью сердца), хитро-мудрые родственники решили попытаться обдурить судьбу и назвать девочку иначе.

Но и тут были свои проблемы.
Во-первых, мама с папой никак не могли разобраться между собой, как назвать дочь. Маменька, от большой любви к великой Цветаевой, мечтала назвать дочь исключительно в ее честь. Дабы ребенок был столь же умен и знаменит, не иначе. О жуткой судьбе и горестном финале МариныВанны (которая могла бы передаться ее младшей тезке) маменька либо не задумывалась, либо была не в курсе.

ПапА же желал назвать дщерь ни больше ни меньше – Мария. Надеюсь, все же это было в честь русских народных сказок про Машу и медведей, а не от большой любви к Деве Марии и ее не менее тяжелой жизни. Хотя, как знать, как знать…
В общем, родители не сошлись во мнениях и некоторое время дочь была безымянна и росла как трава в поле: счастливо и без имени. Потом наконец, мамА улучила момент, утянула документы и сбегав в ЗАГС, нарекла дочь таки Мариной.

ПапА был в гневе и категорически отказывался называть свою наследницу по паспортному имени. И звал ее Машей. Как-то оно и прижилось.
Многочисленная родня варьировала Машу в Маню, Марусю, Мусю, Муню, Манюню и многие даже не знали об официальном имени.

Друзья ее называли «Маруся-Климова-прости-любимого», Маринеску, Маринуш, Мари, Марри, Мари Крим. И апофеозом всего этого бардака было почти французское «Маришинель». Что весьма отражало Марусину любовь к личной клоунаде и фиглярству.
Сама себя в раннем детстве Маруся звала Иня. Видимо, это был хвостик от имени Марина, хотя наверняка утверждать ничего было нельзя. Ибо речь ее тогда была подобна птичьему языку.

Так Маня и жила на два имени.
Народ, чуя подвох, часто сливал их в одно, начиная звать Марину «Мариша» - эдакий фонетический синтез Марины и Маши.

По-видимому из-за этой колбасни с именами, клички к Марусеньке по жизни уже не прилипали. Ну куда ж еще?  И так уже вагон и тележка. Эти бы увезти.


ХХХХ


«Финские финики»
На новый год Маня решила, что весь год была исключительно хорошей девочкой и заслужила подарок.

Но, дед Мороз, Санта и даже финский Йоулупукки с ней не согласились.
Санта сказал, что по таким "хорошим" розги плачут. Дед Мороз пыхтел и охал и все пытался откупится леденцом. А неунывающий Йоулупукки на Марусино заявление о том, что она хорошая и заслужила подарка, заблеял-захохотал таким козлом, что Маруся начала волноваться за его здоровье.

- Ну и ладно, - сказала Маня новогодней троице, жадной до подарков.- Ну и обойдусь без вас. Сама себе сделаю подарок. Что ж я зря весь год конем работала?
Что я хочу? Тряпки - уже не интересно. Пожрать? – как-то не актуально. О! Чёт я давненько нигде не была. Надо съездить куда-то. А подарю ка я себе подарок сама, раз эти три жадных деда меня не желают одаривать, за исключительно хорошее поведение цельный год!
Я подарю себе поездку...в...

"В БОбруйск! - подсказал дед Мороз, безбожно по северному окая. - О! Само оно для тебя, послушная ты наша девочка. "
И увидев, как Маня потянулась за тапком с ноги, чтоб запустить в него, моментально растворился в воздухе.

- Париж-Рим ты пока не потянешь, детка... - Вздохнул Санта и по тихому слинял. Чтоб не огрести за правду и за компанию.

А Йоулупукки снова заржал, заливисто и громко.

- Ах так? - Зазверела оскорбленная Маруся. - Тогда я поеду к тебе, Пукки! На твою историческую родину! Тебе на зло. Буду там кутить и хулиганить. И куплю себе самую большую рыбину на выезде, вот!

- Не советую, промурчал Йолоупуки. - Кто не умеет отдыхать, тому ко мне не надо.
- А я умею. - уперлась Маруся.- и сегодня же куплю билет до Хельсинки.

- Ну, я тебя как бы предупредил... - и финский дед Мороз с лёгким хлопком лопнул как мыльный пузырь.


В общем и целом, но под новый год Маруся осталась без подарка. Деды Морозы слиняли. Йолоупуки последним.
- Ну и черт с тобой – в сердцах сказала Маня. – Ступай себе с богом. Без тебя обойдусь.

Заказала билет до Хельсинки на себя и дочь и пошла собираться…

В Хельсинки двух блондинок славянского вида встретила жгучая брюнетка- ночь, темнотой и холодом.
- Мааа, а зачем мы сюда приперлись? – задалась вопросом младшая Блонди. Причем дома этот вопрос в ее прекрасную белокурую головку видимо даже не заходил.
- Дочь, поздняк метаться, уже приехали. Пошли осматривать территорию. Но сначала мне нужен кофе. В моем случае это не напиток, а средство передвижения.

И натянув на самый нос капюшон Маня смело направилась в ближайшее кафе.
- Ван кофе плиз, промычала Маня белозубому неожиданно арабовидному бармену – и поморщилась от головной боли.
- Воу, - сочувственно покачал головой белозубый – сироп, ликер? – спросил, указывая на ряд бутылок на полке.
«А что? -  подумала Маня – может хоть сосуды отпустит, расслабит»
- Ликер, плиз – смело добавила она – где наша не пропадала! – добавила она Блонди-младшей – нигде не пропадала и тут не пропадет.
Младшая Блонди сморщилась в гримассе «ну не знаю-не знаю», но комментировать не стала, остереглась.

Кофе был хорош, ликер ышшо лучше. День, как говорится задался.

Все, что было дальше неслось, как в дурацком кинофильме.
Маруся обпилась кофе и нежно трепетно и долго искала туалет в гигантском торговом центре. К счастью для всех туалет был найден.

Потом был музей. В музее не было гардероба. Жалкое подобие с крючками, где непуганые финны вешали свои верхние одежды, Маню не устроил.
«Ну ага», - сказала Маня,- «приходите люди-добры, берите любую шубейку, одевайте и уходите, ну уж дудки!»
Она решила запихать свой пуховик в камеру хранения, куда нормальные европеоиды складывали сумки и чУмоданы. 
Рядом запихивала свой пуховик леди, бормотавшая по-английски: «Ну ага, чтоб я оставила свое пальто без присмотра? Приходите пиплы-дорогие, берите, что хотите! Ну уж дудки!»
 - Как я вас понимаю… – сказала ей Маня на кривом английском …
Русская и английская злобные дамы перемигнулись, поняли друг друга еще глубже, запаковали свои телогрейки в камеру хранения, набрали сложнейшие коды (дату рождения) и весьма довольные собой пошли смотреть картины, каждая сама по себе.


А в  музее современного искусства Мане больше всего понравилось здание самого музея. Огромные просторные залы, высоченные потолки, гигантские окна от пола до потолка и расцветочка, как она любила – тотально белая.
Музей был заполнен самыми странными и абсолютно непонятными вещами. В одном зале посреди комнаты лежал разбитый булыжник, а рядом на стуле лежал другой. Довольно целый.
«Сложная аллегория» - подумала Маруся – я не поняла.»

Вскоре она поняла, что ничего не поняла.

В одной комнате на стенах висели наушники и в них можно было послушать различные композиции: рост петрушки, бобовых и прочих огородных жителей под веселую, подходящую для них (по мнению автора) музыку. Особенно, Маню впечатлила вещь под названием «Сурепка». «Монументальная композиция», - подумала Маня, – «Но я не поняла».
Зато в комнате были классные гигантские кресла, где можно было валяться и смотреть в гигантские окна. Чем Маруся и занималась весьма продолжительно.

В другом зале висели фотографии попугаев, их карты миграции, звучали записи попугайских трелей и все это как-то было связано с библией, но вот как Маня не поняла. Хотя разъяснительные тексты были и на русском…

В еще одной комнате висели четыре фотографии. Четыре человека. И утверждалось, что трое из них – роботы-андроиды и лишь один человек. Предлагалось угадать кто. Но ответа, ни подсказки не было…

 «Современное искусство или недоступно сложно», – подумала Маруся, – «Или большая профанация. А самое обидное, что совершенно невозможно понять, когда король действительно голый, а когда на нем волшебное невидимое платье…»

Далее идут обрывки, которые Маня записывала в телефон (за неимением блокнота или салфеток):
1) Финны весьма морозоустойчивы.
Когда Маня и ее юный клон были укутаны по самые брови и мерзли, финны гуляли в тонких шерстяных пальтишках с воротом нараспашку, без шапок и перчаток. При этом они довольно улыбались. Маня же пыталась засунуть нос в воротник, чтоб он не отвалился после превращения в сосулю. В воротнике же у него оставался шанс остаться самим собой.

2) У финнов прекрасный генофонд.

По улицам ходили великаны под два метра ростом, светловолосые и широкоплечие. Их дамы отставали от них разве что на пару сантиметров и в росте, и в аршине в плечах.

3)  В лицах Маня нашла два типажа:
Прекрасный нос горбинкой (видимо шведские корни) и прекрасный тонкий нос уточкой (видимо финские корни).

На таможенном контроле Маня надолго замедитировала возле светлоглазого горбоносого таможенника.
- Ваша цель прибытия – с акцентом спрашивал обладатель прекрасного носа.
 - Туризм – отвечала Маня – а в голове добавляла -- Ваш нос прекрасен, его можно и нужно лепить в глине или высекать в мраморе.
 - Все в порядке, проходите, пожалуйста – наконец налюбовавшись Маниными документами возвестил таможенник.
 - Но как же, залепетала Маруся - я ведь даже не зарисовала ваш профиль!
Но ее уже теснила другая дамочка.
Ну да, ну да, она же тоже хочет полюбоваться этим профилем… - и Маня пошла дальше, вздыхая и понимая, что с собой надо носить блокнот, чтоб быстро зарисовывать подобные носы. Или им подобную красоту.  Хотя, как знать, вдруг бы он ее не пропустил через границу, если бы она стала рисовать его нос, пока он проверял паспорт…

4) Маню принимали за свою, пока она не открывала рот.

Светлые прямые волосы, славянские черты, отсутствие косметики (по ленности) и свитер с джинсами весьма тому способствовали.
Много раз на улице, в музях, в магазинах к ней обращались на финском, что-то напевно спрашивали. А когда Маруся начинала мекать-бекать лепетать на плохом английском, в глазах мелькало недоумение, секунда стопора, потом они переходили на хороший английский.

5) Финны открыты и добродушны.

Марусю поразил один случай. В музее, на кассе она попросила два билета, и ее спросили студентка ли дочь?
Маня объяснила. Что дочь – школьница, ей 16 лет.
Боже ж мой, боже ж мой, какая радость брызнула в глазах у кассирши:«Девочке 16 лет! Она может пройти бесплатно!»
Радости ее не было предела. Дама разве что не обнимала их от восторга. Женщина, которая зарабатывала на продаже этих билетов, для ее музея эти билет были источником дохода, радовалась, что ребенок (даже не принадлежащий к ее стране) может пройти бесплатно, чтоб прикоснуться к прекрасному.
Марусю это весьма впечатлило.
И это была не одна эксцентричная дамочка. Таких было много.
Высокие и спокойные люди ходили по холодному городу, улыбались, не боялись мороза и радовались просто всему. Возможно Маня была поверхностна в своих суждениях, возможно…

6) Дома Маня часто слышала, что финки страшные. Но сама она не согласилась бы с этим выводом.

Финки, множество коих ей попалось в Хельсинки не были страшными. Отнюдь, они были высоки ростом, подтянуты, спортивны и милы. Тонкие носики уточкой, светлые открытые глаза, прямые светлые волосы. Но, все они были одеты, как на субботник. Красится, видимо, они совершенно не считали нужным. Очевидно феминизм совершенно таки победил в Финляндии.

Зато впервые Маруся почувствовала себя фарфоровой маркизой. Тонкой, звонкой, по ветру летящей.
Гуляя по музею, она вдруг поняла, что она ниже всех ростом и тоньше всех по структуре. Мимо ходили толпы Брунгильд и леди Бриенн. Леди Бриенны были высоки, крепки и прекрасны в своей простоте. Чистое не испорченное косметикой лицо. Современные латы: свитер и джинсы, никаких лишних украшений.
Чтоб не выделяться и слиться с толпой, Маня сняла свой нашейный платок и бусики и закинула все это дамское счастье в сумочку, так она (не накрашенная) тоже стала смахивать на леди Бриенну, но очень мелкого пошиба (видно в детстве много болела).

7) Если в Хельсинки вы видите женщину в норковой шубе и на каблуках – это стопудово русская.
А если она еще и с косметикой – вот стопроцентно русская. Похоже, ни одна финка не будет уродоваться и заморачиваться с косметикой и каблуками. Ну разве что только если она идет в оперу.

8) Зачем русские едут в финку за рыбой Маруся так и не поняла. Рыба продается и в Питере (это Маня знала точно, как знатный рыбоед и рыбовед. Стоимость была примерно одинакова. Качество тоже (в Хельсинки Маня профилировала исключительно по рыбе, сырам и кофе).

9) Зачем покупать дикие объемы порошков, кофея, алкоголя и шоколада (кои закупали братья славяне) Маруся тоже не догнала. Все это, вроде бы, было и дома. Причем тоже финское и по приблизительно такой же цене.
Но может Маня просто не знала какой-то фишки. Может быть…

10) В музее Атенеум, Маню поразило обилие картин на каждой отдельно взятой стене. Она привыкла изучать каждую картину по отдельности. И русские музеи давали эту возможность. Тут же у нее просто зарябило в глазах. Глаза побежали в разные стороны и разбежались напрочь.

Где-то на середине просмотра Маня и младшая Блонди устали и припали на диванчик в центре зала.
 - Вот вроде и картины хорошие – что же мне не нравится, не понимаю – выдала Маня.
 - Моежет то, что их много и они все разномастные, в одну кучу и портреты и пейзажи и натюрморты? – выдала юная Блонди.
 - Ну может ты и права… - протянула Маня.
 - Ну и вобще, продолжала дочь – если объективно, после русского музея и эрмитажа Атенеум уже не может поразить.

Маня стала обдумывать эту мыслю и услышала с соседнего диванчика: «Нда, это вам не Британский музей и даже не Лувр, после них Атениум не удивляет» - английская мадам, вместе с которой Маня запихивала свою тужурочку в камеру хранения, сидела рядом и вещала своему спутнику.

 - Какие же мы с ней зануды, по сравнению с финками – подумалось Марусе.


В дорогу Маруся купила себе фиников. А вдруг одолеет голод, а холодильника не будет поблизости?
Но не одолела их. У фиг в кармане оказалась фигушка: коварные пальмовые плоды были безумно сладкими. Сводило скулы и зубы и кривило морду лица.

Уже когда она приехала, сын первым делом заглянул в сумку и выдал: «Ура! К нам приехали финские финики!»