Беспредел

      Бык Линней неожиданно для себя заметил, что стареет. Раньше он не обращал внимания на возраст и лет своих не считал. Может быть, этому способствовало то, что Быка часто били по голове. Он с детства страдал слабой чувствительностью к боли. Впрочем, сам Бык не считал это страданием и даже гордился своей нечувствительностью. Он на спор протыкал себе булавкой щёки, позволял выкручивать руки и подставлял лоб под кулаки сверстников. Эта же способность в значительной степени определила выбор им боксёрской карьеры. Он с гордостью носил титул «непробиваемого» и нередко подтверждал его, нарочно подставляясь под кулаки соперников послабее. И вне ринга Бык не считал нужным заниматься такой чепухой, как своё здоровье. Было некогда. Частые поединки, изнурительные тренировки, чередовались с буйными ночами, когда Бык интенсивно эксплуатировал свою популярность у женщин,… Он с удовольствием участвовал в развлекательных шоу, снимался в кино, рекламных роликах… Врачебный контроль он признавал только в форме выправление костей много раз сломанного носа и залечивание многочисленных рассечений на лице и ушах. Какая-то медицинская шишка – большой любитель бокса, наблюдавший за карьерой Быка, предложил ему пройти обследование на предмет какой-то невропатии, которая могла проявиться для боксёра самым неожиданным и трагическим образом. Бык не только отказался, но через своего адвоката пригрозил врачу судом.
     Короче, жизнь отнимала у Быка Линнея слишком много времени, и в ней не оставалось места для врачей, раздумий и наблюдений за собой. Этим занимались тренеры, продюссеры, шоумены и прочая обслуга чемпиона.
     Своей славе Бык во много был обязан неординарному поведению на ринге и за его пределами. Он постоянно скандалил, нарушал правила, позволял себе мелкое хулиганство перед боем, во время и после него. Он мог в шутку сдёрнуть трусы с противника, когда тот после гонга шёл в свой угол, устраивал шумные потасовки во время взвешивания, превращал в фарс «дуэль взглядов», в ближнем бою кусался с капой на зубах, мог невзначай промахнуться и зацепить рефери на ринге, плевал в секундантов противника. Но всё это делалось на грани фола и не давало оснований для дисквалификации, потому что все его проделки тщательно продумывал и репетировал с ним его продюсер и массажист ОК. Разминая плечи и бицепсы Быка, ОК сонно и как бы не всерьёз  рассказывал анекдоты, якобы из жизни знаменитых боксёров, которые в действительности придумывал сам. ОК прекрасно разбирался в потребностях толпы и знал, какие проделки Быка принесут ему популярность, не превышая при этом снисходительных норм коллективной морали и балансируя на грани закона. В результате даже простенькие поединки с заезжими гастролёрами собирали полные залы, и Бык не обманывал надежд публики.
      Но шло время и как-то вдруг Быка стали слишком часто бить не только ветераны ринга и заезжие гастролёры, но и подающие надежды новички. Кое-кто из его окружения начал задумываться, и вокруг Быка стали образовываться пустоты. Не помогали ни остроумные выдумки ОК, ни апелляции в Федерацию бокса, ни то, что Бык из кожи лез, строя из себя то клоуна, то обезумевшего маньяка. Деньги, которых Бык никогда не считал, стали кончаться, всплыли какие-то старые долги. Двухэтажный особняк, купленный где-то на пике популярности, пришлось продать. Выручали участия в рекламе и дурацких шоу, но и там потребность в Быке Линнее быстро шла на убыль. Оставалось только подрабатывать спарринг-партнёром у восходящих звёзд и спиваться. Последнее особенно удавалось Быку благодаря многолетней практике.
    Однажды вечером после особенно неудачного дня Бык наливался дешёвым виски в своей маленькой комнатке на восьмом этаже многоквартирного дома. Он пребывал в апофеозе нерастраченного бешенства, болезненно переживая недавно перенесённый позор: два крепких вышибалы вышибли его из бара «Красный петух», где он пытался на кулаках доказать, что в последнем бою его засудили несправедливо. Зная повадки Быка, вышибалы сразу с двух сторон зафиксировали ему руки, и один из них на прощание дал ему пинка под зад кованым каблуком сапога – болело до сих пор. Правда по дороге домой Бык со злости завалил правым боковым какого-то доходягу, но потом пришлось удирать от полиции и, прыгая через забор, он порвал на плече почти новую куртку. В общем, у него было достаточно оснований, чтобы окончательно проникнуться ненавистью ко всему белому свету. К тому же виски, который он покупал в сомнительном мексиканском магазинчике, быстро усугублял для Быка окружающую реальность, превращая её в зону существования враждебных ему сущностей.
      ОК возник из пьяного тумана и едва не поплатился за неожиданный визит. Затуманенное восприятие Быка почему-то наградило его чертами одного из вышибал «Красного петуха», и Бык долго бегал за ним вокруг стола, пока не запыхался и немного не опомнился. ОК ещё постоял, наблюдая через стол, как Бык приходит в себя, потом подошёл и коротко ударил его ребром ладони пониже уха. Эта несложная процедура всегда помогала Быку немного отрезветь.
     - Ну ладно, - отмахнулся Бык. – нечего тут… Показалось что-то… Не важно…
ОК уселся в кресло и забрал на колени не пустую ещё бутылку виски.
     - Ты сейчас плохо соображаешь, поэтому скажу коротко и ясно, - начал ОК.
Он говорил своим обычным сонным голосом, словно не всерьёз, и это подействовало на Быка лучше оплеухи. Он подобрался и стал слушать.
     - На меня вышел один психованный доктор, - продолжал ОК. – Он изобрёл какой-то фантастический препарат, который повышает энергетику человека, как допинг. Но при этом не влечёт никаких наркотических последствий и не выявляется допинг-контролем…
     - Я согласен! – заявил Бык Линней и потянулся за бутылкой.
     - Подожди, - ОК отстранил его руку. – Я понимаю, что тебя слишком часто и много били по голове снаружи, поэтому там внутри у тебя полная каша. Но я всё продумал. Этот вариант нам сейчас подходит. Но хочу предупредить, что этот доктор вызывает у меня сомнения, хотя в своё время считался светилом медицины…
     - Я же сказал, что согласен, - мотнул головой Бык, забирая у него бутылку.         – Я всегда знал, что в трудную минуту мне обязательно что-то подвернётся…

  *   *   *
     Доктор Луни вошёл в комнату по частям, сначала в приоткрытой двери показался настороженный глаз, затем по мере того, как открывалась дверь, Бык увидел маленькую  голову, покрытую короткой шерстью. Доктор с опаской параноика осмотрел комнату прежде чем войти полностью. Потом в дверь вдвинулось худое плечо и неожиданно полный торс, с ниспадающим до гульфика животом. Лицом своим доктор Х напоминал нечто среднее между опереточным дьяволом и бездомным пропойцей, его красновато-кирпичный цвет мог быть следствием стабильно повышенного кровяного давления и систематического пренебрежения гигиеническими процедурами. Шерсть на голове, минуя лицо, продолжалась на подбородке и опускалась по шее вниз под воротник рубашки, отчего возникало впечатление, что там, под одеждой она покрывает всё его тело. Глаза доктор имел красные, зубы жёлтые. Зубы, если можно было бы так выразиться, бросались в глаза, поскольку рот доктора был постоянно приоткрыт, демонстрируя нечто среднее между коварной ухмылкой и злобным оскалом.
      Маленькие глазки быстро обежали комнату, изучая обстановку, и видимо не заметив ничего опасного, доктор вошёл всем своим полным телом, облачённым в мятый  клетчатый костюм, который сам по себе требовал отдельного описания, поскольку состоял из целого комплекса небрежностей, как будто специально собранных для того, чтобы показать насколько доктору Луни было наплевать на свой внешний вид. Костюм этот, похоже, со дня покупки не знал ни чистки, ни глажки. Измятости на нём сливались с пятнами непонятного происхождения, потёртости чередовались с небрежной штопкой дыр. Лишившись своего внутреннего содержания – толстого докторского тела, он превратился бы в бесформенную груду тряпья.
Доктор вошёл и сразу его потянуло куда-то вправо, но ОК поймал его за рукав и направил к дивану, где сидел Бык.
      - А-а, так это вы и есть, - сказал доктор, скалясь янтарной улыбкой. – Слышал, слышал… Чемпион по… Да, да, мне говорили. Ну, что ж… А вот это кстати. Надо выпить за знакомство!
      Он проследовал мимо протянутой руки Быка Линнея к столику с бутылками.
      - У меня были другие представления о врачах, - сказал Бык ОК.
      - Он не только врач, но и доктор каких-то там наук, - поправил ОК.
     Сегодня, предполагая серьёзный разговор, Бык не собирался пить, но доктор быстро приготовил три порции виски, слегка плеснув в бокалы содовой, и широким жестом пригласил их присоединяться.
      - За ваши будущие победы… э-э-э, сэр. И за победу науки! Мы создадим новую расу, энергичную, мощную и хитрую. И первый шаг в этом эпохальном событии предстоит сделать вам… э-э-э…
      - Линней, - подсказал ОК.
       - Да, да, мистер Линней. Вы сделаете первый шаг, как Армстронг первым ступил на Луну. Кто там знает учёных, которые готовили этот полёт, а вот Армстронга знают все.
        - Постойте, доктор! Мне совсем не нужно, чтобы меня знали все! Наоборот, я хочу снова стать чемпионом и чтобы никто не знал, что в этом замешана ваша наука.
      - Ну, это, как угодно, - заявил доктор, наливая себе новую порцию. – Вы не понимаете масштабов события и масштабов славы. Через десяток лет уже неважно будет, кто был чемпионом, но слава первопроходца, превратившегося из простого боксёра в родоначальника новой расы, останется на века!
     - Послушайте, ОК, - взмолился Бык. – Что за психа вы ко мне привели?! Мы так не договаривались. Мне не нужна слава в веках. Если я согласен рисковать своим здоровьем, то лишь для того, чтобы получить результат немедленно…
     - Это всё мелочи и вздор! – перебил его доктор Луни. – Если угодно, мы не станем афишировать ваше участие в эксперименте.  Деритесь себе в удовольствие, бейте кого попало. Мы будем просто именовать вас опытным образцом. Всё равно нам в дальнейшем потребуются и другие образцы, а если первый эксперимент окажется неудачным, тем более…
     - Что значит, окажется неудачным? – всполошился Бык.
     - Это не должно вас волновать, Линней, - сказал ОК. – Поверьте, я всё учёл и обговорил с доктором. Результат эксперимента состоит из многих параметров. Главный из них для нас – это ваше здоровье. И оно никакой опасности подвергаться не будет. Это наше с вами основное условие.
      - А в чём, собственно, суть вашего эксперимента, доктор? Что вы собираетесь со мной делать?
      - Это долго объяснять. Мне самому потребовалось несколько лет, чтобы понять и убедиться. Если коротко… Вы, наверное, знаете, что мозг человека использует только десятую долю своих возможностей? Не знаете? Нет? Не важно. Так вот физический потенциал человека также используется далеко не полностью и пределы его возможностей пока неизвестны. Вы знаете, что некоторые люди в агонии выказывали необычную силу, например, стискивали руки кому-нибудь из ближних так, что при этом ломали им кости?! Не знаете? Так я вам говорю! Таким образом проявляет себя нерастраченная энергия. Так вот, я разработал систему воздействия, которая позволит активизировать, высвободить латентные физические возможности индивида… М-да, этак мы можем болтать весь день. Короче, я максимально использую ваш физический потенциал. Вы станете сильнее, выносливее, понизится порог чувствительности…
      - Это как?
     - Ну, будет не так больно, когда вас будут бить.
     - Ладно, годится! Значит, никакой огласки, никакой опасности для здоровья.
     - Хорошо, хорошо, - поморщился доктор Луни, отставляя пустой бокал. – Однако, пора начинать!
     - Как? После трёх порций?
      - После четырёх, - уточнил ОК, кивнув на пустую бутылку.
- Чепуха, у меня от этого рука точнее.
- Но разве не нужно сначала анализы, тесты там всякие…
- Вздор! Вы спортсмен, здоровый человек. Какие ещё тесты? Давайте оборудование, ОК.
ОК раскрыл чемоданчик доктора и стал вынимать какие-то коробочки, приборы со стрелками, компьютер; расставлял всё это на столе у дивана, распутывал провода. Электроника выглядела изношенной, потёртой и Бык начал жалеть, что ввязался в эту авантюру. И доктор Х с его внешностью и манерами алкоголика, и простота, с которой готовился эксперимент, и эта электроника, и даже спокойствие ОК стали казаться ему подозрительными.
Доктор между тем соединял меду собой приборы, подключил к сети компьютер, что-то там нажал, и вся конструкция загудела, нервически замигала лампочками и засветилась циферблатами. Вместе с ОК доктор усадил Быка на диване так, чтобы его голова лежала на спинке, зайдя сзади, укрепил на лбу и висках разноцветные электроды и начал перебирать волосы на макушке. При этом он бормотал то ли слова какой-то песни, то ли молитву.
- Доктор, а как насчёт наркоза? – спросил Бык.
- Больно не будет, - сказал доктор Луни. - Только не дёргайтесь.
И в этот момент стало больно. Так больно, что Бык, не успев даже дёрнуться, потерял сознание…
- Слушайте, док, похоже, он не дышит, - раздался голос ОК.
- Чепуха! Ради великого дела можно пожертвовать …
Бык открыл глаза и с гортанным «г-и-и-и» втянул в себя воздух.
- Чёрт побери, что это было? – прохрипел он.
- Всего лишь маленький обморок. Теперь всё в порядке.
- Меня словно кувалдой по голове…
- Вам просто не с чем сравнивать. Обморок возникает от резкой закупорки сосудов, что с вами и случилось. Вам ведь не было больно?
- Не помню, вроде нет… или да.
- Ну, вот! Я же говорил. Всё прошло нормально, Временная амнезия… Как вы теперь себя чувствуете?
Бык Линней чувствовал себя, как после недельной пьянки, но состояние это быстро проходило, словно выталкивалось изнутри мощными приливами энергии. Он немного посидел, прислушиваясь к себе. Ощущения быстро менялись, но в целом Бык чувствовал, будто в черепе у него что-то пускает корни, которые ползут через шею в грудь, и дальше заполняют всё тело. Это ощущение сопровождалось вспышками энергии, словно, проходя по внутренностям, метастазы включали на пути какие-то переключатели, пробуждая спящую в нём силу. Тело изнутри требовало движения и Бык начал с удовольствием потягиваться, изгибаться, крутить руками и ногами.
- Что, приятно? – спросил доктор Луни. – Если бы я не боялся последствий, я бы и сам попробовал.
ОК удивлённо посмотрел на него, потом на Линнея, но тот пропустил слова доктора мимо ушей. Он наслаждался бурлящей в жилах энергией, которая, казалось, распирала его изнутри, рвалась наружу.
Случай подвернулся, как нарочно, чтобы изменить движение полузакатившейся звезды Быка Линнея. Противник кандидата в чемпионы в полутяжёлом весе Стьюпи   Бронсона отказался от боя в последний момент, когда билеты на матч были уже распроданы, и ОК сумел убедить организаторов, что кандидатура Быка может удовлетворить  капризную публику.

- Вот так дела! – весело сказал Бронсон, протягивая ему руку. – Бычище! Старый мошенник! Мне сказали, да я не поверил. Эти лузеры уже списали тебя со счетов, а ты вот он!
Бронсон сиял белозубой улыбкой. Конечно, зубы он отбеливал, но все они были у него свои. За десять лет на ринге он умудрился сохранить целыми не только зубы, но и свой великолепный греческий нос. И вообще, с раздражением подумал Бык, выглядит Бронсон слишком молодо и шикарно, а ведь он всего на семь лет моложе.
- Привет, - сказал Бык. – Ты, я вижу, в хорошей форме.
- Хоть сейчас на пьедестал, - сиял Бронсон.
Они потискали друг другу руки, и Бронсон снова показал свои белые зубы. На этот раз в основном репортёрам. Лапа Быка показалась ему неожиданно сильной.
- А ты, я смотрю, ещё крепкий мужик. Поверь, я очень рад, что ты вернулся. Это здорово, когда старики вроде нас не сдаются.
И наклонившись к Быку, доверительно прошептал:
- Я дам тебе поработать три раунда, а потом – извини. Нужно готовиться к серьёзным боям.
Бык Линней давно разучился реагировать на обидные, унизительные высказывания и прямые оскорбления в свой адрес, но сейчас он пожалел, что не может не откладывая, нарушить греческую гармонию на физиономии Бронсона. Новая энергия продолжала кипеть в его жилах, и даже как будто покалывала кожу изнутри.

Зал, конечно, не был переполнен, но к гордости Быка Линнея сегодня на матч пришло множество его поклонников. С тех пор, как он перестал появляться на большом ринге, многие скучали по хулиганским выходкам Быка, его клоунским проделкам и оригинально организованным скандалам. Для сегодняшнего матча ОК предложил несколько новых трюков, но Бык отказался. Препарат доктора Луни, возрождая энергетическую систему Быка, видимо затронул какие-то особенности его психики, в результате чего Бык внутри себя поверил в восхождение своей новой звезды и проникся важностью предстоящей карьеры, которую решил строить в образе мрачного супергероя.
Под вопли, свист и улюлюканье фанов, он вышел на ринг в старом чёрном халате с изображением на спине черепа с раздробленной челюстью, и тенью замер в своём углу. Когда великолепный Бронсон, рассылая воздушные поцелуи и улыбки залу, подошёл к нему и положил руку на плечо, Бык свирепым движением сбросил его руку…
- Слабовато, Бычара, - сказал Бронсон. - Раньше ты был изобретательнее. Пощёлкал бы лучше зубами или помычал.

Улыбка сползла с лица Бронсона после очередного хука, на которые не скупился Бык Линней с начала первого раунда. И дело было не только в пропущенном ударе, их Бронсон в своей жизни получил немало и умел держать. Но вся тактика Линнея, его уверенная нацеленность, спокойная непоколебимость делали его совсем непохожим на прежнего сумбурного, отчаянного, рискового драчуна, каким он был раньше. Да и удары он наносил точно вполсилы, и не акцентировал их завершение. В последний момент сила, с которой он начинал удар, вдруг ослабевала. Казалось, Бык сдерживает себя, бережёт силы, что было совсем не в его характере.
Бронсон, довольно расслабленно начавший первый раунд, вскоре был вынужден собраться, чтобы приспособиться к неожиданному ходу поединка. Бык не бросился в атаку, демонстративно подставляя под удары свой непробиваемый лоб, не стал по-обезьяньи ломаться или имитировать бешенство. Он скользил вокруг Бронсона, изредка символически обозначая прямые удары и не заботясь о том, чтобы они достигали цели. Но, когда Бронсон расслабленно атаковал его простенькой серией, Бык не упустил случая и, провёл между перчатками Бронсона хук, от которого из глаз кандидата в чемпионы  брызнули искры, и пришлось отступить. К его удивлению Бык не поспешил воспользоваться успехом, а продолжал работать короткими ударами со средней дистанции.
А Бык Линней изо всех сил старался сдерживать рвущуюся из него силу. Во втором раунде он даже позволил себе подурачиться, словно возвращаясь к прежней манере, стал играть плечами, опускать руки и подставляться под удары. Слишком быстрая победа над кандидатом в чемпионы могла вызвать подозрения, несмотря на допинг-контроль. Спортивная наркомания развивалась быстрее, чем способы выявления допингов, но Бык почему-то верил доктору Луни. Однако, пропустив несколько оглушительных ударов Бык подумал, что препарат Луни хорошо помогает в нападении, но слабоват в защите. Ему пришлось изрядно покрутиться, чтобы успокоить воодушевившегося было Бронсона коротким нокдауном в конце раунда.
В третьем раунде улыбка на лице Бронсона превратилась в брендовую гримасу, лишённую психологического содержания. Он был вынужден сосредоточиться на защите, потому что каждый следующий удар Быка, достигавший цели, казался сильнее предыдущего. Удачные, по мнению Бронсона, атаки не производили на Быка никакого впечатления – он защищался чётко и несколько небрежно, словно отмахивался от ударов, как от надоевших москитов. К тому же он оставался свеж, как в начале боя!
В середине раунда Бронсон слегка замешкался в конце атаки и непростительно раскрылся. Такая ошибка недопустима для профессионала и Бык не преминул ею  воспользоваться. Чтобы исправить положение, Бронсону нужна была доля секунды, но Бык ему её не оставил. В тот короткий миг, когда кулак Быка уже летел ему в незащищённую челюсть, Бронсон успел испугаться. Ему показалось, что этот кулак вибрирует от избытка силы и способен сокрушить всё на своём пути. Но, едва коснувшись челюсти Бронсона, удар Быка вдруг утратил силу и точность. Его перчатка только скользнула по щеке Бронсона, и он поспешно отступил. Можно было бы предположить, что Бык случайно не сумел воспользоваться своим преимуществом, если бы не усмешка, на мгновение мелькнувшая на его роже. Он не промахнулся, понял Бронсон, а просто ударил мимо.
В конце раунда, войдя в клинч, Бронсон услышал насмешливый шёпот Быка:
- Третий – последний, как ты обещал…
В перерыве Бык, демонстрируя свою выносливость, не спешил опускаться на табурет, несколько секунд он приплясывал в своём углу и присел лишь на половину положенной минуты как будто только для того, чтобы пружинисто подскочить и ринуться в атаку.
Бронсон отдыхал в своём углу в растрёпанных чувствах, в недоумении и с нехорошим предчувствием чего-то ненормального. И предчувствие не обмануло. С первых секунд Бык начал атаковать. Он шёл вперёд безостановочно и неудержимо, легко подавляя короткие контратаки Бронсона. Он дал, наконец, выход своей энергии, вкладывая в каждый удар свою новую силу. Бронсон отступал и отчаянно защищался, размахивая окровавленными перчатками, уходил в глухую защиту, клинчевал, пытался контратаковать, но перехватить инициативу или хотя бы ослабить напор Быка было невозможно. К концу раунда Бык просто наслаждался, избивая обессилившего Бронсона и оттягивая конец. Боковым зрением он видел, как тренер Бронсона нервно топчется за канатами и неуверенно мнёт в руках полотенце, а рефери на ринге переглядывается с боковыми судьями. Пора было кончать, и в тот момент, когда рефери двинулся к ним, чтобы прекратить бой, Бык с наслаждением сбывающейся мечты правым боковым сломал Бронсону нос. Бронсон рухнул на помост, и подбежавшему рефери осталось только открыть счёт.
Стоя над едва ворочающимся телом Бронсона, Бык не чувствовал усталости, когда как будто позади не было трёх трудных раундов. Эти раунды он только и делал, что сдерживал себя, не отпуская бушующую в нём энергию. Настоящее удовлетворение он получил только в последнюю минуту боя, когда дал ей волю. Это ощущение можно было сравнить с блаженным облегчением человека, вынужденного долго и мучительно сдерживать болезненные позывы и добравшегося, наконец, до унитаза.

 - Пресса отмечает твоё необычно сдержанное поведение на ринге, - лениво говорил ОК, вороша пальцем разбросанные на столе газеты. – Зря ты отказался от моей клоунской программы. Я думаю, сейчас тебе не следует привлекать внимание журналюг к деталям. Хватит и того, что они копаются в твоей новой стратегии боя. Ты даже ничего не проорал после объявления победы, и не прыгал, и не бил себя в грудь, как орангутанг. И после боя – ни интервью, ни пьянки – ты просто скрылся от своих фанов и папарацци. Это как-то не по-нашему, не по-бычьи.
- Не хочу больше быть клоуном, - сказал Бык Линней.
Он сидел в кресле облепленный проводами доктора Луни, который что-то наблюдал и анализировал на своём компьютере. После победы над Бронсоном Бык, к своему удивлению, не ощущал обычного восторга и даже особой радости. Не было желания орать, что он лучший, обезьяной прыгать по канатам и грозить кулаками всему миру. Мало того, прежние его кривляния показались вдруг Быку стыдными, позорными, недостойными чемпиона, которым он теперь становился. Корреспонденты и фаны, налетевшие на него после боя, вызвали у Быка презрительную, даже брезгливую неприязнь. Они, как стервятники, хотели оторвать себе куски от того целого, что неразделимо принадлежало только ему, и что уже перестанет быть целым, если он поделится им с другими.

- Доктор, я хорошо изучил Линнея, - говрил ОК, - и не могу не отметить, что после ваших процедур он изменился не только физически. Так не бывает, чтобы такой экспансивный человек вдруг превратился в замкнутого мизантропа, тем более после блестящей победы над кандидатом в чемпионы и с перспективой новых побед благодаря вашим процедурам.
- Моя система, - с раздражением сказал Луни, не отрываясь от компьютера, - направлена на изменение физического состояния пациента. Все эти психические или психологические нюансы меня не касаются. Может быть, ему захочется пожалеть побитого противника, вытереть ему кровь из-под носа – это его личное дело, чистая психология.
ОК зевнул и потянулся.
- А не может ваша… э-э-э… процедура вызвать, ну, скажем, какие-то побочные явления?
- Моя процедура, как вы выражаетесь, - всё больше раздражаясь, сказал доктор, - активизирует внутренние энергетические потенциалы организма. В результате этого происходит упорядочение обмена веществ, улучшение кровообращения, в том числе улучшение кровоснабжения головного мозга… Если угодно, можете называть это побочными явлениями. Да, когда же, наконец, принесут выпивку?!

       Газетчики не напрасно удивлялись изменениям в характере Быка Линнея. Он решительно отказался от обычного штата чемпионской обслуги, оставив при себе только ОК. Ни тренера, ни личного массажиста, ни спарринг-партнёров, ни антрепренёра, ни бухгалтера. Всю бухгалтерию, которую он раньше презирал, Бык взял на себя и вёл её скрупулёзно и экономно, не позволяя лишних расходов. Доктора Луни, который сунулся было к нему за своей долей, Бык едва не спустил с лестницы, пригрозив переломать рёбра. Своим просветлевшим мозгом он быстро сообразил, что поднимать шум и требовать своего доктор не станет. Некоторое время доктор звонил и напрашивался на встречи, но Бык считал, что его отношения с медициной окончены. В туманное звёздное прошлое канули пьяные банкеты и ночные оргии. Бык практически перестал пить и контакты с женщинами ограничил случайными бесплатными случками с фанатками бокса. Свои интервью и публикации статей и фотографий Бык оценил в такую сумму, что они могли бы вовсе прекратиться, если бы не ряд ошеломляющих побед на ринге. Бык буквально выкладывал нокаутированными соперниками свою дорогу к чемпионскому титулу.
Его манеры на ринге и тактика ведения боя теперь не имели ничего общего с прошлыми. Он выходил на ринг с мрачным выражением лица, скупо раскланивался и начинал пританцовывать в своём углу, нетерпеливо ожидая удара гонга. Бои он начинал без разведки и подготовки, за что несколько раз бывал наказан жёсткими контратаками, но тактики своей не изменил. Дождавшись окончания счёта, он снова шёл вперёд, не слишком заботясь о защите. От раунда к раунду его атаки становились всё более агрессивными и опасными. Причём, и поверженные им соперники и их тренеры и прочие корифеи бокса единогласно отмечали, что сила ударов Быка с каждым раундом возрастает. В третьем или четвёртом раунде, в зависимости от состояния противника, Бык начинал завершающую атаку, которую не могли остановить, ни клинч, ни глухая защита, ни частые нокдауны. Если во время этих атак тренер противника не выбрасывал вовремя полотенца или рефери не успевал прекратить избиение, бой заканчивался нокаутом. Церемонию объявления победы Бык выдерживал без проявления каких-либо эмоций с тем же мрачным выражением лица и спешил скорее убраться в раздевалку, закрываясь руками от вспышек налетавших со всех сторон папарацци.
ОК, лишённый обязанности придумывать и организовывать клоунские проделки Быка, переключился на создание нового образа – целеустремлённого и серьёзного спортсмена. Образ был создан, но с легкой руки остроумной прессы, отметившей изменение характера и поведения Быка и его серьёзность, граничащую с угрюмостью, к его прозвищу прибавилось прилагательное Глуми. Однако это не имело существенного значения…

Неприятности начались после того, как кулаки Быка стали ломать челюсти, скулы и рёбра противников, а у какого-то слабого на голову претендента выявилось тяжёлое сотрясение с кровоизлиянием в мозг. ОК быстро заметил нездоровые намёки мелкой прессы на ненормальность числа тяжёлого травматизма у соперников Быка. Проскользнул даже намёк на использование Быком неизвестного наркотика, который невозможно выявить обычными средствами доппинг-контроля.
- Тебе надо полегче обращаться со своими коллегами на ринге. Что это у тебя – что ни бой, то переломы и сотрясения. На это стали обращать внимание, и нам это совсем ни к чему. А если ты кого-нибудь убьёшь? Конечно, такое в боксе бывало, на то она и драка, но когда смерть становится завершением нескольких серьёзных увечий подряд, тут можно нарваться на скандал. Какой-нибудь правдоискатель начнет требовать экспертизы. Х говорил, что его инъекции и облучения невозможно обнаружить. Но можно ли ему верить и где он теперь, этот Х? Зря ты его отшил.
- Надо его найти, - сказал Бык. – Похоже, этот алкоголик что-то такое во мне включил, и оно не только продолжает существовать, но и прогрессирует. Мне всё труднее его сдерживать. Оно само начинает орудовать моими кулаками… Мне уже самому больно. Все руки отбил… Этот парень, вчерашний – он от моего хука пол ринга пролетел. А у меня отдалось в голове и во всём теле, как будто это меня так… Чуть сам не вырубился, и рука до сих пор болит.
Быка действительно начало волновать его состояние: кроме неконтролируемых приливов энергии, он словно чувствовал, что в нём появляется ещё кто-то, получивший, наконец, свободу и теперь управляющий его победоносным телом, действующий его могучими кулаками и получающий от этого всё больше удовольствия. Собственно удовольствие от избиения людей не было для Быка новым ощущением. И раньше, до встречи с доктором Луни он любил расписывать физиономии противников, уже не способных сопротивляться, и, растягивая удовольствие, плющил им уши, ломал носы, устраивал рассечения бровей. Но теперь все эти невинные забавы стали принимать у него слишком злобные, почти садистские формы, что начали замечать даже самые снисходительные к нему репортёры.
- Надо его найти, - повторил Бык.
- Ладно, пока у нас боёв не предвидится, будем искать, - сказал ОК.

       Пока ОК искал доктора Луни, Бык, проклиная его в душе и во весь голос, пропадал в своём спортивном зале. Ни в этот спортзал, ни на тренировки не допускался никто, кроме ОК. В самом зале не было ничего необычного, но у любого мало-мальски разбирающегося в боксе могло вызвать удивление отсутствие других снарядов, кроме боксёрских мешков и настенных макивар. Ни обыкновенных каплевидных груш, ни резиновых манекенов, ни груш на растяжках, ни пневмогруш в зале не было. Бык часами колотил тяжёлые кожаные мешки, изо всех сил стараясь сдерживать силу ударов. Он работал в больших тренировочных перчатках и за одну тренировку превращал в тряпки две – три пары. Мешки к концу дня тоже имели жалкий вид, и их приходилось часто менять. И сам Бык Линней после тренировки чувствовал себя, как побитый. Болели кулаки, локтевые суставы и плечи, голова гудела, как в былые похмельные времена, о которых Бык иногда ностальгически вздыхал.

Очередным соперником Быка был молодой мулат Стен Гублер, появившийся из глухой провинции, где уложил подряд нескольких любителей. Эти победы, естественно, не принесли бы ему известности, но неожиданно нашёлся спонсор, который организовал ему встречу с быстро терявшим популярность Бронсоном. Тот польстился на высокую ставку, и уже в третьем раунде оказался в нокауте. Этот бой привлёк внимание, Гублера стали называть восходящей звездой, надеждой современного бокса, и Бык Линней был вынужден приостановиться на пути к чемпионскому поясу, чтобы очистить спортивный  небосвод от лишней звезды.
Бык вышел на ринг тяжёлым шагом уставшего от побед чемпиона, коротко раскланялся перед публикой и вдруг замер на половине поклона, наткнувшись взглядом на маленькую, покрытую седым мехом головку в третьем ряду. Доктор Луни, не глядя на ринг, возился с кинокамерой странного вида, напоминавшей фотоаппарат XIX века. Бык прошёл в свой угол, подозвал ОК и показал ему доктора. Тот уже справился со своей камерой и теперь со скучающим видом сидел, глядя перед собой.
- Это не к добру, - сказал ОК. – Не думаю, что он пришёл полюбоваться на твою очередную победу. Скорее всего, этот мулат – его очередной опытный образец. Так что будь осторожен.
В том, что ОК попал в самую точку, Бык убедился с первой минуты боя. От Гублера словно веяло волнами бурной энергии, и он не скрывал её. Наглая физиономия, ненужные движения плечами, нервная игра мускулов ясно показывали намерения молодого мулата. Он сразу, без подготовки пошёл в атаку, и хотя она разбилась о перчатки и локти Быка Линнея, но мощь ударов была поразительной, и даже встречный хук, на который он напоролся, пренебрегая защитой, не произвёл на Гублера должного впечатления. Быку было хорошо знакомо это кипение энергии в жилах, эта нетерпеливая устремлённость к жестокости, нескрываемая уверенность в победе. Но та же энергия дремала пока внутри Быка Линнея. Он внимательно защищался, уходил от тупого обмена ударами, часто клинчевал, по-борцовски стискивая противника. Тот рвался из захватов, бормотал ругательства, бил сзади по голове… К концу раунда Бык уже знал весь нехитрый запас приёмов Гублера и понимал, что ожидать от него чего-то нового не приходится. Гублер был примитивным файтером, драчуном, накачанным энергией доктора Луни. В перерыве он не сел на подставленный секундантами табурет, а словно продолжая разминаться, нетерпеливо крутился и пританцовывал в своём углу.
- Ну как там наш доктор? – спросил Бык.
- Бой почти не смотрит, всё время снимает, -  сказал ОК. – Я слежу.
Второй раунд мулат начал в прежней манере, атаковал, наращивая темп. Отдельные удары и серии постепенно слились в шквал ударов, за которым Бык Линней почти не был виден. Тем удивительнее было, когда из слившихся в едином смерче фигур вдруг вылетело изогнувшееся дугой тело мулата, не касаясь помоста, пролетело половину ринга и бесформенной грудой рухнуло на пол. Среди шквала обрушившихся на него ударов Бык увидел образовавшуюся на мгновение щель и провёл молниеносный апперкот, отпустив, наконец, на свободу давно рвавшуюся изнутри энергию.
После таких ударов обычно не встают, но при счёте «три» мулат уже стоял на одном колене, ловя ртом воздух. Бык повернулся к вопящему от восторга залу и помахал рукой. Доктор Луни сидел на прежнем месте, но камеру держал у груди. Сжав губы в куриную гузку, он покачивал головой в такт счёту рефери на ринге.
Мулат встал, и по его виду никак нельзя было сказать, что он только что ракетой пролетел над рингом. Бык, после обработки доктором Луни, не раз оказывался в нокдауне и знал, как быстро восстанавливается после этого энергия. Поэтому, едва рефери дал команду к бою, он набросился на Гублера и начал гонять его по рингу, не давая возможности отдышаться. Он чувствовал, как сдерживаемая до сих пор энергия движет его кулаками, с каждым ударом наращивая свою мощь, но видел он и то, как быстро восстанавливается мулат. Нужно было спешить, но не торопиться, как подумал он позже, анализируя ход боя. Увлёкшись «обработкой» головы Гублера, он раскрылся и вдруг острая боль в левом боку, как взрыв пронзила и на миг парализовала всё тело. Быку показалось, что он слышит хруст собственных костей. Гублер ударил правым боковым по корпусу, ударил неточно, по рёбрам, но вложил в этот удар всю свою чёртову силу.
Бык отшатнулся и, едва удерживая сознание от боли, сделал несколько шагов назад. Вероятно, Гублер не ожидал такого эффекта от удара в общем-то неопасную часть тела. Он не стал преследовать Быка и несколько секунд переводил дух у канатов.
В этот момент ударил гонг.
- У тебя переломаны рёбра, - констатировал ОК, ощупывая горящий бок Быка, - два или три… Надо заканчивать.
- Да, - угрюмо сказал Бык. – Надо заканчивать с ним.
Он кивнул в угол, где секунданты вовсю орудовали над Гублером.
- Он не знает, что со мной. Я его одной правой…
ОК знал, что спорить с Быком бесполезно. Оставшиеся секунды перерыва Бык сосредоточился на своей энергии. Он мысленно снимал блоки, которыми научился ограничивать её в боях с простыми противниками, ширил её в себе, растил, концентрировал в каждом мышечном волокне …

С ударом гонга, прижав локтем пылающий болью бок, он вылетел из своего угла и одним прыжком преодолел половину ринга. Гублер встретил его короткой серией и стал уходить вправо, и тогда Бык начал бить. Подобно тому, как мулат начал первый раунд их боя, он не останавливаясь, бил правой в разных вариантах – справа-сбоку, снизу… Он наращивал скорость ударов, и правый его кулак, казалось, возникал в самых неожиданных местах, и необязательно для того, чтобы поразить опасные точки тела – Бык бил по локтям и перчаткам Гублера, но с такой силой, что в результате Гублер бил своими перчатками сам себя, голова его дёргалась и переставала соображать… Это и было важно. Но, как и предполагал Бык, длилось это недолго. Гублер понял, что ему предлагают тот самый грубый обмен ударами, который он сам пытался навязать Быку с начала боя. На это понимание ушла секунда и Бык поймал эту секунду, он ослабил атаку и словно в изнеможении опустил правую руку… Инстинктивно предполагая передышку, Гублер слегка расслабился и немного опустил руки… главное - левую, открывая висок и левую скулу… Этого и хотел Бык. Он ударил свингом, почти прямой рукой, не заботясь о том, что челюсть мулата ещё не открылась, ударил с жёстким упором на правую ногу,   соединяя силу рук и ног с поворотом корпуса влево… Боль пронзила и без того пылающий бок. Он почти потерял сознание, но свинг швырнул Гублера на канаты, он повис между верхним и средним и медленно сполз на помост.
Бык, пошатываясь пошёл в свой угол, но изумлённый вопль зала заставил его обернуться. Гублер стоял. Он не принимал боевой стойки, просто стоял, глядя перед собой, но когда Бык, превозмогая боль и обморочный туман в голове, двинулся к нему, Гублер поднял кулаки и бросился вперёд. Уже не осознавая своих действий, вопреки правилам и законам бокса, они сцепились в центре ринга. Это перестало быть боем, они дрались не только кулаками, но и локтями, головами, коленями… рефери, пытавшийся растащить их, волчком улетел под канаты. Прежде, чем их, наконец, растащили, повисла плетью сломанная в плече рука Гублера, нос Быка Линнея был свёрнут набок и превращён в кровавое месиво, из которого торчал белый осколок кости…
Когда Гублера вели с ринга, он вдруг обмяк, повис на руках секундантов и умер раньше, чем его опустили на пол. В последующем вскрытие показало, что бешеный свинг Быка Линнея вызвал перелом височной кости, обширное кровоизлияние в мозг, и врачи предположили, что  дальнейшие действия Гублера были агонией.
У Быка, кроме расквашенного носа и сотрясения мозга, оказалась сломанной ключица, шесть рёбер с обеих сторон и разрыв селезёнки. Впрочем, у него хватило сил самостоятельно добраться до раздевалки и даже помахать правой рукой болельщикам. Потом он отключился.

День прошёл в наркозном тумане, в коротких минутах сознания и долгих отключках, во время которых ему удалили селезёнку, зашили повреждённое лёгкое, вправили нос и рёбра и обернули грудь гипсовым панцирем. Наутро он проснулся со всеми нормальными симптомами избитого и изломанного тела, с жуткой головной болью и часто подступающей к горлу тошнотой. Переломы, ушибы и сотрясения у него бывали и раньше, но чтобы вот так – всё сразу, комком мерзких ощущений, было впервые. Всему плохому, что происходило в его жизни, Бык всегда находил виноватых. Сейчас таким виноватым был, безусловно, доктор Луни. Поэтому, едва очнувшись, Бык позвонил ОК. Тот коротко рассказал, как секунданты Быка без особых проблем задержали доктора Луни на выходе из зала. Доктор, как обычно, ведёт себя со странностями, и заявляет, что сам желает видеть Быка и провести какие-то исследования.
- Давай его сюда, и смотри, чтобы не сбежал.
ОК привёл доктора в тот же день вечером. Выглядел Луни, как обычно, словно только что свалился с Луны. Он притащил свой чемоданчик с электроникой и сходу потребовал всю информацию о состоянии Быка, снимки и результаты анализов. Лечащий врач Быка пробовал протестовать, и пришлось пойти на дополнительные расходы. Требования Быка объяснить, что происходит, вызвали неадекватную реакцию доктора Луни. Он начал трястись и, брызжа слюной, понёс какую-то чушь, наполовину состоящую из специальных терминов. Бык понял только, что доктор винит его в отказе от наблюдения за процессом эксперимента. Неизвестно, чем закончилась бы докторская истерика, если бы не дипломатичное вмешательство ОК. Он сумел кое-как объяснить их противоречия взаимным недопониманием и предложил продолжить сотрудничество на новых финансовых условиях. Не будь Бык заключён в гипсовый панцирь, не ныла бы у него вывихнутая челюсть и не трещала бы голова, он нашёл бы, что ответить нервному доктору. Но каждое слово и даже каждая мысль вызывали не только приступы боли в голове, но и наплывы ослабляющей, тошной слабости. Поэтому он, почти не употребляя привычного сленга, согласился с предложенными ОК условиями дальнейшего сотрудничества.
Доктор Луни остался недоволен больничными анализами и сделал свои. Быку пришлось полчаса полежать с какими-то присосками по всему телу. Проводки от них уходили в грубую пластиковую маску-шлем доктора Луни, и что он там видел, невозможно было понять по набору беспорядочных звуков, ругани и неоконченных фраз, которые он выдавал во время исследования.
- Всё идёт по плану, - сообщил, наконец, доктор, - и даже лучше, чем я рассчитывал.
- Что это у вас за план такой? – зарычал Бык. – Я все руки отбил…
- Не надо было уклоняться от контроля! – брызжа слюной, закричал Х.
- Господа, прошу вас, - вмешался ОК. – Криками делу не поможешь.
- В общем так, - продолжал доктор сквозь зубы, - есть два варианта: первый -  полная остановка процесса и восстановление первоначального состояния организма, и второй – продолжать эксперимент под постоянным наблюдением. Но второй вариант скорее всего предполагает отказ от бокса, потому что дальнейшее нарастание энергии, которое по вашей милости вышло из-под контроля, может стать опасным… вернее уже стало опасным и для вас и для окружающих… Не исключено, что со временем я найду способ прекратить неконтролируемый рост энергии и стабилизировать ваше физическое состояние на определённом уровне.
Бык задумался. Он хорошо помнил «первоначальное» состояние своего организма перед началом эксперимента, когда тяжеловес Ательберг, у которого он был вынужден подрабатывать спарринг-партнёром, гонял его по рингу и он чувствовал, как с каждым полученным ударом слабеют ноги, прерывается дыхание и мутится в голове. И что ему  делать в этом «первоначальном» состоянии – по-стариковски играть в гольф и греться у камина?! Ему уже за сорок…, всего только сорок… Далеко не предел! И насчёт отказа от ринга – это ещё посмотрим. Этот чёртов Х ему не указ!
ОК по лицу читал  его мысли и поспешил вмешаться.
- Послушайте, Линней, - заговорил он, пока Бык дёргал щекой и жевал губами, - нужно принять первый вариант. Вы вполне обеспечены, у вас солидные активы, перспективные вложения, недвижимость – всё для спокойной жизни нормального человека. С вашим опытом и славой вы можете открыть свой клуб. Будете спонсировать или продюсировать молодых боксёров…
Последние слова были ошибкой – Бык всё ещё не исключил себя из числа молодых боксёров, несмотря на свои сорок лет.
- Я выбираю второй вариант, - заявил он, и ОК понял, что спорить бесполезно.

Кости срастались медленно, и доктор Луни настаивал на пассивном лечении. Бык молча соглашался и выполнял все предписания докторов, но с каждым днём, приближающим выздоровление, он чувствовал, как чёртова энергия всё круче кипит в нём и, как в закупоренном котле, постепенно копится, растёт, распирает его изнутри и, в конце концов, может сорвать крышку, а то и вовсе разорвать к чёртовой матери котёл. Энергия рвалась наружу, требовала выхода. Это напомнило Быку ломку, которую он пережил в молодости, не в меру увлёкшись кокаином. Но кокаиновая ломка требовала наркотиков, а теперешнее его состояние требовало избавления от переполнявшей его энергии. Он говорил об этом доктору Луни, тот давал какие-то таблетки, которые несколько смягчали мучительное ощущение, но не избавляли от него. Каждое утро вместе с Быком просыпалось это ощущение чего-то лишнего в организме, чего-то, что надо выплеснуть, извергнуть, выпустить из себя.
Он стал невыносимо груб со слугами, с ОК, с доктором Луни, орал на них, ломал мебель, бил посуду. Это немного ослабляло внутреннее напряжение, но не снимало его. Наступило время, когда делая утреннюю гимнастику, Бык стал замечать, что боль в его переломах утихает. Он провёл пробный «бой с тенью», постепенно увеличивая скорость и резкость ударов. Было больно, но вполне терпимо, а главное, простой «бой с тенью» на короткое время снял ломку. После этого тайком от доктора Бык стал ходить в  свой спортзал. Первые опыты оказались неудачными. Удары по мешку отдавались болью в местах переломов и тупыми толчками боли в голове. Но одновременно Бык испытал облегчение, как будто приоткрыл аварийный \ предохранительный клапан в том самом котле, где кипела его энергия. Он продолжал тренировки, и постепенно приучил себя не замечать боли. Но скоро он заметил, что тренировки только на время снимают его «ломку», и чем больше он тренируется, тем быстрее и интенсивнее восстанавливается и растёт в нём энергия.
 
Возвращаясь из спортзала, Бык чувствовал приятное расслабление, «отходняк» и очень надеялся, что успеет сегодня нормально уснуть прежде, чем «ломка» начнётся вновь. Он раскинулся на заднем сидении своего лимузина, и лениво смотрел на пролетающие мимо огни фонарей, витрин, реклам, на тёмные группы прохожих… Лимузин постепенно снижал скорость и скоро пополз за постоянно загорающимися и гаснущими фонарями идущего впереди «Шевроле».
- Что там, Мак? – проворчал Бык.
- Боюсь, что пробка, сэр, - нервно ответил водитель. Он знал, что в случае пробки Бык Линней всё своё раздражение обрушит на него. Машины продолжали ползти. Мак включил навигатор и в полголоса выругался.
- Я перед выездом проверял, - оправдываясь, сказал он, - никакой пробки не было, а сейчас весь проспект красный.
- И некуда свернуть? – спросил Бык. – Может быть к дому ОК?
- Только на перекрёстке с 9-й, а до него две мили…
Бык скрипнул зубами и закрыл глаза. Раздражение от неожиданной пробки прогнало возникшее после тренировки ощущение покоя, и где-то не слишком глубоко внутри, возникли первые слегка припекающие признаки «ломки». Они поднимались из глубины его сознания, всплывали, как дерьмо в проруби, раздражали, пугали, предсказывали новые мучения. Бык достал и бросил в рот две таблетки из тех, что давал ему доктор Луни, и запил водкой из бара. Не помогло. Ломка немного затормозила, но продолжала приближаться. Возник знакомый симптом, который Бык называл «тянучкой». Сидеть без движения становилось невыносимо. Захотелось обратно в спортзал, или просто на улицу или вообще куда-нибудь, чтобы что-то делать, двигаться всё равно, куда и зачем. Справа показалась узкая пешеходная улочка, перегороженная каменными вазами с засохшими кустами…
- Останови здесь! – сказал Бык, сдерживая раздражение.
Мак поспешно принял влево, грубо подрезая «Чероки» в крайнем ряду. Джип яростно засигналил, но Мак продолжал втираться в полосу перед ним, а Бык опустил стекло и стал орать на водителя джипа, выдавая весь запас ругани, изливая всё более нараставшее в нём раздражение. Мак прижался к тротуару и остановил машину. Бык отхлебнул прямо из горлышка и закрыл бар. Хотелось выскочить и сцепиться с водителем проползавшего мимо джипа, и Бык тянул время, чтобы этого не случилось. Он прекрасно понимал, чем может закончиться такая стычка.
- Поезжай домой, - сказал он водителю. – Я прогуляюсь. Надо будет – позвоню.
Он вышел из машины и с сожалением посмотрел вслед удаляющемуся джипу. В голове мутилось и «тянучка» потащила его в незнакомую улочку, заставила перепрыгнуть через куст, едва не сбив с ног проходившую женщину.
- Осторожней, Джек! – сердито крикнула она. – Прыгаешь, как козёл.
- Пошла ты на хер, Бетси, - огрызнулся Бык. – Твоё счастье, что ты женщина…

Не углубляясь в улочку, Бык почти бегом добрался до ближайшего бара. Конечно, можно было выпить и в машине, и выпить чего-нибудь получше, чем «Белая лошадь» или дешёвый «Джемисон», которыми были уставлены полки за стойкой, но Быка почти непроизвольно тянуло двигаться, тянуло туда, где были люди. Мысль о том, чтобы напиваться и коротать вечер дома у телевизора была до тошноты противна.
В баре было полутемно и тихо. Вокруг единственного биллиардного стола бродили четверо подпитых игроков, за стойкой, подперев щеку рукой, скучала проститутка, за столиками вразброд сидели парочки и небольшая компания наркоманов что-то обсуждала в углу. Бык уселся за стойку и обежал взглядом бутылки на полках. Проститутка косо посмотрела на Быка, но профессиональным чутьём определила его бесперспективность и вернулось к своему бокалу. Бык потребовал Двойной «Макаллан», заранее зная, что в этой забегаловке элитного виски не будет.
- Извините, сэр, «Макаллана» нет, - сказал бармен. – Могу предложить «Ардбед». Специально держу для ценителей.
Как и проститутка, бармен профессиональным чутьём уловил в поведении и интонациях Быка угрозу своему заведению.
- Давайте, что есть! – громко ответил Бык, оглядываясь. – Я так и знал, что в этом крысятнике ничего приличного не найдёшь.
- Зря вы так, сэр…
- Заткнись и наливай!
Компания у биллиарда остановила игру.
- Э-э, да я знаю этого грубияна! – воскликнул плечистый парень в футболке, демонстрирующей мощные бицепсы. – Ты же Глуми Бык! Эй, говорят, тебе рёбра поломали! И как оно? Скоро оклемаешься?
- Не твоё дело, - огрызнулся Бык. – Заткнись и гоняй свои шары!
Он чувствовал, что надвигается, приближается то, чего надо избежать и сделать это немедленно, пока кипение внутри не сорвало ему крышу. Не заводиться! Уходить и уходить по-быстрому… Но тут он с жутким чувством неизбежности понял, что не управляет собой. Понял, что этот парень послан ему на погибель, на горе и в наказание…
- Не заводись, Гарри, - сказал бармен. – Ваш виски, сэр. Для нас большая честь…
- Да он нахал, - сказал Гарри как будто с удивлением. – Ты думаешь, если научился махать кулаками, так можешь грубить где попало?!
Трое его приятелей подтянулись ближе. Бык одним глотком прикончил свою рюмку. Виски «не пошёл», обжёг горло. Бык закашлялся, Гарри презрительно хмыкнул.
- Да ты и пить толком не можешь.
- Заткнись, - хрипло пробормотал Бык.
- Опять грубишь.
- Эй, парни! – сказал бармен. – Мне не нужна поломанная мебель и битая посуда. Или валите на улицу, или я вызываю копов. Мне даже звонить не надо, у меня тут кнопка.
Он указал куда-то под стойку.
- С вас пятьдесят баксов, сэр.
Бык не глядя, бросил на стойку деньги, слез со стула и повернулся к выходу. Оставалась ещё маленькая надежда, что Гарри отстанет. Но этой надежде противилось желание пустить, наконец, в ход кулаки, разрядиться, укротить на время кипение внутри. Однако, Гарри всё понял по-своему.
- Ага, - сказал он, - значит так. Хорошо. Послушный мальчик.
Он повернулся и пошёл к двери. Бык двинулся следом. Сквозь нарастающую злость он почувствовал новый симптом своей болезни – у него начали чесаться кулаки, и неприятный зуд распространился от плеч к кистям, они словно наливались тяжестью. Бык прислушался к этому ощущению и пропустил момент, когда Гарри, едва выйдя за дверь, резко развернулся и по-футбольному ударил его ногой в промежность. Адская боль согнула Быка пополам, и в этот момент Гарри одновременно с двух сторон ударил его ладонями по ушам. Бык упал на колени. От боли в промежности, соединившейся с оглушительным звоном в голове, он на какое-то время потерял сознание, и придя в себя не сразу сообразил, почему лежит на холодном асфальте, а над ним возвышаются гигантские фигуры людей.
- Ты думал, я буду драться с тобой так, как ты умеешь, как тренировался всю жизнь? Кулаками? Так хотел, сукин сын?! – кричал Гарри. - Я не дурак! Я буду бить тебя так, как умею я!
Удар ногой в бок был болезненным, но не очень и, как ни странно, он оживил Быка, заставил собраться, и вдруг вся энергия, парализованная внезапной болью, вскипела и взорвалась в нём, подбросила и поставила на ноги. Гарри так и не успел понять, как Бык оказался на ногах, потому что умер в следующую за этим секунду. Бык ударил его правым хуком в голову, не целясь, и его кулак, сломав лицевые кости, застрял в черепе, превратив мозг в кровавую кашу. Бык рванул на себя руку с повисшим на ней вздрагивающим телом, но только со второй попытки смог освободиться от впившихся в кулак осколков костей. Один из приятелей Гарри, оступившись, упал и теперь отползал задом в темноту, двое других, парализованные зрелищем, замерли на месте, и только бармен, наблюдавший драку через открытую дверь, до боли давил на кнопку полицейской тревоги.
Бык брезгливо вытер руки о штаны. Ломка ещё не прошла, но «отходняк» его  держался в той блаженной стадии освобождения, которая в эти минуты больше была похожа на состояние, предшествующее «приходу». Сейчас особенно ярко проявлялась аналогия его состояния переживаниям наркомана, выходящего из ломки. Бык вдохнул полной грудью, энергия бушевала в нём, словно чувствуя близкий выход. Он повернулся к приятелям Гарри. Они уже вышли из столбняка, но всё ещё не осознали случившегося и стояли, глядя округлившимися глазами на изуродованную голову Гарри…
Бык двинулся вперёд, но в это время в начале улочки взвизгнула полицейская сирена, по тёмным стенам заметались красно-белые отблески. Машина косо перекрыла дорогу, и голос из мегафона проорал, глуша остальные звуки улицы.
- Всем стоять! Руки за головы!   
Бык повернулся к новому врагу, к досадному препятствию, нарушавшему процесс его излечения. Двое патрульных медленно приближались, небрежно покачивая пистолетами. Бык бросился вперёд, одним прыжком преодолев метры до ближнего полисмена, ударом в предплечье сломал ему руку, пистолет полетел на землю, а Бык уже развернулся и бросился на второго. Тот успел выстрелить, но Бык бессознательно, автоматически сделал уклон влево, и пуля только чиркнула по волосам над ухом. В следующий момент он в прыжке ударил свингом в голову полицейского, превратив её в месиво из костей и крови.
Ловить Быка Линнея было не трудно. Избавившись от ломки, он расслабился и начал соображать. Окружённый стволами прибывшего подкрепления, он без особого сопротивления позволил избить себя, надеть наручники и запихнуть в машину. На допросе дал признательные показания об убийстве Гарри и полицейского, которые совершил в болезненном состоянии, и требовал вызвать своего лечащего врача.  Будущее интересовало Быка вовсе не предстоящей тюрьмой. С тюрьмой он смирился уже в моменты блаженного освобождения от ломки, которые испытал, стоя над трупом полицейского. Но уже в машине по дороге в отделение в ощущение внутренней свободы начало червём вгрызаться раздражение, предшествующее новой ломке. Это пугало до чёртиков! Слишком быстро…
Используя своё право на телефонный звонок, он позвонил ОК и потребовал срочно найти доктора Луни.
- Надо, чтобы он побыстрее привёл меня в норму! – кричал Бык. – Это ****ское состояние снова приближается. Я по уши в дерьме и не знаю, что ещё могу наделать.
ОК тут же, не прерывая разговора, перезвонил по другой линии доктору Луни. Молчание, которое за этим последовало, совсем не понравилось Быку.
- Какого чёрта ты молчишь? – заорал он в чёрную тюремную трубку. – Когда он приедет? Надо быстрее. Пусть захватит все свои отравы и вернет меня в норму. Мне нужен первый вариант!
- Эта скотина допилась до белой горячки, - раздражённо ответила трубка. – Сейчас у него алкогольный психоз и когда это кончится неизвестно.
Быку сразу стало страшно. Он знал что такое белая горячка, знал, что быстро от неё не избавиться, а психоз и вовсе отодвигал выздоровление в неопределённое будущее. Бык лихорадочно искал выход.
- Ты давай, не психуй, - заговорил ОК прежним нудным тоном. – Я сейчас же еду к нему в больницу. Может, он придёт в себя и хоть расскажет, что делать. Наверное, у него где-то есть нужные препараты. Я найду. А ты там держись.
Бык с треском швырнул трубку на рычаг. ОК выключил телефон и бросил его на диван.
- Да ну его к чёрту, - сказал он, словно продолжая разговор. – Сколько можно с ним  возиться. Всё равно конченный.

Камера, куда бесцеремонно впихнули Быка, была отгорожена от прохода решёткой с дюймовыми прутьями и меблирована, кроме унитаза, привинченным к полу топчаном. Бык повалился на топчан, и в какое-то мгновение ему показалось, что он засыпает, но это состояние длилось недолго. Уснуть не получалось. Несмотря на то, что тело его было избито полицейскими дубинками, кулаками и ботинками, Бык не чувствовал слабости,  усталости и даже боль притупилась и словно отодвинулась в глубину его ощущений, вытесненная наплывами возрастающей энергии.
Вчера в драке он нанёс всего два удара, проломив физиономию Гарри и раздробив череп полицейскому. Сломанная рука второго копа была не в счёт. Теперь правый кулак сильно болел, кожа на нём в нескольких местах была ссажена и лопнула. Тюремный лекарь, с садистским удовлетворением слушая вопли Быка, залил окровавленные раны йодом и кое-как зашил, но они продолжали сочиться кровью и сукровицей. Грязный бинт промок, но когда Бык попросил сделать ему перевязку, надзиратель только ухмыльнулся.
- Тебя, урода, надо было вообще замочить там на месте. Жаль, что меня там не было.
Бык бросился на решётку и начал её трясти, захлёбываясь проклятьями. Дюймовые прутья прогибались под его руками, вверху в месте их крепления треснула и посыпалась вниз штукатурка.
- Ах ты сука! – крикнул надзиратель. – Буянить вздумал?!
Шокер в его руке сверкнул белой молнией и десятитысячный разряд отшвырнул Быка к стене, на время погрузив его в спасительный обморок. Но длилось это недолго. Придя в себя, он почувствовал, что кипение энергии в нём, словно подстёгнутое ударом тока, бурлит и распирает его изнутри. Его вырвало, но легче не стало.
- Очухался, сволочь? – сказал надзиратель. – Блевотину вытрешь сам. Рубашкой или штанами, если ещё не обосрался.
Бык уже плохо соображал. Обрывки каких-то мыслей утонули в пелене ярости, и не было ничего кроме этой ярости и потребности разрушения. Он снова бросился на решётку, бросился всем телом, левым боком вперёд, одновременно нанося правым кулаком удар по прутьям… Решётка прогнулась от бешенного натиска, несколько прутьев выскочили из креплений на потолке. Надзиратель испуганно отскочил назад и снова ударил шокером…
Очнувшись, Бык увидел на руках и теле под разорванной рубашкой кровавые полосы. Потом пришла боль. Левое плечо, которым он врезался в решетку, болело. Рука не действовала. Бык схватился за плечо правой рукой и заорал от боли – правая кисть была разбита и сломана в нескольких местах, а плечо, как он успел почувствовать, состояло из беспорядочных осколков костей…
Он валялся на полу, а по ту сторону изуродованной решётки выстроился целый взвод полицейских с направленными на него пистолетами.
- Только попробуй ещё раз, - злобно процедил полисмен с сержантскими нашивками. – Мы из тебя дуршлаг сделаем.
Бык помотал головой, пытаясь сообразить своё положение. Не получалось. Мыслей не было, не было злости и желания драться, были только боль и страх, страх от того, что, несмотря на изуродованное тело, энергия в нём продолжала нарастать, страх от того, что он не мог представить, чем это нарастание может закончиться. И даже боль во всём теле и предстоящая тюрьма сейчас не имели значения…
По ту сторону решётки появился лейтенант с какой-то тонкоствольной винтовкой. Он деловито отстранил полисменов и, почти не целясь, выстрелил Быку в грудь. Бык почувствовал укол, как от шприца, и камера поплыла вокруг него…
Бык снова очнулся и успел пожалеть об этом. В первый момент пробудившееся сознание жалобно запросило помощи изломанному телу… Но уже в следующее мгновение волна ярости смыла жалкую беспомощность. Он лежал скованный наручниками и привязанный к тюремной койке. Короткие мысли, успевшие возникнуть в голове, пропали в ослепительном белом свете, который, вспыхнув, затопил и сжёг его сознание. Бык рванулся, разрывая ремни и ломая себя, наручники до кости резали кожу на запястьях, с хрустом ломались рёбра, правая рука с кое-как забинтованной кистью таскала за собой бессильно болтавшуюся левую… И всё же Бык сорвался с привязи и бросился на решётку, ударился в неё правым локтем и грудью, левая рука, поднявшись за правой на наручнике, оказалась между его телом и решёткой и была раздавлена в лепёшку. Решётка, пострадавшая от прежних его натисков, рухнула в проход и Бык упал сверху…

Загипсованный и прикрученный ремнями к больничной койке, Бык был неподвижен только в короткие периоды действия транквилизаторов. Остальное время он порывался встать, ломал гипс на плечах и руках, орал что-то бессвязное, звал ОК и проклинал доктора Луни. Психиатры констатировали полную невменяемость, терапевты и невропатологи ничего не могли понять и только разводили руками. Полиция приостановила расследование.
Конец наступил, когда Бык в очередном припадке порвал ремень на груди, сломав при этом грудину и пару уцелевших рёбер. Обломок одного из них острым концом разорвал аорту.
- Чёрт знает что! – сказал на следующий день прозектор. – За ночь он даже не окоченел, наоборот, температура поднялась до 43 цельсия?! Это в физически мёртвом теле! Если так пойдёт дальше, оно просто само себя сварит.

 ОК всё же позвонил доктору Луни, когда того кое-как откачали и выпустили из клиники. Доктор недолго слушал и, ничего не ответив, выключил телефон. В больнице, куда был доставлен Бык, ему сообщили о смерти чемпиона, и Луни пожелал увидеть тело бывшего пациента. Однако уже в коридоре морга, почуяв запах протухшего мясного бульона, доктор Луни повернул назад.
- Эксперимент не удался, - пробормотал он, доставая из кармана фляжку с коньяком.